28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Работал председателем Совнархоза Северо-Западной области, Нижегородского исполкома, секретарем ЦК Компартии Украины. С 1921 года – секретарь ЦК, с 1926 года – член Политбюро ЦК ВКП(б). Один из основных творцов партийного аппарата, правая рука Сталина. Председатель Совета народных комиссаров СССР с 1930 по 1940 год, за это десятилетие ВПК страны вырос, по официальным данным, на 850 %. Обвинялся в причастности к репрессиям.
Женат на Полине Семеновне Жемчужиной, которая работала наркомом рыбной промышленности, когда в 1939 году оказалась в опале за связи с врагами народа. У них одна дочь.
С мая 1939 года – нарком иностранных дел. Вел переговоры о создании коалиции с западными державами, неудача которых привела к заключению Пакта о ненападении с гитлеровской Германией. 22 июня 1941 года объявил о нападении Германии на СССР, закончив словами: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» В 1942 году летал на бомбардировщике Пе-8 в Лондон и Вашингтон для переговоров с Черчиллем и Рузвельтом. Подписи Молотова стоят под всеми документами о создании антигитлеровской коалиции, итоговыми соглашениями Тегеранской и Ялтинской конференций.
Гарриман тут же любезно пригласил Молотова полететь вместе с ним на посольском самолете по краткому маршруту через Европу и в шутку предложил нарисовать на нем красную звезду (нос его четырехмоторного «либерейтора» уже украшала надпись «Америка» на русском языке).
– Лучше зеленую, – отшутился Сталин.
И всерьез поинтересовался, чье приглашение – свое или официальное – передавал посол. Гарриман признался в импровизации, но заверил, что официальное приглашение не заставит себя ждать. Для Гарримана ход был беспроигрышным. Он сразу подвиг русских сделать жест доброй воли в отношении Трумэна, а сам получил замечательный повод слетать в Вашингтон, куда его не пускал Рузвельт, и заодно почувствовать настроение нового президента.
В конце беседы, при прощании, Сталин ободряюще сказал Гарриману:
– Наша политика в отношении Японии, как было решено на Крымской конференции, остается неизменной.
Уже на следующий день Госдепартамент подтвердил, что приезд Молотова «будет приветствоваться как свидетельство искреннего сотрудничества с президентом Трумэном».
Уинстон Черчилль утром 13 апреля чувствовал себя так, «словно мне нанесли физический удар… Я был подавлен сознанием большой, непоправимой утраты. Я отправился в палату общин, которая собралась в 11 часов, и в нескольких словах предложил почтить память нашего великого друга, немедленно отложив заседание. Этот беспрецедентный шаг, предпринятый по случаю смерти главы иностранного государства, соответствовал единодушному желанию членов палаты. Медленно покидали они парламент после заседания, продолжавшегося всего восемь минут».
Черчилль собирался вылететь на похороны в Вашингтон в 8.30 вечера. Все было готово к отлету, но еще в 7.45 он не мог решить, лететь или нет. Премьер сказал, что определится на аэродроме. В последний момент Черчилль отказался от полета. Сам он в мемуарах объяснит это тем, что «на меня оказали большое давление, требуя, чтобы я не выезжал из страны в этот критический и трудный момент, и я уступил желаниям своих коллег. Президенту я направил следующее сообщение: “Я очень сожалею, что не могу в данный момент изменить свои планы, одобренные сегодня утром королем и кабинетом. Планы предусматривают дебаты в парламенте на следующей неделе, а также мое выступление во вторник с целью воздать должное покойному президенту, и мое присутствие при короле на церковной службе в соборе Св. Павла в связи с похоронами. Я искренне надеюсь встретиться с Вами в ближайшее время. Тем временем учтите, что наш министр иностранных дел в курсе всех наших совместных дел”».
Какова была реальная причина, по которой столь легкий на подъем Черчилль остался в Лондоне, мы не знаем. «Вероятно, – полагает историк Лоуренс Рис, – таким образом британский премьер решил выразить свое разочарование президентом США – мелочный жест в отместку за то, что Рузвельт не поддержал его во время недавних протестов в адрес Сталина».
В тот день Черчилль провел заседание кабинета министров. Как вы думаете, о чем? «Премьер-министр… считает, что теперь, ввиду смерти Президента Рузвельта, он должен возглавить дальнейшую переписку с Маршалом Сталиным, но крайне важно, чтобы Правительства Соединенного Королевства и Соединенных Штатов действовали сообща в своих сношениях с Советским правительством по Польше». Премьер предложил подготовить текст совместного с Трумэном послания Сталину по польскому вопросу, который Иден лично обсудит с президентом в Вашингтоне. Черчилль также поставил задачу попытаться сдвинуть главу польского эмигрантского правительства Станислава Миколайчика с его железобетонной позиции непризнания решений Ялтинской конференции, чтобы сделать его приемлемой стороной переговоров для Москвы.
Черчилль, не теряя ни дня, начал обработку нового американского президента в антироссийском ключе, надеясь быстро избавить американскую внешнюю политику от рузвельтовского оптимизма в отношении Москвы.
Свой первый рабочий день на посту президента Трумэн начал рано. «Я встал в шесть тридцать и в 9 часов после прогулки и завтрака отправился в Белый дом с Хью Фултоном, который работал моим советником в Комитете Трумэна и который ждал вместе людьми из Секрет Сервис, пока я соберусь».
Когда утром Трумэн вышел на улицу, дом был окружен репортерами. Увидев среди них знакомого корреспондента «Ассошейтед пресс» Тони Ваккаро, Трумэн пригласил его в свой автомобиль и по дороге дал свое первое президентское интервью.
«Я вошел в овальный президентский кабинет. Повсюду в комнате было множество вещей Рузвельта. Модели кораблей и изображения кораблей особенно бросались в глаза, весь стол был заставлен памятными фотографиями. Повсюду были следы человека, который здесь работал так долго. У меня не было желания менять что-то в комнате, но я был вынужден использовать стол, и поэтому я попросил помощника убрать вещи бывшего президента». Быстро менялись не только декорации.
Трумэн подписал первую свою бумагу – президентское сообщение о смерти Франклина Делано Рузвельта.
И приступил к решению внешнеполитических вопросов, в которых он, мягко говоря, был не очень сведущ. «Моим первым официальным делом была встреча с государственным секретарем Эдвардом Р. Стеттиниусом-младшим, который сделал мне доклад о текущих дипломатических делах и обсудил некоторые планы на предстоявшую конференцию Объединенных Наций в Сан-Франциско… Я попросил его представлять мне в тот же день общий обзор текущего статуса принципиальных проблем, с которыми сталкивается это правительство в отношениях с другими странами». Отчет появился на столе президента после полудня. О Советском Союзе там говорилось: «Со времени Ялтинской конференции Советское правительство заняло
