Поль Феваль - Горбун
В описываемое время биржевые махинации еще только зарождались, но это вовсе не означает, что маклерские операции велись с меньшим азартом, чем в наши дни. Люди нервничали, суетились, продавали, покупали, обманывали, воровали, – словом, занимались коммерцией.
Выходившие в сад окна госпожи принцессы де Гонзаго были закрыты плотными ставнями. У принца же на окнах были лишь занавески из тонкого тайского шелка, прошитого золотой нитью. После последней ночи ни принц ни принцесса на люди еще не показывались. Господин де Пейроль, чья спальня находилась в одном из мезонинов, еще лежал в кровати, но уже давно не спал. Только что он пересчитал свой вчерашний выигрыш в ландскнехт и с довольной улыбкой упрятал его во вместительную шкатулку, стоявшую у изголовья. Он был весьма богат, – этот исполнительный верный фактотум мсьё де Пейроль, – к тому же скуп, или точнее алчен, потому как страстно любил деньги именно за удовольствия, которые они приносят их обладателю. Нет нужды пояснять, что он был начисто лишен всяких предрассудков, или хотя бы проблески того, что называют совестью, – брал всюду, где можно взять, усердно копил, – и пребывал в полной уверенности, что на старости лет он станет богатым, ни от кого и ни от чего не зависящим синьором. Он был своего рода Дюбуа при Гонзаго. Настоящий Дюбуа, что состоял при регенте, мечтал о мантии кардинала. Мы не рискнем утверждать, в чем состояли карьеристские поползновения мсье де Пейроля, но англичане уже тогда изобрели крылатое выражение milord Million. По видимому Пейроль и хотел сделаться его сиятельством Миллионом.
В дверь постучали. На пороге появился Жанри. Он вкратце доложил о том, как два желторотых новобранца Ориоль и Монтобер отнесли тело Лагардера до арочного моста Марион и там его сбросили в реку. Из суммы, выделенной на это дело Гонзаго, Пейроль половину оставил себе, а другую вручил Жанри и его отпустил. Тот перед уходом сказал:
– Верные служаки ныне большая редкость. Внизу под вашим окном сейчас стоит один бывший солдат из моего взвода. На этого парня в случае чего можно положиться.
– Как его зовут?
– Кит. Он силен, вынослив и глуп, как бык.
– Ну что же, найми его, – ответил Пейроль и, подавив недовольную гримасу, прибавил. – Вот возьми ему для начала двадцать ливров. Впрочем, теперь его услуги вряд ли понадобятся, – с насилием, полагаю, мы прошлой ночью покончили.
– Я думаю иначе, и потому обязательно его найму.
Жанри спустился в сад, где Кит безуспешно пытался конкурировать со все больше входившим в моду счастливым соперником Эзопом II, или Ионой.
Пейроль поднялся из постели и направился к своему хозяину. Здесь он с неприятным удивлением обнаружил, что его опередили. Принц Гонзаго уже давал аудиенцию нашим друзьям Кокардасу Младшему и брату Паспуалю. Не смотря на ранний час, оба в прекрасной форме подтянутые, причесанные явились, чтобы получить новые указания.
– Послушайте, лихие парни, хотелось бы знать, что вы делали вчера во время праздника? – обратился к ним Пейроль.
Паспуаль пожал плечами, а Кокардас отвернулся.
– Насколько для нас почетно и приятно служить его сиятельству, – заметил Кокардас. – Настолько же тоскливо иметь дело с вами, сударь.
И затем Паспуалю:
– Ты со мной согласен, золотце мое?
– Друг мой, ты просто читаешь в моем сердце, – отозвался Паспуаль.
– Вы все поняли? – продолжал прерванный появлением фактотума разговор Гонзаго; он выглядел утомленным. – Сегодня же, чем скорее, тем лучше, вы должны раздобыть точные сведения и неопровержимые вещественные доказательства. Самое позднее к двум пополудни я должен знать, жив он, или мертв.
Кокардас и Паспуаль исполнили перед принцем реверанс с виртуозностью, позволявшей их по праву назвать самыми великолепными бандитами во всей Европе. Затем они гордо подняли подбородки, прошли мимо Пейроля, словно перед пустым местом, и удалились, хлопнув дверью.
– Позволите ли мне узнать, монсиньор, – проговорил побледневший Пейроль, – о ком вы сейчас спросили «жив, или мертв»?
– О шевалье де Лагардере, – ответил Гонзаго и устало откинул голову на подушку.
– Но от чего возникли сомнения? – недоумевал Пейроль. – Я только что рассчитался с Жанри…
– Жанри – изрядный плут, а ты… ты стареешь, мой Пейроль. Нам служат спустя рукава, доложу я тебе. Пока ты спал, я уже с утра занимался делами. Прежде всего повидал Ориоля и Монтобера. Почему, спрашивается, наши люди не сопровождали их до самой реки?
– Все сделано так, как вы того хотели. Ведь вы сами, ваше высочество, решили поручить это дело двоим из своих друзей…
– Друзей, друзей! – передразнил Гонзаго своего фактотума с таким пренебрежением, что Пейроль запнулся на полуслове.
– Я все сделал правильно, – продолжал принц. – И ты сказал верно, они мои друзья. Черт побери, по крайней мере, сами должны в это верить! Кого же еще, как не друзей, можно использовать без всякой оглядки? Я их должен обуздать по рукам и ногам, – так, чтобы они без меня шагу не могли ступить, пальцем пошевелить! Привязать их к себе тройным морским узлом, приковать цепями, понимаешь ты это, или нет, садовая голова? Если бы у шведского канцлера господина Горна за спиной стояла хотя бы сотня преданных друзей, он не потерпел бы Риксдаге фиаско. Впрочем, меня не страшит его незавидная участь. В отличие от Карла XII наш регент не придает значения клевете. Он ненавидит лишь то, что мешает ему спокойно спать.
Заметив, с каким отчаянием на него взирает фактотум, Гонзаго прервался:
– Надо же! – воскликнул он с вымученной улыбкой. – Да ты, я вижу, от страха покрылся гусиной кожей!
– Неужели вам уже что-то угрожает со стороны регента? – пробормотал Пейроль.
– Послушай, – произнес Гонзаго, поднимаясь на локте, – могу тебе поклясться, что если меня раскроют, то тебя повесят раньше, чем мне отсекут голову.
При этих словах Пейроль попятился на несколько шагов. Его глаза едва не выскакивали из орбит.
Внезапно Гонзаго громко расхохотался.
– Ты и в самом деле заячья душа! – воскликнул он. – Да еще никогда в жизни я, не занимал при дворе столь прочной позиции, как ныне! Но всякое может статься. Нельзя терять бдительности. На случай внезапной атаки я хочу иметь надежную защиту. Для этого меня должны окружать… нет, не друзья, друзей теперь не бывает, а рабы, – причем рабы не купленные, а прикованные цепями, существа, попросту говоря, живущие моим дыханием, хорошо сознающие, что моя гибель для них – неминуемая смерть.
– Что касается меня, – промямлил Пейроль, – то у вашего высочества нет повода…
– Это верно, ты со мной в одной упряжке уже долгий срок, но вот другие… Тебе хотя бы известно, какие знатные имена носят эти молодые люди? Право же, из них можно соорудить крепкий щит. Навай, к примеру, герцогских кровей, Монтобер принадлежит к фамилии Моле де Шамплатре, (это древняя дворянская ветвь, голос которой звучит мощно, как колокол Нотр Дама), Шуази – родственник Мортемаров, Носе – Лозенов, Жирон связан с Челламаре, маркиз де Шаверни – с принцем де Субиз…
