Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 1
«Слышала ли ты от своего Гоилова, который провел последнее лето в Петербурге, о белокурой женщине, путешествующей в сопровождении старика; одна рука у нее всегда затянута в черную перчатку? При этом я с ваших слов подробно описала ее».
«Будь спокойна, — ответила мне Блида, — если эта женщина была в Петербурге, то я узнаю это сегодня же вечером, потому что у меня сегодня ужинает мой русский с одним из своих друзей, занимающим высокий пост при полиции».
На другой день действительно Блида приехала ко мне и сказала:
«Дама в черной перчатке в Париже: это дочь французского генерала барона де Рювиньи и московской еврейки. Она носит черную перчатку в воспоминание о любимом человеке. Лицо, сопровождающее ее повсюду, — русский майор, граф Арлев; он выдает себя за ее опекуна; но на самом деле он так сильно ревнует ее, что убьет своего соперника, если таковой явится. Они поселились в Париже на площади Эстрапад в старом доме; им прислуживает только один старик.
И Блида сообщила мне все сведения, которые вы узнали от меня вчера, мой дорогой Арман.
— Это странно! — пробормотал Арман.
— Тогда, — продолжала Фульмен, — не называя вашего имени, я рассказала Блиде о роковой, безумной страсти, которую вы питаете к этой женщине, и так как она вызвалась помочь мне, то я поручила ей доставить вам возможность увидеться с нею. В тот же вечер, за час перед тем, как я приехала к вам, Блида была у меня и сказала:
«У меня когда-то был поклонник, с которым мы остались до сих пор друзьями. Это бедный студент, проводящий целые дни в кафе Табурэ; зовут его Фредериком Дюлонгом. Он живет в меблированной комнате на третьем этаже, в доме на площади Эстрапад, и он согласится уступить свою комнату на несколько часов на сегодняшний вечер». Она сообщила мне топографические сведения, которые вам уже известны, вручила ключ от вашей комнаты, господин Дюлонг, и в конце концов уверила меня, что Дама в черной перчатке остается одна от восьми часов до одиннадцати.
Студент и Арман с глубоким вниманием слушали рассказ Фульмен. Наконец студент сказал:
— Сударыня, Блида вас обманула. Вот уже две недели, как я каждый вечер выхожу из дому в восемь часов и возвращаюсь только в одиннадцать. В мое отсутствие кто-то является ко мне. Но сегодня ночью я застал свою дверь и окно раскрытыми настежь.
— А портрет? Портрет, который я видел? — с живостью перебил его Арман. — Ведь не бредил же я, наконец.
Фульмен сидела, задумавшись. Она взяла за руку молодого человека.
— Слушайте, сказала она ему, — вы сомневаетесь во мне, вы по-прежнему не верите мне?
— Нет, — сказал он искренно, — я вижу, что вы откровенны.
— Итак, вы хотите, чтобы я дала вам совет? — спросила Фульмен.
— Давайте…
— Вернитесь домой, забудьте эту загадочную женщину и позвольте мне самой распутать всю эту путаницу и доискаться истины. Что-то подсказывает мне, что эта женщина, которая, по-видимому, избегает вас, замышляет против вас что-то ужасное.
— Вы с ума сошли! — рассмеялся Арман.
— Быть может.
— На что я ей нужен?
— Ах, почем я знаю! — воскликнула Фульмен. — Но что-то говорит мне, что с вами случится несчастье.
В голосе Фульмен звучали волнение и грусть, и Арман невольно вздрогнул.
— Так что же, — прошептал он, — я люблю ее… и я хочу ее видеть!
— Согласны вы еще раз послушаться меня? — спросила Фульмен.
— Я готов.
— Она сказала вам: «Приходите завтра в восемь часов».
— Да.
— И вы пойдете?
— Разумеется!
— Я пойду с вами.
— Вы?
— Я!
— Но это невозможно! — вскричал Арман.
— О, будьте покойны, — успокоила его Фульмен, — я не войду… я останусь на крыше.
И прежде чем молодой человек, растерявшийся от этого решения Фульмен, успел ответить, она обернулась к студенту.
— Господин Дюлонг, — сказала она, — вы уступите еще раз вашу комнату на сегодняшний вечер, не правда ли?
— Иначе говоря, — ответил студент, — я не посмею войти в свою комнату после того, что случилось со мною вчера.
— Вы правы, — сказала Фульмен, — ведь вы еще не рассказали нам своего вчерашнего приключения. Быть может, ваш рассказ прольет луч света на все эти таинственности.
— Обыкновенно, — начал рассказывать Фредерик Дюлонг, — я выходил из дому в восемь часов, шел в кафе Табурэ и играл там в домино или на биллиарде до одиннадцати. Но вчера, в то время, когда я поворачивал за угол улицы Вожирар, меня остановил посыльный и подал мне письмо. Я подошел к газовому фонарю и прочитал его.
«Старинный друг г-на Фредерика Дюлонга, — писали мне, — очень желающий увидеться с ним, просит его последовать за подателем этой записки».
— Я хотел было отказаться, объяснив посыльному, что меня ждет неотложное дело, но он поспешил предупредить меня, сказав почтительным тоном.
«Карета барыни ожидает вас на площади Одеон».
«Карета! О-го, — сказал я себе. — Это другое дело!».
Я последовал за посыльным и увидал светло-голубую карету, запряженную великолепными лошадьми. Ливрейный лакей открыл дверцу, а посыльный удалился. Я сел в карету; тогда лакей сказал мне:
«Сударь, вы позволите мне сесть рядом с вами, потому как мне поручено сообщить вам нечто».
«Как хотите», — ответил я.
Карета покатила. Лакей поднял окна, стекла которых, к моему удивлению, оказались матовыми, так что я не мог узнать, куда меня везут. Затем он вынул фуляровый платок и сказал:
«Если господин желает видеть мою госпожу, то он должен позволить завязать ему глаза».
Я нашел это предложение оригинальным и согласился. Подобные истории я читал только в романах.
— Дальше? — спросила Фульмен.
— Карета ехала около двадцати минут и остановилась; слуга сказал мне:
«Не угодно ли вам, сударь, выйти и опереться на мою руку…»
Я вышел, и меня повели. Я шел так несколько минут, в течение которых чувствовал, как хрустит песок под моими ногами, и это навело меня на мысль, что я иду садом; затем я поднялся по ступенькам лестницы…
— Погодите, — перебил Арман студента, — нечто подобное случилось когда-то со мною.
Сын полковника вспомнил любовь, которую он питал к маленькой баронессе де Сент-Люс.
— Продолжайте, продолжайте! — вскричал он.
Он надеялся, что завеса, окружавшая все эти события тайной, наконец разорвется хоть отчасти.
— Когда я поднялся по лестнице, — продолжал студент, — мой проводник открыл дверь и провел меня в комнату, пол которой был покрыт ковром, заглушавшим шум моих шагов; усадив меня в кресло, он сказал:
«Через пять минут вы можете снять повязку».
Я слышал, как он ушел и запер дверь, повернув два раза ключ; сердце мое стучало. На меня нашел страх… Наконец, я снял повязку.