Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Слабенький морозный рассвет уже розовел над белой поверхностью Ильмень-озера. Оно было сковано льдом под пышным сугробом. Но снег на льду от Новгорода к востоку был широко и плотно утоптан. По этой, можно сказать, дороге двигались всадники и обозы. Именно этим путём Всеслав и хотел добраться до Ловати. А уж дальше лежал сквозь леса прямой путь на юг, пригодный только зимой, когда замерзали и покрывались снегом болотистые низины.
Пристань была пуста. Справа от неё стояли на берегу десятки больших саней, запряжённых тройками. Это был торговый обоз Всеслава. Сам богатырь-купец, одетый как дед Мороз, и его дружинники, которых было сто двадцать, уже сидели верхом на добрых конях. Возницы на облучках разматывали поводья, готовясь тронуться в путь.
– Ну, что ж вы опаздываете, вояки? – весело крикнул Хват Рагдаю с Талутом, – ведь только вас мы и ждём! Ой, Роксана! Здравствуй!
– Здравствуй, Роксана! Здравствуй, боярыня Светозарушка! – подхватил Всеслав, заметив и остальных провожающих, – а, Топтыга! И ты здесь, друг мой, приятель! Лелюк, Ратмир! Рад вас видеть.
Топтыга очень изысканно поклонился, вызвав восторг у дружинников. Они также искренне и сердечно приветствовали всех тех, кого перечислил их предводитель. С особенной теплотой смотрели дружинники на Роксану, которая раскраснелась от быстрой ходьбы по морозу и выдыхала пар, старательно отвечая на множество обращённых к ней тёплых слов. При этом она всё ещё цеплялась за полушубок Рагдая. Боярыня Светозара громко желала всем доброго пути. Ратмир и Лелюк молча пожимали воинам руки. Топтыга кланялся и приплясывал. Между тем, пора было отправляться. Талут уже был в седле. Возницы уже хлестнули коней, и те, захрапев, со звоном бубенчиков потащили сани на лёд. Стали выезжать на лёд и дружинники.
А Рагдай, держа своего серого коня под уздцы, всё ещё прощался с Роксаной. Он целовал её руки. Она не плакала, но её глаза вымаливали мгновения с такой болью, с такой тоской, словно перед ними блестел топор палача. Когда последние сани выехали на лёд и последний всадник рысью пустился следом за ними, Рагдай сказал, мучительно глядя в эти незабываемые глаза:
– Ну, всё! Пора ехать.
– Рагдай, я ждать тебя буду, – в последний раз сказала Роксана и отпустила его. Он как-то неловко вдел ногу в стремя, сел на коня, и, низко пригнувшись, чтоб ветер не сорвал шапку, галопом догнал товарищей. Она долго глядела вслед ему. Не только печаль была у неё в глазах, но и удивление, потому что не понимала она, зачем он с такой поспешностью удаляется от неё, скача в стороне от всех остальных – будто бы нарочно, чтоб ей запомнилось, как безжалостно и нелепо он исчезает в морозной дали. Потом, не глядя ни на кого, она пошла в город. Больше они не встретились никогда.
Глава двадцать пятая
Через три дня, поутру, к небольшому домику на торговой стороне Новгорода, затерянному среди столь же невзрачных избушек, складов и кабачков, подъехали два весьма миловидных всадника в щегольских одеяниях. Они спешились, но один остался стеречь коней, а другой постучался и вошёл в домик. Сразу за дверью его церемонно встретила девушка, вид которой свидетельствовал о том, что её отвлекли от поварских дел. Она поклонилась гостю не слишком низко, но с утончённым изяществом, приложив узкие ладони одну к другой.
– Господин твой дома? – спросил вошедший очень высоким и звонким голосом, – он не занят?
– Ради тебя, госпожа посадница, он отложит любое дело, – сказала девушка. Указав Малуше на дверь одной из трёх комнат, она вернулась на кухню, где в печке что-то кипело и вкусно пахло. Даже не сняв полушубок, но стряхнув снег с зелёных сапог, Малуша прошла в указанную ей комнату.
Арфалах сидел за столом, спиной к бледному окну. Он что-то писал на листе пергамента, окуная перо в медную чернильницу. На сутулые плечи лекаря был наброшен старый тулуп. Слева от чернильницы на столе лежала ветхая книга, которую Арфалах иногда листал, чтобы делать выписки с той или иной страницы. Похоже было на то, что сириец ждал приезда Малуши и знал о том, что она заглянет к нему совсем ненадолго. Он даже не оторвался от своего занятия, когда скрипнула дверь. Конечно, взглянул, но мельком.
– Мой дорогой, – сказала Малуша, дойдя лишь до середины маленькой комнатушки, – на пиру будет четыреста человек. Четыреста, Арфалах! У меня не хватит денег на угощения.
– А зачем же ты пригласила столько народу? – спросил сириец, невозмутимо поскрипывая пером, – если не умеешь считать, зашла бы ко мне! Мы бы обсудили всё это. Я тебя, кстати, ждал ещё вчера утром.
– Попробуй не пригласи хоть кого-нибудь! – жалобно вскричала Малуша, – это ведь Новгород! Здесь народ обидчивый и спесивый!
– Но ведь уехал Всеслав. Ты хочешь сказать, что твои доходы не выросли в связи с этим?
– Конечно, Всеслав уехал. Но ведь остались его приказчики! А они – ещё сволочнее.
Сирийский врач отложил перо. В следующий миг Малуша смогла убедиться в том, что её визит не был неожиданностью. В кармане тулупа лежал большой кошелёк, набитый монетами. Арфалах швырнул его через стол посаднице. Та поймала брошенный ей предмет, хоть для этой цели вынуждена была подпрыгнуть.
– У тебя всё? – спросил Арфалах, следя, как она суёт кошелёк в карман.
– Да, у меня всё. Имеешь ли ты какие-нибудь особые пожелания?
– Не имею.
Малуша поторопилась выйти на улицу, потому что там было очень холодно. Аникей, который держал лошадок, мог простудиться.
Пир состоялся через два дня. Таисья, Мамелфа и Улиания разнесли по всей северной Руси, от Пскова до Белоозера, весть о том, что Роксана будет присутствовать на пиру. Роксана отказывалась. Боярыня Светозара по два часа каждый день валялась у её ног, Ульмир и Демьян пили с ней вино, а самые представительные купцы – Климята, Еловец и Мирослав, дарили ей драгоценности от торговой общины города. Они все говорили одно и то же: для пользы Новгорода, для единодушия и спокойствия в нём Роксана должна оказать посаднице милость, приняв от неё поклон. Роксана твердила, что она чувствует себя плохо. Ей отвечали, что отнесут её на руках, а через полчасика принесут обратно. В конце концов, она согласилась, строго предупредив Светозару:
– Тварь! Ты моё терпение истощила. Учти: если на пиру её и меня будут обсуждать как
