Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Купцы и бояре с жёнами заходили в кабак по очереди – затем лишь, чтоб поклониться хозяйке пира и принести ей велиречивые поздравления. Женщины нагибались ниже и улыбались слаще своих мужей, хотя ненавидели Светозару куда сильнее. Боярыня благосклонно слушала поздравителей, но чрезмерно словоохотливых прерывала и удаляла взмахом руки. В полночь она и вовсе уж перестала их замечать, а чуть погодя велела и не впускать – стало слишком шумно и слишком весело. Приказав подать ещё корчагу вина, Светозара взглянула пристально на Рагдая, который неторопливо ел мясо, чтоб не уснуть, и двинула под столом ногой его ногу.
– Что так невесел?
Рагдай ответил вопросом:
– Почему девок нет на пиру?
– Я распорядилась, чтобы их не было. Ты сам видишь – ребята ссорятся и без них. Если бы здесь были ещё и девки, кто бы смертоубийство остановил?
– Кто бы стал глядеть на сереньких уточек, когда здесь – лебедь белая? – подал голос Волец. Он иногда бывал так бесстрашен, что возражал боярыне. Но последняя, вовсе не удостоив его вниманием, обратилась опять к Рагдаю:
– Слышала я – ты только за теми девками бегаешь, на которых у самого Святослава глаза горят. Потому не верю тебе, дружок! Грусть твоя, видать, оттого, что Роксана с радостью согласилась тебя отпустить на пир, а твоего друга Талута оставить в тереме!
У Рагдая ответа не было. Он опасливо поглядел на двух есаулов. Но те, казалось, не поняли. Рассмеявшись, боярыня продолжала:
– А я тебя развлеку! И сама потешусь. Ратша, Волец! Ведите сюда Нерадца.
Голос у боярыни был пронзительный, звонкий. Её слова услыхали все, кто был в кабаке. И все тут же смолкли.
– Нам привести сюда Нерадца, госпожа боярыня? – в тишине переспросил Ратша, чеканя каждое слово.
– Кому ж ещё, как не вам? – воскликнула Светозара, – даже и вы, есаулы, от страха затрепетали, хотя он ранен и связан! Что ж говорить про всех остальных? Им не станет дурно, если я их отправлю за ним?
– А я и на поле битвы не устрашился с ним встретиться! – сказал Волец под общий крик возмущения, и, вскочив, твёрдой богатырской поступью вышел вон. Сразу вслед за ним с такою же лихостью вышел Ратша. Прочие парни, громко и жалко пообижавшись на Светозару, которая им в ответку высунула язык, вернулись к своим шумным разговорам. Но было видно, что не до них им уже. Тем временем, Светозара сделала знак хозяину кабака, и тот велел слугам подать самые роскошные блюда – жареных лебедей, рябчиков и жаворонков с шафраном, а также ильменьских щук, налимов и судаков, зажаренных в масле, да карасей, с которыми было то же проделано, но в сметане. Четверо слуг прикатили и вскрыли бочку сладчайшего черемхового мёда столетней выдержки. Пригубив его, боярыня Светозара заулыбалась, хоть её взгляд остался колючим. Все остальные кушанья были также ею отведаны – несмотря на то, что в начале пира она очень основательно нагрузилась студнем и кулебяками. Рагдай выпил полковша мёду и съел подлещика. Видя, что Светозара повеселела, смазливый и белокурый разбойничек лет шестнадцати, у которого на коленях лежали гусли, тронул пальцами струны.
– Дозволь, госпожа боярыня, сыграть песню ладную и задорную! Я сложил её в твою честь.
– Сыграй, Аникей, сыграй,– дозволила Светозара и хорошенько ударила по столу кулаком, чтоб все замолчали. Тихо стало мгновенно. Перебирая струны, гусляр запел скучнейшую песню о молодой царевне, которую отец её прогнал в лес, где с ней подружились лесные звери. К счастью, уже на третьем куплете песню пришлось прервать, так как дверь открылась, и Волец с Ратшей ввели в кабак высокого, смуглого человека со связанными руками. Его глаза мерцали бесстрашием. Он сутулился и хромал. Рубашка на его правом боку пропиталась кровью. Борода пленника также была в крови, струившейся изо рта.
– Вы что, его по зубам ударили? – недовольно спросила пьяненькая боярыня, поднимаясь из-за стола.
– Пришлось, – проговорил Волец.
– Как так – пришлось? Что значит, пришлось?
– Он тебя бранил, госпожа боярыня! Так бранил, что моя душа не стерпела.
Обогнув стол, Светозара медленно пошла к пленнику. Тот стоял в центре кабака и спокойно ждал, глядя исподлобья. Два есаула за ним внимательно наблюдали. Все остальные смотрели на Светозару, неторопливо ступавшую по скрипучему полу. Смотрели так, что можно было подумать – смерть шла на них, а не на пленённого атамана. Остановившись перед врагом, боярыня наклонила голову и спросила:
– Ну что, дружочек, навоевался?
– Пожалуй, – хриплым и безразличным голосом сказал пленник, с трудом разлепляя губы, – десятка три твоих дураков убил, прежде чем три сотни меня скрутили!
– Ой, врёт он! Врёт! – возмутился Ратша, – вдесятером связали его, боярыня!
Светозара захохотала, откинув голову. Стал смеяться и Нерадец. Все смогли увидеть, что Волец выбил ему два зуба. Внезапно оборвав смех, боярыня со всего размаху влепила пленнику оглушительную пощёчину. Тот качнулся, закашлялся. Сплюнув кровь, негромко промолвил:
– Не потому я ушёл от тебя, Светозара, что ты – подлейшая сука, а потому, что ты – дура!
Вторая звонкая оплеуха оборвала эту речь. Теперь уж Нерадец был вынужден сделать шаг, чтобы не упасть. Глаза его потемнели. Тряхнув косматою головою, он хрипло выкрикнул:
– Прикажи развязать мне руки! Или боишься, что твоё славное войско разбежится передо мной одним, безоружным?
– Сделайте это, – тихо отозвалась Светозара. Ратша замешкался, собираясь что-то сказать, но Волец достал из-за голенища нож и одним движением срезал кожаные ремни с рук пленника, скрученных за спиною. Нерадец выпрямился, подняв и расправив плечи шириной в стол. Все тут же увидели его руки, и это зрелище не прибавило смелости никому. Вытерев рубашкой свои окровавленные запястья, пленник взглянул на пирующих. Ему снова стало смешно.
– Ну, что? – спросил он, – опять всей толпой на меня навалитесь? Или будет как-то иначе?
– Послушайте, да ведь он же просто плюёт на вас, в глаза насмехается! – гневно вскрикнула Светозара, обводя взглядом свою ватагу, – ну, кто из вас выйдет биться с ним за честь всей дружины? Я спрашиваю, кто выйдет против него один на один?
Никто из лихих не издал ни
