Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон
Он был уверен, что ответ на этот вопрос даст время.
Мэтью отодвинул одну из черных занавесок, чтобы посмотреть, где они едут, и был вознагражден порцией мокрого снега, ударившей в лицо. Протерев глаза, он увидел все ту же лесную дорогу, изрезанную колеями и плохо разъезженную. Лошади, тащившие тяжелую карету в такую ночь, совершали настоящий подвиг. Неожиданно дорога пошла по крытому мосту над стремительным потоком воды — Мэтью предположил, что этот дубовый мост и дал название городку[15]. Стук копыт эхом отдавался между крышей и настилом. По сторонам мост был открытым, если не считать дощатых перил, и даже неоструганные доски начали покрываться льдом. В такое ненастье добрый хозяин собаку во двор не выгонит, подумал Мэтью. И даже Смерть в такой вечер никуда не побредет.
Городок располагался сразу за мостом: мимо, кажется, промелькнули несколько лавок и побеленных домов, церковь, кладбище, конюшня, таверна, из окон которой лился свет, и длинное здание с трубами — наверное, что-то вроде мастерской. Так или иначе, все это, едва показавшись, тут же осталось позади.
Карета ехала дальше. Йеспер Оберли проснулся и тоже смотрел в окно.
— Уже недалеко, — ответил он на непрозвучавший вопрос Мэтью; тот как раз хотел спросить, далеко ли еще ехать, потому что даже весьма мягкие кожаные сиденья не спасали зад, когда карета подпрыгивала на каменистой дороге.
Именно в заднице он сегодня и оказался, подумал Мэтью. А еще он грабитель, который едет обобрать умирающего, хотя, по мнению Оберли, грабителем был лорд Мортимер.
Вскоре карета повернула и начала штурмовать крутой склон. Но штурм не удался: Мэтью слышал и чувствовал, как колеса скользят по обледенелому гравию, а лошади изо всех сил стараются, повинуясь кнуту, но их копыта съезжают то в одну, то в другую сторону.
— Но! Но! — выкрикивал кучер из-под своих одежек.
Щелкал кнут, карета дергалась, но с места не сдвигалась. Наконец кучер, видимо, сдался и позволил упряжке задний ход: карета съезжала вниз по склону, а когда она остановилась, раздался глухой удар — это острый конец тормоза был как можно глубже вонзен в замерзшую землю.
— Н-да, — сказал Оберли тяжелым голосом. — Кажется, мы…
— Не взять мне такой уклон по этой грязище заледенелой! — В окне появилась страшная закутанная голова кучера. — Не потянуть лошадям!
— Кажется, мы приехали, — сказал Мэтью, договаривая то, что хотел сказать Оберли, когда голова кучера исчезла и он вплотную занялся лошадьми.
Укутавшись от пронизывающего холода и взяв кожаную сумку со своими вещами, собранными в расчете на две ночи, Мэтью последовал за Оберли вверх по склону. Их сапоги хрустели по ледяной корочке. По-прежнему лил холодный дождь, постукивая по загнутым полям треуголки Мэтью. Сапоги его скользили, и несколько раз он чуть не ударил в грязь лицом — причем в буквальном смысле. Когда они поднялись на вершину холма, Мэтью разглядел сквозь деревья очертания огромного особняка (его размеры можно было бы назвать чудовищными). В некоторых окнах горели свечи, большинство же остальных были угольно-черны. Над остроконечными крышами возвышалось с дюжину каменных труб, но только из двух шел дым. Громадный дом был похож на чудище, и зверь этот явно умирал. Когда Мэтью и Оберли приблизились к нему, эксперт по решению проблем увидел засохшие деревья, стоявшие вокруг, и мокрые темные камни, покрытые мертвыми безлистыми лозами, напоминавшими коричневую паутину, сплетенную пауком такой же чудовищной величины, как дом. Мэтью решил, что одну ночь в таком месте еще можно провести, но вторую? Нет уж.
Они подошли к парадному входу. Оберли ударил два раза дверным молотком, сделанным в форме куска угля. Ледяной дождь лил не переставая, и камзол Мэтью покрывался коркой. Наконец отодвинулся засов, дверь открылась, и из-за нее выглянула худая женщина с тугим узлом седых волос и скорбными, но настороженными глазами. На ней было черное платье с серым кружевом, в руке она держала подсвечник с тремя свечами.
— Со мной тут человек, — сказал Оберли.
Этого простого объяснения, видимо, оказалось более чем достаточно: служанка с лицом, похожим на мятый кошель, кивнула и сделала шаг назад, давая им войти.
— Сэр? Я отнесу это, — сказал слуга, появившийся из тьмы, тоже с горящей свечой, и забрал у Мэтью вещи.
Прежде чем уйти, он помог Мэтью снять камзол и взял у него треуголку.
— Как он, Бесс? — спросил Оберли у служанки после того, как была закрыта дверь и задвинут засов.
— Совсем плох, — ответила женщина, чьи тонкие губы лишь едва шевельнулись, чтобы выдавить эти слова.
— Тогда мы пойдем к нему. Пойдемте, мистер Корбетт?
— Пойдемте.
Как будто у него был выбор.
— Бесс, принесите мистеру Корбетту горячего чаю. И наверное, тарелку кукурузных лепешек с ветчиной. Я уверен, что они сейчас нашему гостю не помешают. — Служанка двинулась прочь через холл, а Оберли взял со стола горящую свечу в оловянном подсвечнике и сказал: — Следуйте, пожалуйста, за мной.
Прозвучало это не совсем как приглашение — скорее, как призыв исполнить священный и страшный долг.
Мэтью последовал за Оберли по коридору, уставленному доспехами. Пламя единственной свечи отражалось в шлемах и нагрудниках. У Мэтью мелькнула мысль о том, что такие латы создавались для защиты тела от сокрушительных ударов меча. А тело лорда Бродда Мортимера сейчас уже невозможно чем-либо защитить. Страшная болезнь как будто давила своей тяжестью на всех в этом доме. В воздухе, как зараза, висела какая-то безнадежность. От внимания Мэтью не ускользнули головы оленей и диких кабанов, целая выставка скрещенных мечей на стене и коллекция мушкетов в стеклянной витрине. Когда-то лорд Мортимер был охотником, полным жизни, человеком действия. Но теперь в углу тикали позолоченные старинные напольные часы, и звук каждой уходящей секунды казался громким, как выстрел.
Коридор стал шире, впереди показалась лестница. Мэтью поднялся по ней вслед за Оберли, и вскоре они были у
