Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Внешне Карл ничуть не походил на удалого вояку-авантюриста. «Его величество, – докладывал в том же году венецианский посол[249], – ростом невысок, дурно сложен и лицом безобразен: глаза его тусклы и близоруки, нос чересчур велик, а губы необыкновенно толсты и всегда приоткрыты. Руки непроизвольно подергиваются, являя собою весьма неприятное зрелище, а речь необычайно медлительна… Впрочем, весь Париж превозносит его как искусного игрока в мяч, поединщика и охотника». Возможно, за эти достоинства его и любили в народе. Кроме того, Карл отличался мягкостью характера, за которую был прозван Любезным; «Невозможно и представить себе более кроткое создание», – заверял хронист Филипп де Коммин. Вторжение в Италию Карл VIII, без сомнения, оправдывал самыми высокими мотивами. Он не собирался захватывать чужие земли, но хотел забрать лишь то, что принадлежало ему по праву, включая, безусловно, и королевство Неаполь[250]. С последним вот уже три сотни лет был связан номинальный титул иерусалимского короля, который принес бы Карлу необходимый престиж: вернув себе итальянские земли, король намеревался объявить и возглавить крестовый поход, которого, по его мнению, заждалась вся Европа.
Это была великолепная мечта – и лучше бы она так и осталась мечтой. Как отмечал Коммин, всем благоразумным и опытным людям королевская затея казалась явной глупостью. У Карла VIII было мало денег (перед походом ему пришлось заложить свои драгоценности) и еще меньше – знаний о военном деле. Судя по всему, его ни на миг не встревожило, что армию придется вести далеко на юг Итальянского полуострова, растягивая линии снабжения и коммуникации до предела и оставляя их на милость по меньшей мере полудюжины сильных, опасливых и потенциально враждебных городов-государств. Только два француза из непосредственного окружения короля разделяли его оптимизм: его наставник и камергер Этьен де Веск, о котором Коммин пренебрежительно отзывался как о «худородном человечке, который никогда не слушал, что ему говорят», и монарший кузен Людовик Орлеанский, внук Валентины Висконти, видевший в предстоящей экспедиции возможность заявить о собственных правах на герцогство Миланское. Зато среди придворных хватало итальянцев – изгнанников из Милана, Генуи и Неаполя, врагов римских Борджиа и флорентийских Медичи, готовых при любом удобном случае ободрить и поддержать короля в его сумасбродном начинании.
Из всех ведущих итальянских держав только у Венеции, как всегда устойчивой и монолитной, не обнаружилось недовольных, которые плели бы против нее интриги при французском дворе. Там ее представляли только должным образом уполномоченные послы, и в ответ на предложение Карла об официальном военном союзе, выдвинутое в конце 1492 г., они проявили куда меньше энтузиазма, чем девятью годами ранее, вежливо заметив, что столь крепкая дружба, которая уже связывала Францию с Венецианской республикой, не нуждается в дополнительных демонстрациях солидарности; к тому же Венеция все равно не могла принять участие в походе против турок, поскольку была связана условиями мирного договора, заключенного в 1482 г. с Баязидом II. К этому послы могли бы добавить (но не стали), что Венеция никогда не питала особой любви к Неаполитанскому королевству, при разделе которого, в случае победы Карла, надеялась урвать себе куски поценнее. Так или иначе, будучи уверена, что Карл ведет с ней честную игру, республика предпочла сохранить вооруженный нейтралитет и занять свою любимую позицию стороннего наблюдателя. Той же политики она держалась и в следующем году, когда Лодовико иль Моро отправил свою молодую жену Беатриче д’Эсте (которая уже тогда проявляла незаурядный талант дипломата) в Венецию во главе пышного посольства, чтобы прояснить отношение республики к готовящемуся вторжению. Беатриче оказали великолепный прием, поселили во дворце Феррары и устроили экскурсию по городу; она посетила заседание Большого совета; в монастыре Санта-Мария делле Верджини в ее честь дали концерт. Но в ответ на свои вопросы она не получила ничего, кроме благочестивых упований и ничего не значащих банальностей.
Лодовико надеялся на несколько более твердые заверения в поддержке французской кампании. Претензии герцога Орлеанского на его герцогство, похоже, нимало его не тревожили: у Лодовико были другие, куда более насущные поводы для беспокойства. Отобрав Милан у законного герцога – своего племянника Джан Галеаццо, женатого на дочери неаполитанского принца Альфонсо, – он всерьез и надолго испортил отношения с правящим домом Неаполя, а в январе 1494 г., когда Альфонсо сменил на троне своего отца Фердинанда, враждебность со стороны неаполитанцев приняла еще более угрожающие масштабы. Новоиспеченный король быстро заручился поддержкой Пьеро де Медичи (который, в свою очередь, недавно сменил собственного отца в роли фактического правителя Флоренции) и самого папы Александра VI. Образовался поистине грозный союз, вполне способный разгромить и низвергнуть Лодовико в случае внезапного нападения. Ввиду возросшей опасности миланские послы в Париже стали все более и более открыто поощрять короля в его мечтах об итальянской кампании и, наконец, чуть ли не прямо призвали его перейти от слов к делу, как будто он нуждался в подобном приглашении. К тому времени Карл уже купил (за непомерную цену) пассивную поддержку Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, Генриха VII Английского и императора Максимилиана Австрийского. Летом 1494 г. он выступил в поход во главе 46-тысячного войска, включавшего 11 тысяч всадников, 4 тысячи швейцарских пикинеров и королевскую гвардию из шотландских лучников. Это была крупнейшая французская армия, какую удавалось собрать на памяти живых, и первая со времен Людовика Святого, во главе которой за последние двести лет встал сам государь.
Скорость и успехи, с которыми французы перешли через Альпы, пересекли Ломбардию и продвинулись на юг Итальянского полуострова, по-видимому, оправдали лучшие надежды Карла VIII. К началу сентября он достиг Асти[251], где получил известия о том, что объединенные военно-морские силы Франции, Швейцарии и Генуи под началом его кузена герцога Орлеанского (выступившего на месяц раньше с авангардом и тяжелой артиллерией) наголову разбили неаполитанцев при Рапалло. Там же Карл заболел оспой, но перенес ее легко и уже 6 октября покинул Асти; через два месяца он с триумфом вступил в Пизу и соседнюю Лукку, а 17 ноября подступил к Флоренции. Флорентийцы, воодушевляемые доминиканским монахом Савонаролой, без промедления изгнали слабого и беспомощного Пьеро де Медичи и охотно распахнули ворота перед французскими завоевателями. Последний день года Карл встретил в Риме, где папа Александр VI, поначалу в ужасе затворившийся от французов в замке Святого Ангела, вскоре понял, что ему ничего не остается, как договориться с Карлом и принять его условия.
Проведя четыре недели в Риме, французская армия продолжила наступление
