Елизавета Дворецкая - Ветер с Варяжского моря
– Что тебе, Снэульв Мачта? – спросил он.
– Поди сюда, Маленький-Кувшин-С-Широким-Горлом! – ответил Снэульв. – Ты уже позабавил весь ярлов двор, так расскажи и мне что-нибудь занятное.
– Чем же мне тебя позабавить? – спросил Ило, усевшись на пол возле лавки, на которой сидел Снэульв. – Тебе и так сверху все видно!
– Что-нибудь про того купца, к которому Асмунд собрался в гости.
– Или про его красивую дочку! – насмешливо подхватил Маленький Тролль.
Снэульв рассмеялся – он не хотел заговаривать об этом, но Ило догадался и сам. Его проницательности завидовали многие взрослые.
– Кто ей тот рыжий парень? – спросил Снэульв. – Жених?
– Нет, – уверенно ответил Ило. – Иначе к ней не сватался бы Тойво.
– Кто это такой?
– Говорят, он доводится мне братом, – пожав плечами, ответил Маленький Тролль. Так же он мог бы сказать, что это чудовище о трех головах, – примерно так же достойно веры.
– Тот самый, что расшиб голову коряге? – насмешливо спросил Снэульв.
Ило залился хохотом, даже опрокинулся на спину, дрыгая ногами, как играющий щенок. Он умел не только шутить, но и смеяться чужим шуткам. Снэульв нравился ему все больше – жаль будет, если этот парень уйдет из Ладоги вместе с Асмундом.
– Эй, Снэульв! – окликнул тем временем Асмунд. – Завтра мы пойдем к купцу мириться. И ты пойдешь с нами. Но не вздумай затеять там новую ссору. Иначе ты больше не ступишь на мой корабль!
Снэульв тихо хмыкнул про себя и отвернулся. Эта угроза его не слишком напугала – за свое место на весле Асмундова кнерра он не очень-то держался. Но он ни словом не возразил против того, чтобы пойти к купцу. Любопытно, как она теперь посмотрит на него?
– Не очень-то надейся! – тихо и ехидно, как настоящая нечисть, прошептал ему Ило. Снэульв посмотрел на него и в душе содрогнулся – прозрачные глаза маленького финна смотрели прямо ему в душу. – Она – одна дочь у отца, а отец – почти самый богатый в Ладоге купец. Она и не смотрит на таких…
– Ты много знаешь, Маленький Тролль! – так же тихо и серьезно ответил Снэульв, с трудом, но выдержав его взгляд. – А я все же спрошу об этом у нее самой.
Милута был человеком ровного и миролюбивого нрава. Больше всего он ценил спокойствие, так необходимое для успешного ведения торговых дел. Сам он едва ли пошел бы жаловаться на обиду – видел же, что Спех сам во всем виноват, – если бы не Тармо. Чудской старейшина был непреклонен и настойчиво напоминал Милуте об обязанности наказать обидчика.
Через день после драки на торгу Тармо с утра привел лошадей, чтобы забрать Тойво в Чудской конец. На прощание он опять завел с Милутой разговор о тяжбе. А Тойво тем временем неохотно прощался с Заглядой. Он не смел перечить отцу, решившему его увезти, но сам с удовольствием пожил бы еще на Милутином дворе, предоставив свою больную голову ласковым рукам его дочери.
Загляда была, пожалуй, рада, что он уезжает. Чем меньше Тойво нуждался в заботах, тем меньше и сочувствия вызывал в ее душе. Выздоровев, он совсем ей разонравился: он оказался не просто горд, а заносчив и надменен. Почти ни с кем в доме он не разговаривал, отворачивался от Тормода, как будто тот чем-то его обидел. Вежлив он был только с Милутой, его одного признавая за ровню. На Спеха, своего спасителя, он совсем не обращал внимания, полагая, что серебряного обручья, данного Тармо, вполне достаточно. Спех обижался и ворчал, что такого тошного парня Водяной есть и не стал бы, но при самом Тойво помалкивал.
С Заглядой Тойво разговаривал мало, зато часто она чувствовала на себе пристальный взгляд его прозрачных голубоватых глаз. И во взгляде его не было ни тепла, ни даже благодарности за заботы, и Загляде делалось от него неуютно.
На прощание Загляда подала отцу и отъезжающим гостям по чарке меда, а сама отошла, села на скамью под отволоченным окошком, где было светлее, и принялась перебирать сухой горох в решете – на кашу. А Тойво, одетый в новую желтую рубаху с каймой из бронзовой проволоки, подпоясанный новым поясом с медными бляшками, с бронзовыми браслетами на обоих запястьях, покрытый синим плащом е серебряной застежкой – все это привез сыну Тармо, – встал рядом с ней, загораживая Загляду от старших. Тойво молчал, и Загляда молчала, не поднимая глаз. Свои прощальные напутствия она уже высказала, его молчание ее томило, ей хотелось, чтобы он скорее ушел.
– Твой отец скоро будет у нас, в наша весь[80], – медленно заговорил Тойво, и даже его словенская речь стала отчего-то хуже обычного. Загляда вскинула на него глаза и снова опустила лицо к решету, подставив взгляду Тойво свой затылок с прямым тонким пробором в светло-русых волосах. – Пусть ты тоже приехать с ним. Мы тебя будем хорошо принять. Мы хорошо живем – тебе будет по нраву. Да?
– Не знаю, что и сказать, – отвечала Загляда, не поднимая глаз и продолжая перебирать горох. Она понимала, что Тойво неспроста так настойчиво приглашает ее. Ей не хотелось обижать его прямым отказом, но принимать приглашение не хотелось тоже. – Как. батюшка рассудит, так и будет.
– Твой отец – добрый, он хочет, чтобы ты жить хорошо. А у нас много соболь, корова и иное добро. Тебе у нас будет по нраву. Ты хочешь?
Тойво вдруг сел на скамью рядом с ней, крепко схватил ее за руку с зажатыми горошинами и потянул Загляду к себе, заглядывая ей в глаза. Смутившись, Загляда отпрянула и хотела отнять руку, но Тойво не выпускал. Она понимала, о чем он спрашивает, и растерялась от такой настойчивости. Ей было странно и подумать – стать женой чудина, войти в чужой род, говорящий другим языком, верящий в других богов, живущий по другим обычаям. Жить в лесу, не видеть людского оживления Ладоги, покинуть всех близких…
– Пусти! – стыдясь старших, шепотом воскликнула она. – Не дело ты…
– Мой отец тоже думает так! – горячо шептал Тойво. – Он будет говорить с твой отец.
К счастью, Тармо позвал сына. Тойво неохотно выпустил руку Загляды и ушел в сени. А она сжалась на скамье, взволнованно оправляя косу.
– Я не привык быть в долгу, – говорил Тармо на прощание. – И скоро я отплачу тебе сполна за заботу о моем сыне. Мы тебя ждем – ты будешь дорогой гость. И дочь твоя тоже.
Тойво значительно глянул на Загляду – отец подтверждал его слова. Сам Тармо тоже посмотрел на девушку, но она отвернулась. И ее порадовало то, что Милута, благодаря за приглашение, не упомянул о ней. И всем сердцем Загляда была рада, когда гости наконец уехали.
Проводив чудинов, Милута и сам собрался уходить. Уже скоро Тармо должен был вернуться домой, в лесной поселок своего рода, и Милута уговорился ехать с ним за обещанными мехами. Времени оставалось мало, а к поездке нужно было готовиться: пересчитать и уложить товар для обмена, запастись едой, осмотреть лошадей и волокуши.
