Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза

наши разъединенные армии, почему, прежде всего, послал повеление Барклаю отступить от берегов Немана и Вили к Двине, а Багратиону спешить на соединение или через Вильно, или, если уже поздно, то на Минск. В ту же ночь государь подписал приказ войскам: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. Воины! Вы защищаете веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог». В письме к фельдмаршалу Салтыкову государь писал: «Оборона Отечества, сохранение независимости и чести народной принудили нас препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем». Через пять дней после этого Наполеон был уже в Вильно и расположился в тех самых комнатах, которые занимал император Александр. Не желая войны, скорбя и грядущих бедствиях, наш государь прислал к нему своего министра с письмом, в котором предлагал начать мирные переговоры, но с тем лишь условием, чтобы французы отошли за Неман. Наполеон сказал на это Балашеву: «Неужели вы думаете, что я пришел к вам за тем, чтобы посмотреть на Неман?». Его первые распоряжения заключались в том, чтобы отрезать наши армии, Первую от Второй, для чего он направил в разрез между ними своего младшего брата, короля Иеронима, дав ему под начальство 80 тысяч. Из Вильно Наполеон выслал к Двине 150 тысяч под начальством Мюрато, а Даву с 40 тысячами послал на Минск, чтобы перехватить дорогу Багратиону. Переправившись через Двину, Барклай отошел к Витебску и, не зная, что сталось с Багратионом, должен был остановиться, а чтобы задержать французов, пока придут вести, он выдвинул верст за 20, к Островне, корпус Остермана. Справа и слева наши войска защищал болотистый лес. Остерман, будущий герой Кульма, мужественно отбивал все атаки французов. В некоторых полках ядра и картечь вырывали целые ряды. «Что делать?» – спрашивали Остермана – «Ничего не делать, – отвечал он, – стоять и умирать». На другой день Остермана сменил Коновницын, на третий день – Пален. Наконец французы, имея большой перевес в силах, приблизились к главной позиции: надо было или уходить, или принять бой. К счастью, пришло из Второй армии известие, что она не могла пройти на Могилев, потому что тут ее предупредил Даву, и теперь идет через Мстиславль на Смоленск. Действительно, 22-го июля обе армии соединились в этом городе. Таким образом, несмотря на быстроту маршей, на таком длинном пути Наполеону не удалось не только разрезать наши армии, но даже отрезать хотя бы малую их часть. Этому помешало, кроме искусных распоряжений императора Александра, ненастье, дожди, вследствие чего повозки с провиантом отстали, и французские солдаты должны были промышлять грабежом. В тылу армии накопились шайки мародеров, что уменьшило боевые войска на полтары тысячи. Разрушение «Великой» армии началось не в Москве, а тотчас со времени ее вступления в границы России. Впереди ожидала Наполеона народная война, самая страшная война, силу которой он испытывал на другом конце Европы, в маленькой Испании.

Когда уже обозначилось, как велики его силы, наш Государь призвал на борьбу с ним весь русский народ, 6-го июля он подписал манифест, который заканчивался следующими словами: «Соединитесь все: с крестом в сердце и с оружием в руках – и никакие силы нас не одолеют». Император приехал в Москву грустный, подавленный тяжестью забот. Но здесь, на другой же день, он увидел, что как ни велика беда, народ вынесет ее на своих плечах. С восходом солнца весь Кремль наполнился народом. В 9 часов утра, при звоне колоколов, император появился на Красном крыльце, чтобы идти в Успенский собор слушать молебен по случаю заключения мира с турками. Тысячи голосов загремели ему навстречу: «Ура! Веди нас, куда хочешь! Веди нас, наш отец!» Идя среди густой толпы народа, царь как бы слился с ней в одну семью. Не то купец, не то мещанин, выкликнул из толпы: «Не унывай! Видишь, сколько нас в одной Москве, а сколько же во всей России! Все за тебя помрем!» – Манифест об ополчении одушевил всю Россию. Везде набирали и снаряжали ратников. Каждый жертвовал, что мог: приносили деньги, золотые и серебряные вещи, ружья, сабли, пистолеты, съестные припасы. Одна Московская губерния пожертвовала до 4-х миллионов и в один месяц поставила 12 полков ратников. Их одевали в серые суконные кафтаны; на шапках нашивали крест, с изображением имени государя и надписью: «За веру и царя». Вся Россия приняла близко к сердцу защиту родной земли: она пожертвовала до 100 миллионов деньгами и поставила 320 тысяч ратников.

Для того, чтобы дать время вооружиться народу, Барклай, по соединении обеих армий, решился перейти в наступление. Этого желал государь, ждал весь русский народ и особенно войска. Постоянное и томительное отступление по пыльной дороге, под жгучими лучами солнца, поселило в рядах армии уныние, даже ропот; молча, угрюмо шагали солдаты по столбовой дороге; не слышно было обычной песни, веселых разговоров. Между тем сзади приходилось отбиваться, и тут больше всего доставалось казакам: «Нет уж мочи больше держаться», – рассказывал один казак: «Так и садится окаянный на шею… Право, уж и Матвей Иванович скоро откажется»… Речь шла о Платове. Итак, 26-го июля, обе армии пошли в трех колоннах по дороге к Витебску; для обеспечения левого фланга выставили к городу Красному дивизию Неверовского. Однако Наполеон успел собрать свои растянутые войска и направил их не против главных сил, а против Неверовского, в надежде занять Смоленск, прежде чем обе армии успеют туда отступить. Этим движением он угрожал отрезать их от Москвы. В авангарде французских войск шел с 15 тысячами начальник всей резервной кавалерии лихой Мюрат, король неаполитанский, за ним двигался пехотный корпус Нея. Взяв без труда Красный, занятый батальоном егерей, Мюрат обошел город с левой стороны и всею своей конницей ударил на Неверовского. Навстречу французам бросились наши драгуны, но были отбиты, потеряв сверх того 5 орудий. В самом начале боя Неверовский остался с одной пехотой. Он объехал свою дивизию, напоминая солдатам, чему их учили: «Никакая кавалерия вас не победит, только стреляйте метко, не торопясь. Никто не смей начинать без моей команды!» – Войска стали отступать к Смоленску, по большой дороге, усаженной деревьями и окопанной канавами. Сначала они шли в трех каре, потом – в одной густой колонне. Французские эскадроны налетали один за другим спереди, заскакивали сзади, но навстречу им раздавалась звучная команда: «То-о-овсь, пли! жжаай!» – И эскадроны разлетались врознь. «Видите, как легко справиться с конницей! – кричал Неверовский: благодарю! Поздравляю вас!» – «Рады стараться! Ура!» –