Григорий Кроних - Неуловимые мстители. Конец банды Бурнаша
– А ничего, ступай. – Бурнаш прикрыл за ним дверь и повернулся к Лютому. – А ежели другой документ надо, то имеется бумага – письмо от батьки его – Семки Кандыбы. Мнительный ты стал, Сидор, ой мнительный, – атаман похлопал казака по плечу. – Уже и мне не веришь.
– Я глазам своим верю.
– Сидор!
– Сколько у тебя этот казачок? Как я уехал – недели две? А теперь прикинь, что за это время было!
– Ну?
– Сотня Илюхи Косого в Волчей балке на засаду напоролась, случайно? Меж коней мор пошел – водой отравленной поили! А сегодня за хлебом посылал – ни зернышка! Как по уговору. Засланный к тебе казачок – лазутчик.
– Устал ты с дороги, вот тебе и мерещатся всюду враги, – сказал Бурнаш. – Иди, отдыхай.
– Добро… добро, атаман.
Данька успел отскочить от дверей и взяться за сапог, которым раздувал самовар прежде, чем Лютый распахнул дверь. Бандит задержался рядом с казачком.
– А ты, щусенок, поди и панихидку по мне справил.
Данька как ни в чем не бывало работал сапогом, словно кузнец мехами.
– О чем это вы, дядя Сидор? Спутали с кем-то?
– А может, и спутал…
Лютый зашел к себе в хату и зло швырнул маузер с саблей на койку. Сел к столу и выпил стакан горилки.
– Игнат!
Из сеней прибежал бородатый мужик, исполнявший роль денщика, и принес новый штоф с самогоном.
– Жеребца седлай, – приказал Сидор, – а с казачка глаз не спущай. Пропадет – шкуру с тебя спущу!
– А чего ему пропадать-то? – удивился Игнат.
Лютый сгреб мужика за грудки и притянул к себе.
– Выкрасть могут Гриню нашего.
– Это кто же?
– Сволочи красные. Понял, Игнат?
– О, Господи, о, Господи… – запричитал, крес тясь, мужик.
– Ну, ступай, – отпустил его Сидор.
Сам схватил штоф и хлебнул прямо из горла.
* * *Данька уже почти час бродил по станице. Он заметил, что за ним всюду тенью следует Игнат – денщик Сидора. Значит, не поверил атаман до конца в легенду о Григории Кандыбе. Это не самое страшное. Данькину руку жгла записка, которую надо было срочно передать в условленном месте Ксанке. В ней говорилось, что воскрес Лютый, а самое главное, Бурнаш захватил в станице Медянке заложников и если их не спасти, то завтра будет поздно. Данька разрывался: если Игнат увидит передачу записки, то хлопец рассекретит не только себя, но и сестру, а если переждать время, то погибнут ни в чем не повинные заложники.
Данька кружил по улицам, здоровался с казаками, перекидывался репликами, а сам думал только о том, на что решиться. Он опять вышел к штабу, на завалинке которого сидела компания бурнашей с Савелием во главе. Данька поздоровался и устроился рядом.
– …Да я поначалу и сам не поверил, – рассказывал казак, – а вот глянул в стороны: гроб с покойничком летает над крестами! А вдоль дороги мертвые с косами стоят, – Савелий даже показал как, – и-и… тишина!
– Ну да! – заржали казаки. – С косами!
– Ну, ты даешь!
– Берегись! Берегись! – донесся вдруг сумасшедший крик.
– Лошади понесли, – сообразил кто-то из казачков.
На улице показалась бешено несущаяся тачанка.
– А-а! – крик замер на Настиных губах.
Данька увидел вдруг побледневшую, как бумага, девчонку, которая с ужасом смотрела на своего младшего брата, барахтающегося в придорожной пыли вместе с двумя приятелями. Неуправляемая тачанка летела прямо на них. Данька бросился наперерез и повис на шее одного из коней. Повозка остановилась за пару метров от детей. Парень разжал враз онемевшие руки и опустился на землю. Настя схватила брата и убежала во двор.
– Гришенька! Гриша! – к хлопцу подбежал перепуганный Игнат. – Не зашибся? Не зашибся, слава тебе, Господи… Сволота! Глаза залил, паразитина! – Мужик бросился на пьяного возницу и стал мутузить его прикладом винтовки. – Скажу Лютому, он тебя…
Данька воспользовался моментом и нашел Настю во дворе, за сараем.
– Ты как?
Она кивнула.
– А Коська?
– Спасибо, – сказала девчонка. – Только не подходи ко мне… Из-за тебя все…
– Из-за меня? – поразился Данька.
– Из-за вас – бандитов проклятых, – выдохнула Настя и по ее щекам полились слезы. – Не подходи, никогда не подходи!
– Да в чем дело? Твой брат цел…
– Я про него на дороге забыла, потому что о тетке Анисье горевала. Вы ее с другими нынче в церкви заперли. Родная она мне…
– На, прочти, – Данька протянул девушке записку.
– Что это, Гриня?
– Эту бумагу надо передать красным, – твердо сказал парень. – Они спасут твою тетку и других заложников. Поняла?.. Не плачь.
– А откуда ты знаешь?
– Я ж тебе говорил, что не такой, как они, – Данька подсел на скамейку и обнял Настю за плечи. – Поверь мне. Только эта записка может помочь твоей тете. Передашь?
Настя кивнула и прильнула к хлопцу. С самого начала чуяла она, что он – особенный.
– Выйдешь на околицу – повернешь вправо, – начал инструктаж Данька, – там стоит дерево старое, все посохшее. Прокукуешь три раза, петух отзовется…
19
Едва после обедни отец-настоятель дошел до трапезной, как следом прибежал монах Иннокентий.
– Чего тебе, брат? Уж не спешишь ли ты сообщить, что брат Захар подстрелил из своего фугасного ружья куропатку и мне стоит прочесть лишний раз «Отче наш» и «Дева-Мария радуйся», дабы успели приготовить ее нежное мясо?
– Нет, батюшка, – опешил Иннокентий. – Гости пришли, в ворота стучат.
– Сильно ли стучат?
– Не сильно.
– Много ли гостей?
– Трое, отче.
– Пускай стучат, – разрешил отец-настоятель. – Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Теперь пора обедать. Ступай, брат.
– Но они говорят, что не хотели бы взрывать монастырские ворота, только чтобы передать вам, владыко, записку от отца Миколы.
– Сие разумно, – согласился настоятель. – Пусть ворота отопрут.
Брат Иннокентий убежал передать распоряжение монахам-привратникам.
Когда отец-настоятель вышел к гостям, то увидел, что посреди монастырского двора стоят трое подростков. Одеты просто, однако в поводу держат хороших коней. До войны у монастыря была конюшня, и настоятель любил совершать верховые прогулки.
– Здравствуйте, отроки.
– Здравствуйте, батюшка, – сказал Валерка. – У нас к вам письмо.
– И бомбы, кажется?
– Время такое.
Настоятель взял бумагу и прочел послание.
– Отец Микола пишет, что вам нужна моя помощь, и вы из красного отряда?
– Да, – кивнула Ксанка.
– Хотелось бы верить, что пришли вы за благословением Божим, но опыт подсказывает мне, что за хлебом.
– Благословение ваше нам без надобности, – заявил Валерка, – и хлеб тоже.
– А коней – каких казачки забрали, а остальных давно съели, – развел руками отец-настоятель. – Прощайте, отроки.
