Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин
— Ты ближе к делу, Максимыч, — прервал боцмана капитан.
— Я с дуру возьми и расскажи ту историю. А сегодня вон как она обернулась. Черт меня дернул! Ведь даже объяснил, где эти золотниковые коробки находятся. Казните старого дурака, виноват.
— Кто присутствовал при вашем рассказе?
— Оба фельдшера, воспитатели Никитин и Кленов, потом Шлыков с Сачковым подошли. Да, еще Ефимов появился. Из наших кочегар Тюрин и старпом Козырнов были. Ну, и несколько мальчишек, что постарше. Но имени я их не знаю, но показать могу. Может, они набедокурили?
У Максимыча был такой жалкий вид, что у Тихона не повернулся язык отругать его, хотя и следовало — если бы не находчивость капитана, рейс «Фултона» закончился бы раньше срока.
— Когда ты болты откручивал, как они подались? — спросил Лаврентьев.
— Первый болт я мигом вывернул, второй тоже, — вспоминал Максимыч. — А потом... Потом заминка вышла — пришлось по ключу молотком стукнуть. Выходит, мальчишки отпадают — им так сильно не закрутить.
— Кто знает. Может, Остапчук болты подкрутил после того, как гайку положили, — высказал предположение капитан. — Есть у него такая привычка, во всех карманах гаечные ключи.
— А сами вы никого не подозреваете? — опять обратился к боцману Тихон. — Может, кто подробности выспрашивал про тот случай?
— Кочегар Тюрин удивился, почему авария на «Царьграде» сразу не произошла, как от пристани отчалили.
— А и правда — почему?
— Тут ничего хитрого нет — и на «Царьграде», и на «Фултоне» гайка так лежала, что стопорила штурвал только при самом крутом повороте, «через конь», как у нас говорят, — объяснил боцман Тихону.
— А Шлыков как себя вел?
— Что Шлыков? — не понял капитана Максимыч.
— Неужели молчком сидел? На него такое не похоже — трепач, каких поискать.
— Его больше тянет с молоденькими воспитательницами поболтать, а наши речные истории его не интересуют. Вот Тюрин — другое дело.
— Ничего удивительного, — проворчал Лаврентьев. — Тюрин — старый водник, он о Волге, о пароходах готов хоть до утра слушать.
Больше Максимыч ничего не добавил, и капитан отпустил его, напоследок предупредив:
— Об этом разговоре — никому ни слова. Дело такое, что ошибиться — пара пустяков. Может, и впрямь эту гайку ребята положили, а Остапчук болты на крышке потом затянул.
— Все понял, капитан, буду молчать как рыба, — заверил Максимыч и осторожно прикрыл за собой дверь.
Дождавшись, когда смолкли его шаги, Тихон посмотрел на капитана:
— Вы всерьез считаете, что гайку положили ребята?
— Ребята здесь ни при чем, — раздраженно сказал Лаврентьев, в чугунную пепельницу на столе выбил пепел из трубки.
— Зачем же вы про Остапчука говорили? — никак не мог понять капитана Тихон.
Лаврентьев опять набил трубку табаком, раскурил ее и сделал несколько глубоких затяжек.
— Максимыч — мужик по всем статьям проверенный, но любит языком поболтать. Боюсь, как бы он не вспугнул того, кто аварию устроил.
— Вы кого-то подозреваете?
Лаврентьев не спешил с ответом.
— Есть у меня один человек на подозрении. Хотел тебе о нем сразу сказать, как динамит нашли, но все осторожничал, чтобы невиновного не оговорить. Но теперь дело так повернулось, что больше ждать нельзя, иначе беды не миновать.
Капитан поставил локти на стол, начал свой рассказ, изредка потягивая трубку. И вот что услышал Тихон...
В последних числах июня прошлого года «Фултон» отправился из Нижнего Новгорода вверх по Волге. На пароходе пассажиром плыл Зарычев, с которым старпом Шалаев когда-то служил на крейсере «Азов». Встретились они, как старые друзья, обнялись, потом о чем-то долго говорили в каюте Шалаева. И после этого старпома как подменили — что-то между ними произошло.
