Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
Царица обернулась, кивнула рабам, и двое из них вышли, но почти сразу вернулись. Они несли, взяв за два конца, огромный лук, сработанный из мощной дубовой ветви, скорее даже из тонкого ствола молодого дуба. Лук был хорошо отполирован и украшен резьбой, медные крючья для тетивы на его концах вызолочены, но позолота от времени наполовину стерлась. Тетива была закреплена на одном конце и свисала свободно.
— Этот лук, — проговорила в наступившей тишине Пенелопа, — этот лук мой муж, царь Итаки Одиссей, вырезал и согнул двадцать два года назад, Тогда ему было девятнадцать лет, как сейчас нашему сыну. Телемак, ты смог бы сейчас согнуть и натянуть лук твоего отца?
— Нет, мама! — твердо ответил царевич. — Боги не дали мне такой могучей силы. Я не согну этот лук.
— Ну вот, — улыбаясь, Пенелопа снова осмотрелась и увидела досаду и злость на многих лицах. — Я хочу, чтобы царство Одиссея досталось сильному и меткому человеку. Хочу, чтобы он был таким же богатырем, каким был Одиссей. Я предлагаю каждому из вас попробовать. И тот, кто сможет согнуть лук, надеть на него тетиву и натянуть его, а затем выстрелить так, чтобы стрела прошла через вон те девять браслетов, — тот и станет моим мужем и царем на Итаке.
Зал снова заколыхался от шума, и снова царица подняла руку.
— Повторяю, я разрешаю попробовать всем — всем, кто находится в этом зале. И если не победит ни один, тогда придется назначить другое испытание, которое будет уже легче. Но только в этом случае. Итак, мои достойные гости, я жду. Кто первый?
Все разом замолчали. Женихи переглядывались, взглядами оценивая друг друга. Не все из них были воинами, но владеть оружием умел каждый, и все сразу поняли, ЧТО им предлагают сделать. Лук был для богатырской руки, и большинство женихов тут же поняли, что не стоит и пытаться… Лишь человек двадцать из пятидесяти решили испытать судьбу.
— Пожалуй, я рискну! — проговорил Аросий, поднимаясь и выходя вперед.
Он был не молод, однако в его фигуре и движениях ощущалась немалая сила, и все затаили дыхание, когда он взял в руки огромный и тяжелый лук. Он поставил его вертикально, прижал ногой нижний крючок и что есть силы надавил сверху грудью, всем весом, при этом напрягая руки, которыми сжал верхнюю часть лука. Толстый дубовый ствол чуть-чуть подался, и жених попытался достать петлей тетивы, которую держал в левой руке, до верхнего крючка. Напрасно! Петля не дотягивалась, и сколько ни старался Аросий, согнуть лук сильнее ему не удалось.
— Ну, я остаюсь без жены! — воскликнул он, махнув рукой и тыльной стороной ладони стирая со лба пот. — Пускай другие пробуют, если у кого сил много!
Следующим вызвался Амфион, но ему не удалось даже чуть-чуть согнуть могучее оружие. Эвримах не придумал ничего лучше, как стать ногами на середину лука и, изогнувшись, зажав в зубах петлю тетивы, руками с двух сторон попытался согнуть лук под собой. Зрелище было преуморительное, тем более, что лук, разумеется, стал выскальзывать из-под ног жениха, и весь зал покатился от хохота. В какой-то момент Эвримаху показалось, что упрямый лук согнулся достаточно, и он перехватил тетиву левой рукой, но для этого лук пришлось выпустить, и все усилия жениха пропали даром. Он отчаянно выругался и, плюнув, оставил свои усилия.
— Ну, не хочешь попытаться? — спросил Алкиной Лейода.
— Мне его не согнуть! — отмахнулся тот. — Одна надежда, что его не согнет никто, и тогда посмотрим, что будет за новое состязание. Еще полтора десятка человек попытались бороться с одиссеевым луком, и всех постигла неудача. Алкиной пробовал одним из последних, и перед тем, как сгибать лук, смазал его салом и разогрел над огнем светильника. Ему казалось, что старое сухое дерево станет тогда более податливым. Молодой итакиец был очень силен, и ему удалось согнуть толстую дубовую ветвь, пожалуй, больше, чем всем остальным. Стиснув зубы, обливаясь потом, он всем телом наваливался сверху на лук, левой рукой притягивая к медному крючку тетиву. Она впилась в его пальцы, по ним стекала кровь, но молодой человек продолжал тянуть. Еще усилие, еще. Оставалось согнуть лук еще на два-три пальца. Но этого Алкиною не удалось! Со стоном он выпустил мощное ложе, уронил лук себе под ноги и, испустив отчаянное ругательство, выпрямился.
— Ты устроила нам ловушку, царица! — крикнул он. — Но погоди же: тебе так и так придется назначать новое состязание, а его кто-нибудь да выиграет!
— Возможно, Алкиной! — вместо Пенелопы отозвался Телемак, все с той же улыбкой наблюдавший за усилиями женихов. — Но и это еще не окончилось. Кто еще хочет попробовать согнуть лук моего отца и выстрелить из него? Испытать судьбу разрешается всем, кто сейчас в этом зале.
— Царевич, а можно мне? — вдруг вызвался мясник Курий. — Что-то все эти хваленые женихи слабоваты! Можно, я попытаюсь?
Телемак испугался. Могучий раб вполне мог справиться с луком, и тогда заговорщики могли угодить в свою собственную ловушку… Юноша думал, как ответить дерзкому мяснику, но тут Пенелопа незаметно наступила ему на ногу и еле слышно шепнула:
— Пускай, пускай! Если он его и натянет, то все равно не попадет в кольца. Стрелять он не умеет.
Царевич перевел дыхание.
— Не слишком учтиво с твоей стороны, Курий, свататься к своей хозяйке, но слово царицы неизменно. Пробуй.
Курий был очень силен, но не слишком ловок. Первым рывком он сумел согнуть лук почти так, как было нужно, но не сумел перехватить тетиву, и толстое древко тут же вырвалось из его рук и вновь разогнулось. А со второй попытки он уже не смог надавить достаточно сильно. Тем не менее, зал, поднявший было раба на смех, шумно его приветствовал. Огорченным женихам было даже весело, что после их поражения к надменной царице сватается ее собственный мясник.
— Ну! — воскликнула Пенелопа. — Я вижу здесь нет никого, кто мог бы равняться силами с Одиссеем. А потому…
— Послушай, царица! Дай попробовать мне! — раздался в это время звучный молодой голос.
И, к изумлению всех, вперед протиснулся и стал перед Пенелопой юноша-поводырь, пришедший во дворец со слепым стариком.
— Ты? — с удивлением проговорила женщина, взглядом невольно окидывая юношу и отмечая, что, несмотря на жалкий вид его лохмотьев и измазанное грязью лицо, он, безусловно, очень красив.
— Но ведь сказано было, что можно всем, — поводырь говорил, а его синие глаза лукаво улыбались царице. — Значит, и я могу… Да?
В зале послышался хохот.
— Пусть, пусть этот заморыш покажет свою богатырскую силу! — завопил кто-то из женихов. — Не иначе, он тут же и выиграет!
— Это — наглость и свинство! — крикнул другой. — Как смеет какой-то грязный нищий тягаться с нами? Мало нам идиота-мясника, так еще терпеть этого попрошайку?! Гнать его палками!
