Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)
Братья Фрей приняли де Баца в зелено-белом салоне. Самое видное место в нем занимал простой и строгий бюст Брута, красовавшийся на высокой подставке с мраморным верхом. Полагая, что визит барона связан с Жюли Бержер, хозяева сразу обрушили на гостя поток жалобных причитаний.
– Не переживайте, – с уверенным видом успокоил их де Бац. – Сейчас она ничего не может сделать, даже меньше, чем ничего. У нее нет никаких доказательств. Человека уровня Шабо нельзя уничтожить посредством необоснованных обвинений. Они падут на голову того, кто их выдвинул. Если Жюли решится на такой безрассудный поступок, если она бросит пригоршню грязи во всеобщего кумира, ее просто разорвут в клочья. Дайте ей это понять, когда она заявится к вам в следующий раз, и затем пошлите ее к черту.
Братья Фрей обдумали его слова и несколько успокоились. Но не до конца.
– На сей раз, может быть, оно и обойдется, – заметил Юний. – Но пока эта злобная особа живет с Шабо, опасность остается. Шабо не умеет держать язык за зубами. Он чересчур много пьет, а пьяный чересчур много хвастает. Рано или поздно у Жюли Бержер появится возможность уничтожить своего сожителя и, что еще хуже, – я выскажусь прямо, гражданин, – тех, кто с ним связан.
– Ее необходимо устранить, – заявил барон так мрачно, что напугал братьев.
Эмманюэль задрожал и шумно задышал. Юний ошарашенно уставился на гостя.
– Как?
– Нужно придумать. Но придумать надо обязательно. Это чрезвычайно важно, даже важнее, чем вам кажется. Очень скоро вам, как никогда прежде, может понадобиться поддержка Шабо.
Мрачное предсказание барона потрясло обоих. В глазах братьев застыл испуганный вопрос. Де Бац швырнул свою бомбу:
– Мне только что стало известно о том, что скоро, весьма вероятно, будет принят декрет о конфискации имущества всех иностранцев, живущих во Франции.
Эффект от его слов был ужасающий. Эмманюэль в потрепанном длинном сюртуке, который только подчеркивал несуразность его фигуры, замер, словно парализованный, с отвисшей челюстью. Юния, напротив, затрясло от ярости, перемежавшейся приливами паники. Он побагровел и разразился многословной гневной речью:
– Это же абсолютный произвол! Такой декрет противоречит всем законам и нормам, взаимно признанным народами Европы. Эта мысль – порождение безумца! Конвент никогда не уступит столь чудовищным требованиям.
– Конвент! – Де Бац вложил в это восклицание все презрение, на какое был способен. – Вы еще тешите себя иллюзией, что Конвент правит Францией? Может, и так, но Конвентом правит толпа. Vox populi, vox Dei,[263] мой дорогой Юний. Любимый лозунг Республики. Толпа, направляемая якобинцами и кордельерами, – вот настоящий хозяин страны. Эбер собирается напечатать статью с требованием экспроприации. Это требование станет настолько популярным, что Конвент не сможет ему противостоять, даже если бы захотел.
Эмманюэль дрогнувшим голосом осведомился об источнике сведений барона.
– Это не важно. Поверьте мне на слово: эта статья уже написана. Через несколько дней ее напечатают и прочтут. Еще через несколько дней обнародуют декрет. Это неизбежно.
Юний сдался. Де Бац его убедил.
– Полагаю, рано или поздно подобное неизбежно должно было случиться в такой стране, как эта. – Его тон был преисполнен желчи, и де Бацу невольно вспомнились восторженные восхваления Фрея освежающему ветру Свободы, пронесшемуся над французской землей.
Убежденность брата разбила вдребезги последние обнадеживающие сомнения Эмманюэля. Он обратил на Юния полные слез глаза.
– О боже! О боже! Это крах! Крах! Конец всему.
– Да, это, безусловно, серьезная угроза, – согласился де Бац.
Юний дал волю своему гневу. Он с неистовством разглагольствовал о своих патриотических чувствах и республиканских взглядах, о своих заслугах и жертвах во имя святого дела Свободы. Он в подробностях расписывал свою дружбу с якобинцами и депутатами Конвента, говорил о народных представителях, которые были желанными гостями за его столом, о том, как они пользовались и даже злоупотребляли расположением хозяев этого дома, открытого для всех истинных патриотов. Ему казалось просто немыслимым, что они могут ответить столь черной неблагодарностью на все то добро, которое он, Юний, для них сделал.
– Мы живем в неблагодарном мире, – напомнил ему де Бац. – К счастью, я успел вовремя предупредить вас.
– Вовремя? Вовремя для чего? Похоже, вы смеетесь надо мной. Что я могу предпринять?
– У вас есть преданный друг в лице Шабо.
– Шабо! Этот трус! – гневно воскликнул Юний.
– Он уже сослужил вам добрую службу в деле с корсарами.
– Да просто мы убедили его, что это пойдет ему же на пользу. Какие доводы могут подействовать на него сейчас? И что он сможет предпринять, если декрет будет принят? Даже он?
– Верно, тогда он тоже будет бессилен что-либо предпринять. Вы должны действовать сейчас, пока декрет еще не обнародован.
– Действовать! – Юний быстрым шагом прошелся по комнате. – Как я могу действовать? Что у вас на уме, гражданин де Бац?
– Добейтесь, чтобы ваши интересы совпадали. Устройте дело так, чтобы он устоял или рухнул вместе с вами. О, минутку! Я уже обдумал этот вопрос, поскольку он естественным образом задевает и мои интересы. Если вы пойдете ко дну, мы с моим другом Моро понесем крупные убытки на совместных с вами вложениях. Теперь не время для полумер, если вы, конечно, не хотите, чтобы ваше состояние уплыло в государственную казну, а вы сами пошли по миру. Шабо может спасти вас, если вы сумеете пробудить в нем мужество и желание сделать это.
– Heiliger Gott![264] Скажите мне, как этого добиться. Как? Вот в чем проблема.
– Никакой проблемы тут нет. Привяжите к себе Шабо такими узами, чтобы ваше дело стало его собственным; таким образом вы вынудите его сражаться за вас как за себя самого.
– Где я найду такие узы? – раздраженно поинтересовался Юний.
– Да, где, ради всего святого? – вскричал Эмманюэль, вытягивая длинную шею.
– Они у вас под рукой. Вопрос лишь в том, захотите ли вы ими воспользоваться.
– Это не вопрос. Хотел бы я знать, существует ли средство, к которому я не прибег бы в таком отчаянном положении.
Де Бац вынул табакерку и протянул ее братьям. Юний, забыв о вежливости, отверг ее нетерпеливым жестом. Эмманюэль поблагодарил, но тоже отказался. Оба брата сгорали от нетерпения, но гасконец не торопился. Он неспешно открыл табакерку и аккуратно взял щепотку табака большим и указательным пальцами.
– Шабо, к счастью, не женат. А у вас есть очень милая и привлекательная сестра на выданье. Вы не заметили, что Шабо весьма неравнодушен к ее прелестям? Вот возможное средство спасти ваше состояние.
