Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Партизанские действия наносили неприятелю большой вред. Трудно, наверное, сказать, сколько потерял Наполеон своих солдат за время стоянки в Москве, но Кутузов доносил государю, что за 10 дней было захвачено более пяти тысяч. А сколько осталось убитыми, раненых? Может быть, не менее того. Особенно тяжко доставался французам фураж для лошадей. Их отряды, рассылаемые за сеном, истреблялись или партизанами, или крестьянами. Наполеон отдал приказ, чтобы за фуражом посылались сильные отряды, с артиллерию, но от этого ослаблялись его главные силы. Вместо отдыха, который сулили войскам, их служба становилась горше, чем была в походе. Часть французской армии, которая занимала Москву, в особенности гвардия, успела отдохнуть; она запаслась теплой одеждой, ела солонину, сухари; была и водка. Те же войска, которым пришлось стоять не в самой Москве, бедствовали страшно. Солдаты французского авангарда несли тяжелую аванпостную службу, делали далекие фуражировки, а ели крупу и конину. Если попадалась изредка рожь, либо пшеница, то они толкли зерно на камнях и варили из него похлебку; соли почти не было: вместо соли клали порох, а вместо масла – сальные свечи. Дров тоже не было, и в сырые, холодные ночи солдаты дрогли от стужи, заболевали и уходили из строя. Лошади перебивались соломой, которую тащили с крыш, но и такую не всегда могли достать.
Летучие партизанские отряды не только действовали сами, но и поднимали на борьбу с врагом мирных поселян. Они раздавали им оружие, научали, как действовать, помогали и выручали их в беде. Крестьяне сражались не хуже настоящих воинов и немало истребили врагов. Первой поднялась Смоленская губерния. Тут крестьяне перехватывали фуражиров, шпионов, мародеров, которые бродили в тылу Наполеоновской армии; мещанин Манчинков захватил курьера с важными бумагами и получил за это крест. По разорении Смоленской губернии, крестьяне стали собираться в отряды и действовать общими силами. Такие отряды причиняли неприятелю столько же вреда, сколько и партизанские налеты. В особенности прославилась дружина майора Емельянова, воина Суворовских времен. В его дружине были и дворяне, и крестьяне. Сражались они сначала пиками и косами, но потом у них появилось огнестрельное оружие, добытое у неприятеля же. Емельянов устроил особые маяки, с которых подавались сигналы; колокольный звон давал знать – уходить ли из домов, собираться ли в бой или быть на страже. В стычках Емельянов всегда бился впереди и в одной жаркой перестрелке был поражен насмерть пулей. Между сычевскими поселянами был еще известен бурмистр сельца Левшина, что на Вяземской дороге. Однажды неприятельская партия вошла в это сельцо и заняла избу. Бурмистр послал созывать народ, а сам припер в избе двери. Испуганные французы стали стрелять сквозь двери и ранили насмерть отважного бурмистра. Сбежались крестьяне и заставили французов сдаться. Чувствуя, что приходит смерть, левшинский бурмистр просил земляков пощадить пленных французов, не мстить за него и сам умер. В Гжатском уезде прославился своими подвигами партизан Самусь. Он служил в Елисаветградском гусарском полку, был ранен в деле под Смоленском и оставлен на поле битвы.
Кое-как добрался он до соседней деревни, излечился и поднял соседний народ. В отряде Самуся считалось до 2 тысяч конных и пеших ратников, и, что всего удивительнее, у них была пушка, отбитая у французов же. Самусь, истребив со своим отрядом более 3 тысяч неприятелей, сделался известен графу Милорадовичу, который произвел его в унтер-офицеры и хлопотал о нем дальше. Сражались за родину дворяне, мещане, крестьяне и отставные солдаты, – все звания, все сословия, всякий по своему достатку и силам. В числе смолян, поднявшихся на брань, были одними из первых помещики Энгельгардт и Шубин. Отставной подполковник Энгельгардт, проживая в своей пореченской деревеньке, помогал казакам истреблять бродячие шайки французов, а Шубин напал с казанскими драгунами на неприятельских мародеров, причем захватил 20 человек в плен. Двоим мародером удалось уйти в Смоленск, и здесь они донесли своему начальнику о всем случившемся. На Энгельгардта также сделан был донос. Его привезли в Смоленск, посадили в тюрьму и приговорили к смертной казни.
Перед исполнением приговора французы стали его прельщать полковничьим чином и уговаривать, чтобы он перешел к ним на службу. Энгельгардт сорвал с себя платок, которым завязывали ему глаза, и сказал с негодованием:
«Стреляйте в меня поскорее!». Французы сначала ранили его в ногу, но ни боль, ни льстивые обещания не поколебали твердости духа русского дворянина. Тогда французы дали по нему залп: из 18 пуль 2 попали в живот, одна в грудь. Энгельгардт еще дышал, и один солдат пристрелил его в висок. Шубина тоже расстреляли, так как он, подобно Энгельгардту, наотрез отказался перейти к французам.
Вслед за Смоленской губернией поднялись Калужская, Московская, Владимирская и Тверская. В этих губерниях подвиги сельских партизанов были труднее, потому что приходилось иметь дело с неприятелем более сильным, лучше вооруженным и смелым. А потому здесь крестьяне действовали и крепко стояли друг за друга. Малейшая угодливость французам считалась изменой. Однажды крестьяне какой-то глухой деревни встретили французов хлебом-солью. Когда они явились вместе с прочими в церковь и подходили к кресту, священник укорял их следующими словами: «Зачем вы сюда пришли? Вы не наши. Вы предали православных, а приняли врагов; как желанных гостей».
Крестьяне устыдились своего малодушия. Вообще, они вели малую войну так же, как и настоящие партизаны. За околицей, на высоких местах, ставили стражу; чуть увидят неприятеля, да еще и в малых силах, крестьяне обходили его и старались накрыть так, чтобы никто не ушел; если же неприятель был силен, то стража давала знать в ближайшее село. В случае опасности били в набат, по
