Александр Дюма - Все приключения мушкетеров
Миледи сложила руки и подняла прекрасные глаза свои к небу.
– Боже мой! – сказала она, – прости этому человеку, как я ему прощаю.
– Да, молись, проклятая, – сказал барон, – твоя молитва тем великодушнее, что ты в руках того человека, который никогда не простит тебя, клянусь тебе в этом.
И он вышел.
Когда он выходил, миледи быстро взглянула в полуотворенную дверь и заметила Фельтона, поспешно скрывшегося, чтобы она его не видала.
Она бросилась на колени и начала молиться.
– Боже мой, Боже мой! – сказала она, – ты знаешь, за какое святое дело я страдаю; пошли же мне силы страдать.
Дверь тихо отворилась; прекрасная молельщица притворилась, будто не слыхала этого, и продолжала жалобным голосом:
– Боже мститель! Боже милосердый! неужели ты допустишь исполниться замыслам этого человека!
Тогда она сделала вид, будто только что услышала шум шагов Фельтона, вдруг встала и покраснела, как будто ей было стыдно, что ее застали на коленях.
– Я не люблю мешать молящимся, – сказал серьезно Фельтон, – и потому умоляю вас – не беспокойтесь для меня.
– Почему вы знаете, что я молилась, – сказала миледи прерывающимся от рыдания голосом; – вы ошиблись, я не молилась.
– Неужели вы думаете, – отвечал Фельтон, также серьезно, но несколько мягче прежнего, – что я считаю себя вправе мешать кому-нибудь повергаться к стопам Творца? Сохрани Боже! к тому же виновные должны каяться, каково бы было их преступление; я считаю виновного неприкосновенным, когда он перед стопами Господа.
– Разве я виновна? – сказала миледи, с улыбкой, которая пленила бы всякого, – виновна! Боже мой! тебе это известно! Скажите, что я несправедливо обвинена – это так; но вы знаете, что Бог, любящий мучеников, иногда посылает испытания невинным.
– Преступны вы или невинны, – отвечал Фельтон, – во всяком случае, вы должны молиться и я помогу вам своими молитвами.
– Совершенно справедливо, – сказала миледи, бросаясь к ногам его: – я не могу больше скрываться перед вами; я боюсь, что у меня не достанет силы бороться за веру; выслушайте же просьбу женщины, близкой к отчаянию. Вас обманывают, но не об этом я хочу говорить; я прошу вас только об одной милости, и если вы мне окажете ее, я буду благословлять вас до последней минуты своей жизни.
– Поговорите с милордом, – сказал Фельтон: – мне не предоставлено права ни прощать, ни наказывать.
– Напротив, оно не предоставлено никому кроме вас; лучше выслушайте меня, чем содействовать моей погибели и унижению.
– Если вы заслужили этот стыд и унижение, вы должны покориться приговору, чтобы искупить свой грех перед Богом.
– Что вы говорите!.. Вы не понимаете меня. Когда я говорю об унижении, вы думаете, что я разумею какое-нибудь наказание: тюрьму или смерть! Сохрани Боже! Смерть и тюрьма мне не страшны.
– Теперь я вас совсем не понимаю, – сказал Фельтон.
– Или притворяетесь, что не понимаете, – отвечала пленница, с улыбкой сомнения.
– Нет, клянусь вам честью, не понимаю.
– Разве вы не знаете намерений лорда Винтера в отношении ко мне?
– Не знаю.
– Не может быть; вы пользуетесь его доверием!
– Я никогда не лгу.
– Но он вовсе не скрывает своих намерений, поэтому их трудно не знать.
– Я не стараюсь ничего разузнавать: я ожидаю, пока мне сами скажут; но кроме того, что лорд Винтер говорил мне при вас, он ничего особенного не говорил мне.
– Так вы не сообщник его! – сказала миледи с уверенностью; – так вы не знаете, что он готовит мне позор, который ужаснее всех наказаний в мире?
– Вы ошибаетесь, – сказал, краснея, Фельтон… – лорд Винтер не способен на подобное преступление…
– Хорошо, – подумала миледи, – не зная в чем дело, он уже называет его преступлением.
Потом сказала:
– Друг низкого человека способен на все.
– Кого вы называете низким? – спросил Фельтон.
– Разве есть в Англии еще кто-нибудь, заслуживающий это название в такой степени как он?
– Вы говорите о Джордже Виллье? – сказал Фельтон и глаза его разгорелись.
– Которого язычники и неверные называют герцогом Бокингемом, – сказала миледи: – я не думала, чтобы в Англии был хотя один англичанин, которому нужно было бы так долго объяснять, о ком я говорю.
– Рука Создателя распростерта над ним, сказал Фельтон: – он не избегнет наказания, которого заслуживает.
Фельтон выражал в отношении к герцогу ненависть, которую все англичане чувствовали к нему; сами католики называли его истязателем, притеснителем и развратным человеком, а пуритане просто сатаной.
– О, Боже мой! – сказала миледи: – когда я молю Тебя послать этому человеку заслуженное им наказание, Ты знаешь, что это не из личной мести, но из желания спасения целого народа.
– Разве вы его знаете! – спросил Фельтон.
– Наконец он делает мне вопрос, – подумала миледи, радуясь, что так скоро достигла этой цели: – Как не знать, к несчастью, к величайшему моему несчастью, я знаю его.
Миледи ломала руки, как будто в припадке горести.
Фельтон почувствовал, вероятно, что твердость его оставляла, и отошел к двери; пленница, не спускавшая с него глаз, бросилась вслед за ним и остановила его.
– Будьте добры, будьте великодушны, выслушайте мою просьбу, – сказала она: – дайте мне нож, который барон отнял у меня, потому что знал, какое употребление я хочу из него сделать, о выслушайте меня до конца! Дайте мне! этот нож только на минуту, – из сожаления ко мне! Я обнимаю колени ваши! Будьте уверены, что я ничего вам не сделаю: вы уйдете и запрете дверь. Боже мой! могу ли я посягать на жизнь вашу! Вы здесь единственное существо справедливое, доброе и сострадательное! вы, может быть, избавитель мой! Дайте мне на одну минуту этот нож, только минуту и я передам вам его через дверную форточку; только на одну минуту, г. Фельтон, и вы спасете мне честь!
– Вы хотите зарезаться! – сказал с ужасом Фельтон, не отнимая рук своих из рук пленницы: – вы хотите зарезаться?
– Я сказала, – шептала миледи, понижая голос и опускаясь в изнеможении на пол: – я открыла вам свою тайну! Он знает все, о, Боже мой! я погибла!
Фельтон в нерешимости стоял неподвижно.
– Он еще колеблется, – подумала миледи; – я не совсем искусно разыграла свою роль.
В коридоре послышались шаги; миледи узнала походку лорда Винтера.
Фельтон также узнал ее и пошел к двери.
Миледи бросилась за ним.
– О! не говорите ни слова, – сказала она тихо: – ни слова этому человеку из всего, что я вам говорила, или я погибла, и вы…
Так как шаги приближались, то она замолчала, опасаясь, чтобы не услышали ее голоса, и приложила свою хорошенькую ручку к губам Фельтона с выражением неописанного ужаса.
