Экс на миллион - Greko
— Семь пик! — раздалось чуть ли не над ухом юнца.
— Кто не вистует, тот не пьет шампанского. Вист!
Саша узнал этот голос. Командор! Его хрипотцу ни с чем не спутать.
«Но почему я ничего не вижу? Как можно играть в карты в такой темени?»
Бодрый почувствовал, как по телу побежали мурашки.
— Ааааа! — завопил он что есть мочи.
— Ты чего орешь? — спросил я строго. — Не видишь, что ли, у нас игра! На интерес, а не на щелбаны.
— В том-то и дело! — попытался объяснить Беленцов рыдающим шёпотом. — Я действительно ничего не вижу. Я ослеп!!!
— Робкий! Открой шторы. Этот многомудрый гимназист так ничего и не понял.
Солнечный свет ворвался в комнату внезапно, заставив Бодрого зажмурить глаза. Осторожно приоткрыл один, следом второй. Рядом с кроватью стояли его собутыльники и весело скалились.
— С вами программа «Розыгрыш»! — громко сообщил я честной компании.
… Утро следующего дня началось с очередной проделки. Далеко не такой безобидной, как накануне. Разбудил меня бледный и трясущийся Беленцов.
— Отстань, противный, дай поспать!
— Там! Там…
— Отвянь!
— Там белый медведь!
— Что⁈ — я взлетел над кроватью, поняв, что прошедшая ночь не запечатлелась в памяти даже урывками. — Решили меня разыграть? Это привилегия Командора, смею напомнить.
— Никто вас, уважаемый Василий Петрович, не разыгрывает. Сами полюбопытствуйте. Только осторожно.
Посмотрел. Ужаснулся. В соседней комнате картина как с конфетной обертки «Мишка на Севере». Медведь спал, уткнув черный нос в мохнатые лапы. Рядом валялись пустые бутылки из-под венского лагера от хамовнического завода. Противно воняло зверем и кислым духом пивных дрожжей.
Что-то забрезжило в гудящей голове. Я сделал полшага в комнату и осторожно подхватил с пола целую бутылку. Ретировался, притворив створки. Открыл. Выдул бутылку в три присеста.
— У нас двоих не хватает, — трагическим шепотом сообщил мне Бодрый, которому бодрости, как и смелости, не хватало как манны небесной.
— Робкий?
— На месте, а также…
Закончив с перечислением найденных в квартире, он с надеждой уставился на меня.
— То есть отсутствуют Петя и Семен? — я почесал щеку. — И что тут такого?
— А вдруг их медведь задрал⁈
— Ты где-то видел человеческие скальпы, оторванные руки или, на худой конец, лужи крови?
Беленцова тут же вырвало. Хорошо, хоть не испачкал комнатную обстановку, а воспользовался вазой кузнецовского фарфора. Эстет, ёксель-моксель!
— Вы чего шумите? — нарисовались из соседней комнаты Робкий и еще парочка саврасок. Не из той, где дрых медведь, а из другой.
— У нас проблема! Пропали Петя и Семен, — индифферентно известил я свою банду.
— Нашли проблему! Мы же их вчера в Питер на поезде отправили. В дупель пьяных.
— Обоих? Жениться?
— Почему жениться? На охоту. В Африку.
Я сообразил, что со мной сыграл злую шутку киноштамп. Хотя… Стопроц, и отправка в Питер, и медведь в соседней комнате — это все мои подражания будущим комедиям. Ага, вместо «Мальчишника в Вегасе» мы сняли вчера очередную серию «московского озорного гуляки». Но причём тут охота? Или эти гады решили теперь меня разыграть?
— Так! Боец золотой роты Робкий! Доложите обстановку по порядку. Что вчера было?
— Командор! Действовали строго в соответствии с вашими указаниями. Когда Петя и Семен пали в борьбе с Бахусом, мы отвезли их на вокзал и погрузили в спальный вагон. Вы предложили вложить им в карман записку, что они кровью поклялись отправиться на сафари и привезти нам львиные шкуры. Вопрос лишь в том, продолжат ли они свое путешествие. Далее вы заявили, что остальным не по-товарищески уклоняться от охоты. И тогда мы отправились в зоосад…
«И зоопарк тоже я⁈» — так и хотелось мне закричать.
Взмахом руки прервал доклад подозрительно свежего Мудрова и начал одеваться. Из карманов посыпались пачки денег.
— А это откуда?
— Так я же и докладываю. Мы поехали в зоосад на Пресне. Выбрали клетку с белым медведем. Вы предложили на спор, что войдете в клетку и выведите зверя. Все поставили против вас, уж простите. Кто же знал, что вы так элегантно решите проблему?
— И как я ее решил? — местами приободрился я, а местами сам от себя прифигел: северный медведь — самый свирепый хищник, а вовсе не ласковый Мишка с балалайкой.
— С помощью венского пива. Вам, наверное, смотритель подсказал. В общем, вы вошли в клетку к медведю. Выпили с ним пол-ящика хамовнического, а потом мы пошли гулять по городу.
— С медведем⁈
— А как же-с! Вы нам заявили, что нужно уважить предрассудки иностранцев. Мол, в Европах считают, что в Москве медведи спокойно разгуливают по улицам.
— Куда только полиция смотрела! И смотритель!
— Смотрителя мы подкупили. А полиция разбегалась и пряталась в подворотнях.
— Понятно. Нужно завязывать со столь активным отдыхом. Переходим к водным процедурам.
Так мы и оказались в Московском Императорском яхт-клубе, оставив медведя досыпать в квартире Робкого.
… В гонках, когда вы не член команды, главное не победа, а участие. И чествование победителя. Выигравший экипаж был облит шампанским, которое я специально энергично потряс. И упоен до положения риз все в том же клубе, благо, что шустрый Шустов срочно подтянул алкогольный припас в местный буфет.
Когда закончился свежий подвоз, мы решили немного проветриться и пройтись по бульварам. Капитан-победитель Евстратыч, размазывая счастливые сопли от долбанувшего в нос удельного вина «Абрау-Дюрсо», вызвался нас перевезти на другой берег, чтобы нам не пришлось бить ноги, выбираясь со Стрелки на Пречистенку. Сказано-сделано: переправа прошла без потерь, невзирая на острую алкогольную интоксикацию у шкипера.
Распрощавшись с ним как с лучшим другом, мы двинулись с песнями в сторону бульвара. Оттуда звучали звуки духового оркестра и людской гомон, прерываемый истеричными криками. На Пречистенском бульваре кое-какие несознательные личности пытались устроить импровизированный митинг. Парнишка в отглаженном студенческом мундирчике, обнявшись с фонарным столбом, выкрикивал в прогуливающуюся чистую публику революционные лозунги. Как ни странно, его кое-кто слушал. Но большая часть стекалась к тому месту, где выступал военный оркестр. Гремели литавры, красные от натуги трубачи, надувая щеки, выдували медь, капельмейстер в парадном офицерском мундире размахивал руками в белых перчатках, а хор певчих из тридцати солдат исполнял энергичную заводную песню.
Ой-ра, ой-ра-ра,
Люблю Ваню-молодца.
Ой-ра, ой-ра-ра,
Любит Ванечка меня
