«Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых
Председателю суда А.Ф. Селецкому явно не нравились вопросы и сам метод ведения защиты, и он попытался ограничивать полковника Калинина в его стремлении расширить круг свидетелей. В частности, он отказался занести в протокол показания командиров донских дивизий генералов А. К. Гуселыцикова, А.Т. Сутулова и Г.И. Долгопятова, которые удостоверили, что в результате чтения казаками их дивизий газеты «Донской вестник» никаких беспорядков в этих частях от этого не произошло. Эти показания генералов совершенно опровергали формулировку обвинения по той части 145 статьи, которая предусматривала смертную казнь, поэтому вполне понятно почему председатель суда отклонил эту просьбу защиты.
На заседании 4 мая начались прения сторон. Прокурор военно-морского суда генерал-майор И.С. Дамаскин, кстати близкий товарищ адвоката подсудимых полковника Калинина, на основании показаний «честного русского журналиста» Бориса Ратимова считал обвинения вполне доказанными и требовал «назначить подсудимым одно из наказаний, указанных в последней части 145 ст. Воинского устава о наказаниях, в числе которых значится и смертная казнь»[129].
Адвокат подсудимых полковник Калинин наоборот считал вину своих подопечных недоказанной и требовал оправдательного приговора. «Мне бы хотелось одного, – заключил свою речь адвокат, – а именно: да совершится правосудие. Страшное время переживаем мы – время беззаконий и произвола. Только еще в судах блистает маяк правды и законности. Пусть же будущий историк казачества, когда станет изучать этот бесспорно исторический процесс, скажет, что при постановке приговора по делу донских вождей зеркало правосудия сияло перед судьями своим лучезарным светом»[130].
Подсудимый генерал В.И. Сидорин в своем последнем слове довольно объективно рассказал о своих боевых заслугах перед донским казачеством и белым движением в целом, просил вынести оправдательный приговор и обещал «после процесса работать на благо казачества, только в иной форме, а не в той, как до сих пор, и отвергаю утверждение прокурора, что донское казачество добивалось «похабного мира» с большевиками»[131].
Последние слова подсудимого были встречены дружными криками «правильно!» со стороны собравшихся в зале сторонников опальных донских генералов. Председатель суда А.Ф. Селецкий, бдительно следивший за поведением казаков, тут же пообещал очистить от них зал, если крики не прекратятся.
Генерал А.К. Кельчевский, весь судебный процесс безмолвно-отрешенно просидевший на скамье подсудимых, в своем последнем слове сказал: «Я прошел в жизни все стажи, от артиллерийского подпоручика до профессора Академии Генерального штаба, командующего армией в Первую мировую войну и военного министра Южнорусского правительства. Теперь, по милости «честного русского журналиста», мне предстоит пройти еще и тюремный стаж. Но я уверен, что вы, господа члены особого присутствия, признаете меня не подходящим для этого стажа»[132].
В течение всего судебного процесса из Большого дворца Правителя и Главнокомандующего Крыма звонили по телефону, справляясь о ходе суда. Во всех крымских газета по приказу Врангеля была установлена цензура на публикацию статей, касающихся этого процесса. Цензоры пропускали к печати только самые сухие отчеты. Но мало кто верил в то, что подсудимых осудят сурово, ибо в Белом стане в течение всей Гражданской войны существовала судебная практика в отношении «сколько-нибудь ответственных лиц, уходящая корнями в отдаленные царские времена: осудят и тут же помилуют».
В восемь часов вечера 4 мая суд удалился на совещание для вынесения приговора. Чувствовавший свою вину перед бывшим своим другом донской атаман Африкан Богаевский подошел к генералу Сидорину, который беседовал со своим адвокатом полковником Калининым, и дружески сказал: «Ты не бойся, какой бы ни был приговор, ты все равно спокойно уедешь за границу». Обиженный на атамана Сидорин сухо ответил: «Я и так не боюсь»[133].
Около полуночи был объявлен приговор, который зачитал генерал-лейтенант А.Ф. Селецкий. В нем говорилось: «Особое присутствие признало генералов Сидорина и Кельчевского виновными в бездействии власти, вызвавшем серьезные беспорядки в Донском корпусе, и приговорило каждого из них к исключению из военной службы, к лишению чинов, орденов и воинского звания и всех прав состояния и ссылке на каторжные работы сроком на четыре года»[134]. Пытаясь сгладить неприятно впечатление от приговора, председатель суда А.Ф. Селецкий как ни в чем не бывало подошел к Сидорину и Кельчевскому и почти дружески сказал: «Вы не беспокойтесь… Главнокомандующий смягчит вам наказание». Протянув на прощание руку генералу, Селецкий получил в ответ лишь недобрый взгляд «каторжника» Сидорина.
Осужденные генералы вместе со своим адвокатом и другими соратниками отметили окончание процесса в одном из севастопольских ресторанов. «А ведь право, – поднимая бокал с шампанским, сказал генерал-профессор Кельчевский, – я гораздо меньше волновался на этом суде, чем во время защиты своей профессорской диссертации в Академии Генерального штаба, где, кстати, одним из слушателей тогда состоял гвардейский поручик барон Петр Врангель»[135].
6 мая полковник Калинин от имени осужденных подал кассационную жалобу, указал в ней ряд правонарушений, превративший судебный процесс в обыкновенную административную расправу. Однако военная прокуратура отказалась поддержать эту жалобу, а вскоре и сами генералы Сидорин и Кельчевский просили оставить свою жалобу без последствий, мотивировав это тем, что «пересмотр дела снова привлечет внимание казачьих масс к процессу и вызовет среди них такое настроение, которое совершенно нежелательно, ввиду предстоящего наступления крымской армии, мы просим нашу жалобу не рассматривать».
9 мая барон Врангель утвердил приговор, предварительно побывав в Евпатории, чтобы узнать настроение казаков Донского корпуса. «Принимая во внимание прежние боевые заслуги Донской армии в борьбе с большевиками и по ходатайству донского атамана, заменяю определенное судом генералам Сидорину и Кельчевскому наказание отставлением от службы, без права ношения военного мундира»[136].
Так закончился в Севастополе этот процесс, за которым следили не только в Крыму, но и в Париже, откуда А.Ф. Керенский прислал свое доверенное лицо матроса Федора Баткина. Процесс этот по составу обвиняемых, по общественной значимости многими был назван «историческим» и «единственным за всю Гражданскую войну»[137].
В конце мая 1920 года генералы В.И. Сидорин, А. К. Кельчевский покинули Крым. Уехав из Евпатории, генерал Сидорин прибыл в Болгарию, откуда переехал в Чехословакию, поселившись в Праге, где работал чертежником в топографическом отделе штаба чешской армии, выступая иногда с докладами о состоянии Красной Армии в чешском Генеральном штабе. Затем он попал в Берлин (Германия), где умер 20 мая 1943 года и были погребен на кладбище в Тегеле (4-й квартал, 12 ряд, могила № 18)[138]. Генерал Кельчевский,
