Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Первым важным событием при Агостино Барбариго стало официальное присоединение королевства Кипр: Венеция стремилась к этому вот уже более двадцати лет, в характерной для себя манере сочетая хитроумную дипломатию с бессовестной беспринципностью. Тамплиеры, которым Кипр достался в подарок от Ричарда Львиное Сердце, в 1192 г. продали его крестоносцу Ги де Лузиньяну, после чего остров время от времени попадал под различные сторонние влияния (так, в XIV в. он оказался в зависимости от Генуи, а в 1426 г. – от Каира, которому более полувека платил дань), но все же оставался под властью дома Лузиньянов.
Очередной кризис начался еще в 1460 г., когда Жак Лузиньян, незаконнорожденный сын бывшего короля Жана II, отнял трон у своей сестры королевы Шарлотты и ее мужа Людовика Савойского. Те были вынуждены укрыться в замке Кирения и только три года спустя сумели бежать в Рим. Сделавшись королем, Жак стал искать союзников; обратившись к Венеции, он официально попросил руки Катерины, прекрасной юной дочери Марко Корнаро, чье семейство издавна поддерживало тесные связи с Кипром. Та ветвь рода, к которой она принадлежала, Корнаро делла Ка̕Гранде, состояла лишь в дальнем родстве с ветвью Корнаро-Пископия – владельцами лена Эпископи, входившими в число самых богатых землевладельцев Кипра. Но ее отец прожил на острове много лет, стал близким другом Жака и выполнил для него несколько деликатных дипломатических поручений, а дядя Катерины, Андреа, вскоре был назначен аудитором Кипрского королевства. С материнской стороны Катерина могла похвастаться еще более достойными предками: одним из них был, ни много ни мало, Иоанн Комнин, император Трапезунда.
Устоять перед возможностью усадить на престол Кипра венецианскую королеву сенат Венеции не мог. Он охотно дал согласие на брак, и тот заключили немедленно, по представительству, – на всякий случай, чтобы Жак не передумал. 10 июля 1468 г. сорок благородных матрон препроводили четырнадцатилетнюю Катерину из дворца Корнаро на Сан-Поло в Зал Большого совета во Дворце дожей. Здесь дож Моро вручил обручальное кольцо кипрскому послу, а тот надел его невесте на палец от имени своего короля. После этого Катерину удостоили титула Дочери святого Марка – в связи с таким беспрецедентным знаком почета епископ Туринский язвительно заметил, что и подумать не мог, что святой Марк был женат; и долго же прожила его жена, если ей удалось произвести на свет дочь всего четырнадцать лет назад!
Через четыре года, 10 ноября 1472 г., Катерина в сопровождении четырех галер отбыла морем в свои новые владения[245].
Однако уже на следующий год король Жак внезапно умер в возрасте тридцати четырех лет, оставив Катерину на сносях. Неизбежно возникло (по-видимому, беспочвенное) подозрение, что его отравили, и сенат решил не рисковать. Опасаясь, что Шарлотта попытается вернуть себе трон, венецианцы немедленно отправили на Кипр Пьетро Мочениго, тогда все еще генерал-капитана, под предлогом того, что молодая королева нуждается в защите, но в действительности для того, чтобы блюсти интересы Венеции. Ему поручили укрепить стратегически важные опорные пункты по периметру острова и удалить с ключевых позиций всех, чья лояльность вызывала сомнения. То, что Кипр формально был независимым и суверенным государством, республику ничуть не беспокоило: Мочениго предписали действовать при посредничестве королевы, насколько позволят обстоятельства, но особо уполномочили в случае необходимости применять силу.
Пьетро, как всегда, добросовестно исполнил все поручения, но принятые им меры лишь усилили недовольство, которое местная знать и без того испытывала в связи с растущим влиянием Венеции на внутренние дела острова. Вскоре после его отъезда сформировался заговор под началом архиепископа Никосийского. 13 ноября 1473 г., за три часа до рассвета, небольшой отряд (включавший и самого архиепископа) ворвался во дворец в Фамагусте и зарубил камергера и врача королевы у нее на глазах. Затем, после недолгих поисков, заговорщики схватили ее дядю Андреа Корнаро и кузена Марко Бембо; обоих постигла та же участь, а их нагие тела были сброшены в ров под окнами королевы, где их некоторое время спустя съели городские собаки. Наконец, саму Катерину заставили дать согласие на брак незаконнорожденной дочери ее покойного мужа с Альфонсом, бастардом неаполитанского короля Фердинанда, и признать упомянутого короля своим наследником – несмотря на то что Жак оставил королевство самой Катерине, а она уже родила от него законного сына.
Вести о перевороте быстро достигли Венеции, и Мочениго приказали немедленно вернуться на остров. С большинством заговорщиков он разобрался быстро. Лишь нескольким, включая архиепископа, удалось бежать, но остальных схватили; зачинщиков повесили, а прочих причастных бросили в тюрьму. Порядок наследования снова был официально изменен. Между тем венецианский сенат отправил на Кипр двух надежных патрициев; формально они были назначены советниками, но на деле стали править островом от имени Катерины. Лишившись всех рычагов влияния, несчастная королева тем не менее осталась на престоле, но с годами ей становилось все труднее удерживать даже номинальную власть. Ее сын, король Жак III, умер годовалым младенцем, в 1474 г., и с тех пор Катерине приходилось непрерывно противостоять интригам своей золовки Шарлотты, с одной стороны, и молодого Альфонсо Неаполитанского – с другой, не говоря уже о бесконечных заговорах местных аристократов, которые видели в ней не столько королеву, сколько марионетку Венеции. Только благодаря венецианскому покровительству Катерина оставалась в живых, но постепенно стала тяготиться своим зависимым положением не меньше своих подданных. Все сколько-нибудь значимые посты при дворе и в правительстве занимали венецианцы; всеми городами и замками правили венецианские наместники и сенешали. В какой-то момент Катерина и ее отец даже подали жалобу в синьорию, заявив, что ее защитники превратились по сути в тюремщиков: Катерину не выпускали из дворца, отняли у нее слуг, и даже трапезничать ей приходилось в одиночестве, за маленьким деревянным столиком. Ей запрещалась всякая переписка, даже с собственными подданными. Жалоба возымела некоторый эффект, и после 1480 г. в жизнь королевы вернулись некоторые удобства, но к тому
