Поль Феваль - Горбун
– Письмом его высочеству, – объявил он.
Соратники расступились. Гонзаго разорвал конверт. Пробежав глазами написанное, он изменился в лице, но быстро взял себя в руки и сверлящим взглядом пронзил Кокардаса. У брата Паспуаля душа ушла в пятки.
– Подойди ка сюда! – приказал Гонзаго гасконцу. Кокардас немедленно повиновался.
– Умеешь читать? – с язвительной усмешкой осведомился у него принц и, пока Кокардас по складам разбирал письмо, объявил:
– Господа, вот не угодно ли, самые последние новости.
– Что-нибудь об убитом Лагардер? – оживился Навай.
– О чем же говорит новопреставившийся? – попытался шутить воспрявший духом Ориоль.
– Сейчас узнаете; читай вслух, фехтмейстер!
Кокардаса обступили. Гасконец был не очень грамотным, но читать, хоть и с остановками, умел. Однако, сейчас он нуждался в помощи брата Паспуаля, который был не на много образованнее своего старшего напарника.
– Подойди, дружок, я что-то плохо вижу, – сказал Кокардас.
Паспуаль приблизился и в свой черед посмотрел на листок. Если бы не сумерки, то можно было бы заметить, как брат Паспуаль, глядя на строчки, покраснел. Нормандец покраснел от радости. Кокардасу Младшему тоже стоило немалых усилий, чтобы не рассмеяться. Они коснулись друг друга локтями, таким образом, незаметно для посторонних поздравив себя со счастливым оборотом событий.
– Ну и дела! – только и смог пробормотать брат Паспуаль в неподдельном изумлении.
– Крапленый туз! Это просто невозможно! Не поверю, пока его не увижу собственными глазами, – прибавил Кокардас, напуская на себя крайне озадаченный вид.
– Да что там такое, наконец? Вы прочтете вслух или нет!
– Читай, Паспуаль. У меня горло першит. Просто, какая-то мистика!
– Уж лучше ты Кокардас; у меня что-то голова закружилась.
Гонзаго топнул ногой. Кокардас расправил плечи и, переадресовав гнев принца на лакея крикнул:
– Свети, как положено, охламон!
Тот поднес огонь поближе, и гасконец отчетливо вслух прочитал:
«Мсьё принц, чтобы раз и навсегда свести наши с вами счеты я сегодня пригласил себя к вам на ужин. Буду в девять».
– От кого это?
– Чья подпись? – закричали все.
– «Шевалье Анри де Лагардер»! – завершил чтение Кокардас.
В полном смятении все несколько раз повторили это превратившееся в кошмар наяву имя. Наступила напряженная тишина. В большом конверте кроме маленькой записки находился еще один предмет. Гонзаго быстро его скомкал, стараясь, чтобы никто не заметил. Это была тонкая перчатка, которую Лагардер стащил с Гонзаго в большом кабинете регента. Поспешно запихнув перчатку в карман, принц взял у Кокардаса записку. Пейроль что-то хотел сказать хозяину, но тот его оттолкнул.
– Что же вы замолкли, храбрые разведчики? – мрачно поинтересовался Гонзаго.
– Я полагаю, – смиренно потупив взор, произнес Паспуаль, – что человеку порой приходится ошибаться. Все, о чем я доложил, – чистейшая правда. Кроме того, полукафтан, найденный в реке, разве не неопровержимое вещественное доказательство?
– Но письмо?
– Крапленый туз! – воскликнул Кокардас. – Если моих слов недостаточно, то можно разыскать этого негодяя Масабью. Кем бы ни был, он точь в точь подтвердит наш с ним разговор на углу улицы Сен Жак. Если и этого мало, – если показания торговца трупами для вас не убедительны, – то поговорите с мэтром Жаном Пти, – он лучший хирург и преподаватель медицины, правая рука самого мсьё де Сваня, главного доктора королевства. Я видел труп и видел рану на плече. Поговорите с хирургом. Он скажет то же, что и я.
– Но письмо? – стоял на своем Гонзаго.
– Я давно вам твержу, ваше высочество, – шептал на ухо принцу Пейроль, – что эти двое работают на него.
Соратники тоже в волнении перешептывались.
– Это превосходит границы возможного! – воскликнул пухлый откупщик Ориоль. – Он просто колдун.
– Дьявол во плоти! – прибавил Навай.
– Господа! – непривычно бесстрастным тоном вдруг произнес Гонзаго, глядя мимо гасконца и нормандца. – Во всей этой истории есть нечто неподдающееся рассудку. Предположим, что разведчики нас предали, все равно не понятно, как раненый смог оказаться, на воле.
– Ваше высочество! – в один дрожавший от неподдельной обиды голос воскликнули Кокардас и Паспуаль. Гонзаго жестом приказал им замолчать.
– Но, – продолжал он, – сейчас нет времени выяснять степень их вины. Слушайте внимательно. В письме Лагардер мне бросил вызов, и этот вызов я принимаю!
– Браво! – попробовал бодро выкрикнуть Навай. Но его голос дрожал.
– Браво! Браво! – принужденно поддержали Навайя остальные.
– Если монсиньор позволит мне внести предложение, – сказал Пейроль, – то я советую вместо запланированного ужина…
– Ужин состоится, даже если вселенная перевернется вверх дном, – не дал ему договорить Гонзаго, гордо вскинув голову.
– В таком случае, – настаивал фактотум, – хотя бы закрыть на засов двери.
– Двери будут открыты! Все двери нараспашку!
– Что ж, ваше сиятельство, – опять заговорил Навай. – Нам только остается пожелать друг другу удачи, и, как говорится, в добрый час!
В роковой гвардии Гонзаго имелось несколько отважных клинков: Навай, Носе, Шуази, Жирон, Монтобер и другие. В бойцы не годились лишь финансисты.
– На ужин всем явиться при шпагах! – распорядился Гонзаго. Он оглядел всех поочередно, не упустив никого.
– Касается и нас! – незаметно толкнув напарника локтем, шепнул Кокардас.
– Вы хоть сумеете в случае необходимости применить оружие? – продолжал Гонзаго, обращаясь к соратникам.
– Если этот хваленый рыцарь отважится явиться в одиночку… – начал Навай, не скрывая своего пренебрежения.
– Ваше высочество, – по-прежнему, продолжал шептал Пейроль. – Обезвредить Лагардера проще всего Жанри и его команде.
Гонзаго стремительным взором окинул своих присных и внезапно разразился криком:
– Карамба! На кой ляд мне твой тюфяк Жанри? Сегодня у меня будет не он со своими вшивыми олухами, а вы все! Понятно? Все до единого! Пусть только кто-нибудь попробует улизнуть, – в бараний рог сверну, сотру в порошок, мокрого места не оставлю!
– Делай, как я! – прошептал в этот момент Кокардас Младший своему напарнику, после его оба мастера шпаги в своих залихватских накидках сделали шаг вперед и стали навытяжку перед принцем.
– Ваше высочество, – произнес Кокардас, – неужели тридцать лет, (если уж точно следовать истине, даже немного больше, чем тридцать) безупречной репутации не искупают одной допущенной неточности, – ошибки, существование которой еще далеко не факт. Нельзя же допустить, чтобы один неудачный день перечеркнул заслуги всей жизни. Посмотрите на нас внимательно, ваше высочество. На лице каждого человека имеется печать Всевышнего. Нужно только суметь ее распознать, – и тогда будет понятно, кто честен, а кто предатель. Так посмотрите же, ваше сиятельство, за нас и на нашего главного обвинителя мсьё де Пейроля.
