Магистр ордена Святого Грааля - Эжен Дени
Слепец занимал келью в доме французской католической миссии, так и оставшейся тут навсегда после кровавой революции в их стране.
Монах, встретивший орденцев, сказал, что отец Иероним сразу по своем возвращении куда-то снова ушел. Нет, не иначе кто-то незримый впрямь водил слепца. Как запросто без всяких поводырей он ходил по городу и как безошибочно всегда возвращался назад!
Вот куда он только ушел? Причем сразу по возвращении из дворца… Фон Штраубе тотчас позабыл о греховодниках Жаке и Пьере, захваченный теперь уж новыми подозрениями.
— Мы подождем его, — сказал граф Литта.
— Да, да, — склонил перед комтуром голову монах. — Келья отца Иеронима вон там. Проходите, отец мой, она никогда не заперта.
Это была действительно не комната, а монашеская келья. На убогих стенах висели только кресты, самые разнообразные, серебренные, бронзовые, терракотовые, совсем уж древние глиняные, а также кнуты для самобичевания и нательные власяные верви, которыми, видимо, слепец укрощал свою могучую плоть. Единственную обстановку составлял грубый деревянный топчан без всякого покрытия. Вероятно, отец Иероним спал на нем, укрываясь одним лишь рыцарским плащом и положив под голову Библию. Так орденским послушникам полагалось провести всего одну ночь, накануне посвящения в рыцари ордена, и то многим приходилось нелегко. Отец же Иероним, словно в назидание орденским неженкам, не отступил от этого и к своим девяноста годам.
Комтур и фон Штраубе присели на этот топчан и принялись ждать.
— Все же странно, что он так быстро ушел… — сказал граф Литта. — Интересно, долго ли нам так сидеть?
И словно в ответ на его вопрос, послышались тяжелые, твердые шаги. Так умел ходить лишь один человек. Затем дверь открылась и слепец вступил в свою келью.
— Это вы, комтур? — приостановившись, спросил отец Иероним. — А рядом с вами кто?
Это также показалось молодому рыцарю странным. Если слепец, пользуясь каким-то своим, присущим ему тоже наитием, безошибочно узнал комтура, то почему он столь же легко не опознал и его, фон Штраубе? Быть может, потому, что уже не числил его среди живых?..
Однако, не дожидаясь ответа, слепец сказал:
— А, рыцарь Штраубе. Узнаю и тебя, сын мой. — И никакой взволнованности, никакого разочарования рыцарь не услыхал в его голосе. — Что же привело вас ко мне?
— Увы, нас привело к вам весьма печальное обстоятельство, отец Иероним, — вздохнул граф. — Совсем недавно погиб один человек…
И снова никак не изменилось лицо старика.
— Что ж, — невозмутимо сказал он, — мир праху его. Люди погибают, такое нередко случается. Вы, должно быть, хотите, чтобы я помолился за его новопреставленную душу? Я, правда, только что с моления, но по такому случаю готов лишний раз посетить храм Божий. Впрочем, это, как и молитва к Господу, никогда не бывает лишним…
— Нет, нет, — перебил его комтур, — тем более что убиенный (а его именно что убили!) вовсе не является нашим единоверцем…
— Так же, как наш новый магистр, — с некоторым укором вставил слепец.
Лицо комтура посуровело.
— Да, как и сей великий монарх, — несколько раздраженно произнес он. И в том же тоне продолжил: — Однако погибнуть вместо него мог — даже должен был! — наш орденский брат, юный фон Штраубе.
— Значит, сам Господь уберег нашего орденского сына, — по-прежнему бесстрастно отозвался слепец...
— А вам разве не любопытно узнать, отец Иероним, как это произошло?
— Любопытство, комтур, покинуло меня вместе с умением видеть дневной свет, — ответствовал суровый рыцарь. — Тем более, уверен, вы сами обо всем сейчас мне поведаете, ведь вы для того и явились, не так ли?
Суровости, однако, и комтуру было не занимать.
— А то, что покушение на рыцаря Штраубе совершил кто-то из орденских братьев, вам тоже нисколько не любопытно? — спросил он.
— И кто же в таком случае? — как о чем-то своеобычном спросил слепец.
— Этого-то мы как раз и не знаем… Пока что не знаем, — подчеркнул граф. — Но думаю, уверен даже — мы узнаем со временем.
— Однако отчего же вы заключили, что именно орденцы причастны к злодеянию?
— Все дело в том, каким образом оно было совершено. Вам, должно быть, известно о хитроумной ловушке, изобретенной много веков назад монахом ордена, неким братом Теофилом?
— Да, камень на веревке, привязанной к дверям, — кивнул отец Иероним.
— Именно! — подтвердил граф.
— Что ж, — спокойно отозвался слепец, — в таком случае усопший долго не мучился…
— Он скончался тотчас, не успев ничего понять, — вставил фон Штраубе.
Слепец кивнул, и что было за этим кивком, одобрение или просто принятие к сведению, знал только сам Иероним да Господь Бог.
— И лишь потому вы заключили, — обратился он к комтуру, — что без орденских братьев тут не обошлось? Но поскольку убийства в этом грешном мире не так уж редки, а убийцы достаточно хитроумны, то почему вы думаете, что за столько веков никому не пришло в голову повторить изобретение орденца Теофила. Для убиения друг друга люди и не до такого додумались. С тех пор появились пушки, мортиры, мушкеты, а тут камень на веревке — эка выдумка!.. Бели вы явились, братья, лишь затем, чтобы мне это сообщить, то вы уже сообщили. Я слеп, но не глух. И коли у вас нет ко мне прочих дел, то позвольте мне отправиться к трапезе, в сей обители не любят опозданий.
Оба понимая, что больше от старика ничего не добьешься, рыцари поднялись и молча покинули келью. Спиной фон Штраубе ощущал, что бельма старца нацелены именно на него, но вот что было там, в глуби, за этими бельмами, увы, не ведал никто.
— Поедемте-ка, сын мой, ко мне и попробуем еще раз все взвесить и обсудить, — выйдя из дома и садясь в карету, сказал комтур.
Глава V
Комтур представляет свою диспозицию, а фон Штраубе узнаёт нечто новое о скрытой жизни той империи, в которую попал
— Ну, и что вы скажете, сын мой? — спросил комтур, усаживая фон Штраубе за стол. — Однако погодите. Вы все еще, я вижу, сильно взволнованы происшедшим, а излишнее волнение всегда толкает к слишком поспешным выводам. Полагаю, вам необходимо выпить немного вина, это успокаивает. Вы сами
