Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
— И вы в самом деле считаете возможным, маркиза, чтобы герцог Бекингэм, первый министр Англии, любимец короля, гордый, самоуверенный баловень женщин согласился унизиться до того, чтобы забраться за каминную решетку?
— В любовных приключениях нет унижений, господин кардинал, там заботятся только о том, чтобы не изменить себе!
— Все-таки я сомневаюсь…
— Позвольте мне досказать. Я привела к камину одного из солдат, сопровождавших короля с факелами при обыске башни, дала ему денег и спросила, заглядывали они в камин и отодвигали решетку во время обыска?
— Что же отвечал солдат?
— Он отвечал, что помнит все происходившее в ту ночь, но никто не трогал каминной решетки, так как никому и в голову не пришло, что там мог спрятаться человек!
— В таком случае, конечно, предположение ваше, быть может, и справедлива.
— Теперь уже дела не поправишь, он выскользнул из наших рук, — сказала маркиза.
— Но он возвратится!
— Едва ли! По крайней мере, нескоро. Вы не знаете, возвратился ли он в Лондон?
— К чему такой вопрос, маркиза? Я не сомневаюсь в этом, так как получил уже известие из Лондона, не допускающее никаких сомнений на этот счет. У нашего посланника в Лондоне есть свояченица, прелестная и ловкая молодая вдова, и очень богатая. Она имеет дом близ Парижа и живет попеременно — то здесь, то в Лондоне.
— А как зовут ее, ваша эминенция?
— Мадам де Марвилье!
— О, мы вчера видели ее в великолепном экипаже. Маркиза д'Алансон обратила на нее мое внимание, а герцогиня де Шеврез знакома с ней.
Ришелье улыбнулся.
— Мадам де Марвилье говорила мне, что видела герцога Бекингэма в Лондоне после той ночи и даже разговаривала с ним, он, по-видимому, заинтересовался прелестной вдовой.
— По обыкновению всех мужчин, не способных жить без нескольких любовных интриг одновременно. А давно ли госпожа де Марвилье в Париже?
— Позвольте узнать, маркиза, к чему вы спрашиваете об этом?
— Я сейчас объясню вам, ваша эминенция, но прежде ответьте мне на мой вопрос.
— Несколько недель, я полагаю.
— А когда она думает возвратиться в Лондон?
— Это зависит от обстоятельств, быть может, и скоро.
— Мне кажется, ваша эминенция, что вы приобрели в ней тайного агента при английском дворе, это очень разумно с вашей стороны. Для некоторых вещей нет лучших дипломатов, чем женщины, тем более молодые, прекрасные и богатые. Ваш новый агент-дама говорила вам, что она видела Бекингэма в Лондоне, и я бы хотела обратить ваше внимание на одно обстоятельство.
— Вы преувеличиваете мои отношения с мадам Марвилье, маркиза!
— Позвольте задать вам один вопрос, ваша эминенция. Не предполагаете ли вы, что герцог Бекингэм после отъезда из Лондона этой дамы мог также тайно уехать в Париж и скрываться теперь здесь?
— Почему вы так думаете, маркиза?
— Я приехала к вам с тем, чтобы сообщить нечто, как я полагаю, еще совершенно новое для вас.
— Я весь превращаюсь в слух, маркиза! О, я понимаю, чем я обязан вам, и смею вас уверить, что никогда не принадлежал к числу людей, не умеющих ценить и забывающих одолжения и дружеские услуги! Вы для меня всегда будете первой моей союзницей и лучшим другом!
— Известно ли вам, ваша эминенция, кто живет в доме номер 21 на улице д'Ассаз? — спросила маркиза, не обращая никакого внимания на любезность Ришелье.
— Улица д'Ассаз, — проговорил он, как бы припоминая что-то, — номер 21, не помню что-то.
— Дом великолепный, большой, отлично меблированный.
— Я напрасно стараюсь припомнить, маркиза! Надо полагать, что мне ничего об этом доме не говорили!
— Я также не знаю, кто живет там, но знаю только, что королева сегодня во второй уже раз украдкой посещала этот дом.
Ришелье стал еще внимательнее, черные глаза его загорелись зловещим огнем.
— Как! Королева, и украдкой?
— Да, ваша эминенция! В сопровождении одной только обергофмейстерины, королева сегодня уже во второй раз, не объявляя, куда ока едет, отправилась на улицу д'Ассаз, номер 21 и возвратилась в Лувр спустя несколько часов.
— Каким же образом вы узнали улицу и номер дома?
— Моя горничная полюбезничала с лейб-кучером королевы и заставила его проговориться. Влюбленный дурак все выболтал, несмотря на строгое приказание молчать и не говорить никому адреса!
— А вы уверены, что он сказал правду?
— Он слишком глуп, чтобы перехитрить мою камеристку, — отвечала с усмешкой маркиза, — я уверена, что он не солгал. Он не успел придумать ложь, так как она напала на него врасплох со своими расспросами. Но кто бы мог жить на улице д'Ассаз, в 21-м номере?
— Вы, надеюсь, маркиза, знаете?
— Я еще ничего не знаю, наша эминенция, кроме того, что только что сообщила вам. Больше узнать не имела времени, так как спешила сюда.
— Благодарю, тысячу раз благодарю, любезная маркиза! Так вы в самом деле полагаете, что герцог…
— Там, где дело идет о любви, нельзя ни за что ручаться, ваша эминенция. Вдруг Бекингэм инкогнито живет в этом доме?
— Немыслимо, маркиза, положительно невозможно!
— Для любящей женщины нет ничего невозможного, ваша эминенция.
— Я молча преклоняюсь перед вашей опытностью в этом отношении, маркиза.
— Вам будет нетрудно еще сегодня же получить более подробные сведения об этом доме. — На дворе уже смеркается, только будьте осторожны, ваша эминенция, действуйте как можно осмотрительнее, я полагаю, что мои сообщения очень важны, и было бы жаль, если бы мы и на этот раз не имели удачи! Желаю вам доброго здоровья, ваша эминенция!
— Прощайте, маркиза, еще раз душевно благодарю вас за ваши сведения, — сказал Ришелье, провожая статс-даму до передней. В эту минуту взор его упал на стоящего там на часах гвардейца из числа его телохранителей, имевшего в своем красном мундире и черной шляпе очень красивый вид. Лицо солдата показалось кардиналу знакомым. Проводив маркизу, он обратился к нему и спросил:
— Давно ли ты поступил в мою гвардию?
— Всего два дня, ваша эминенция!
— Получил ли ты жалованье вперед?
— Получил, ваша эминенция!
— Лицо мне твое знакомо, как тебя зовут?
— Жюль Гри, ваша эминенция!
Едва заметная улыбка пробежала по лицу кардинала. Он так был заинтересован рассказом маркизы, что даже не узнал сына Пьера Гри, хотя нужно сказать, что и красивый военный костюм совершенно изменил его наружность.
— Иди за мною, — приказал Ришелье. Жюль Гри, несколько примирившийся с кардиналом с тех пор как ему платили по десять розеноблей в месяц за то, что он носил красный мундир, последовал за могущественным министром в его кабинет.