О том, что Зарычев — племянник бывшего управляющего Бухгольца, на «Фултоне» никто не знал, может, один только Шалаев.
А тут с Лаврентьевым оказия случилась — подвернул ногу и вынужден был в каюте отлеживаться. Капитанские обязанности взял на себя Шалаев.
Утром пятого июля «Фултон» пришел в город, где через день должен был вспыхнуть белогвардейский мятеж. Здесь Зарычев спустился на берег, перед этим опять о чем-то говорил с Шалаевым, но тот быстро выпроводил его из своей каюты, весь день был сам не свой. А вечером заглянул к капитану и вдруг предлагает:
— До сих пор нет одного груза. Может, без него отчалим?
Лаврентьев удивился — старпом всегда отличался аккуратностью, к своим обязанностям относился добросовестно, а тут без груза хочет уйти. Сказал, надо подождать до утра. Старпом кивнул, а из каюты не выходит. Тогда капитан сам спросил, что его беспокоит.
— Не нравится мне обстановка в городе, — ответил Шалаев. — Много приезжих, и все больше офицеров.
— Ну, это не наша забота, — успокоил его капитан. — Наше дело — разгрузиться, погрузиться и своевременно отплыть.
Доверительных отношений у капитана со старпомом не было — все казалось Лаврентьеву, что Шалаев на его место метит. Может, поэтому ничего больше не сказал старпом и ушел.
А утром капитан услышал стрельбу в городе. Дотянулся до иллюминатора и увидел, как по берегу к «Фултону» бегут какие-то люди с винтовками, а впереди Зарычев в офицерской форме. Сразу над пароходом гудок завыл, по приказу Шалаева матросы принялись чалки рубить, на всю мощность машина заработала. Тогда с берега стали стрелять на бегу, а один присел на колено и прицелился. Запомнилось капитану Лаврентьеву, как он целился, — обычно один глаз прищуривают, а этот обоими смотрел. С трудом капитан доковылял до ходового мостика, а у рубки лежит старпом Шалаев. Хотел что-то сказать, но не успел, умер на руках Лаврентьева...
Взволнованный рассказом, капитан заново набил потухшую трубку табаком.
— Видимо, Зарычев предложил ему в мятеже участвовать, но старпом отказался. А выдать бывшего сослуживца офицерская честь не позволила. Так он спас «Фултон», а сам погиб. С честью погиб, — с вызовом произнес Лаврентьев, словно Тихон спорил с ним.
Но Тихон молчал, терпеливо ожидая, когда капитан скажет то главное, ради чего он поведал эту историю.
— Стрелявшего в Шалаева человека я видел считанные секунды и хорошо запомнить не мог, что-то смутное осталось: черноволосый, широкоскулый, ростом вроде бы невысокий. Но, кроме него, я никогда не встречал людей, которые могут прицеливаться, не прищуриваясь. Редкая примета. И вот на «Фултоне», второй раз в жизни, я встретил такого человека.
— На «Фултоне» нет ни одной винтовки, — недоверчиво заметил Тихон. — Как вы могли узнать об этой примете?
— Когда переоборудовали каюты, много было столярной работы. Как помнишь, участвовали в этом деле и воспитатели, и фельдшера, и моя команда. Тот, которого я подозреваю, тоже принимал участие. Я видел, как он обтесывал рейку, а потом вскинул ее, словно винтовку, и посмотрел, прямая ли получилась. Это все равно что прицелиться. Так вот, он тоже не прищурился — как филин, обоими глазами смотрел.
— И все? — разочарованно сказал Тихон.
— А ты считаешь, этого мало?
— Могло произойти совпадение, и тот человек к убийству вашего старпома никакого отношения не имеет.
— Конечно, и совпадение могло произойти, — холодно согласился капитан. — Я ведь потому и молчал столько времени, что приглядывался к нему. Несколько раз видел, как он смотрит на детей... — Лаврентьев передернул плечами. — Нет, не тот он, за кого выдает себя. Это уж точно.
— Кто он? — коротко спросил Тихон.
Лаврентьев немного помолчал — и назвал фамилию, услышав которую Тихон подумал, что капитан, возможно, и прав, хотя на первый
