Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка
Все-таки эти хитрости не удались ему вполне, чиновники не долго поддавались этим штукам, и почти все допросы кончались словами: Подсудимый, видимо, обманывает правосудие.
Может быть, его прошлое было лучше известно судьям, чем он думал, так как Даниэль и Вассер должны были рассказать некоторые черты из его прежней жизни, хотя в делах и не значилось, что он, например, был связан узами родства с почтенным семейством в стране. Но так как родство это само по себе не имело ничего относящегося к делу, то, вероятно, не сочли нужным и упоминать о нем без особой надобности.
Бо Франсуа сознался, что под именем Франсуа Жиродо он был присужден к каторжной работе. Он был узнан очень многими, и ему положительно становилось невозможно упорствовать долее в своих отрицаниях по этому делу. Главное, что требовалось узнать, – это ту длинную нить преступлений, совершенных им со дня ухода из дома родителей до дня его ареста; но именно эти обстоятельства он и старался тщательно скрывать и как можно более затемнять это время своей жизни. Впоследствии, конечно, правосудие осветило бы наконец эту тьму выдумок и лжи в решительный день публичного заседания, верно, эта ужасная личность явилась бы без тайн, как вдруг запирательства Бо Франсуа и его борьба против очевидности объяснились. В то время, как он занимал судей своими фальшивыми сознаниями, он думал о побеге.
В одно утро Шартр с ужасом узнал, что Бо Франсуа бежал из тюрьмы.
Вот как это произошло: Атаман Оржерской шайки, как мы уже сказали, пораженный общей эпидемией был перемещен в тюрьму на улице Шандез с некоторыми другими из своей шайки; там с него сняли тяжелые цепи, в которых он постоянно находился. Скоро он оправился, и следовало бы его тотчас же отправить в прежнюю тюрьму, но по слабости одного из докторов, его оставили еще на несколько дней в больнице, в это-то время он и привел в исполнение свой план.
Больница находилась на втором этаже в сорока футах от земли; четыре окна, с толстыми железными решетками освещали комнату, два из них выходили на внутренний двор, два на улицу. В ночь побега смотрители ушли из залы в полночь, оставя все в должном порядке, полтора часа спустя Бо Франсуа уже не было. В это время Мег успел, конечно, с помощью своих товарищей, на которых и в тюрьме он сохранил некоторое влияние, проделать между двумя выступами отверстие, изрезать на полосы суконные одеяла и, скрепя их между собой, спуститься вниз по этим веревкам; один из его товарищей, Пьер Буллей по прозвищу оверньянец, последовал за ним; оба были почти что совершенно голые, так как один из надзирателей, по общему правилу, унес платья арестантов, после того, как они улеглись.
Ночной обход увидел висящие одеяла и дал тотчас же знать, смотритель с несколькими стрелками, поставил часовых около отверстия с приказанием никого не пропускать, также отдано было приказание запереть городские ворота и ни под каким видом не отворять. Однако все эти меры оказались излишними, потому что беглецов уже не было в Шартре.
Утром, при известии об этой новости, весь город взволновался. Национальная гвардия бросилась в погоню. Рапорт медиков заставлял думать, что они не могли далеко уйти, так как не совсем еще оправились после болезни; впрочем, с босыми ногами и без платья их легко можно было узнать: а потому национальная гвардия тотчас же бросилась обыскивать соседний лес. Лейтенант Вассер, прикомандированный к Шартрскому трибуналу по экстренным делам, уже скакал по тому же направлению со своими жандармами. Но напрасно обыскивали лес, нигде не нашли и следа беглецов; только узнали, что в ту же ночь они напали на одного прохожего в Ноженском лесу и, избив его, украли у него девятнадцать франков, но куда они направились вслед за этим, положительно никто знать не мог.
Между тем, Вассер не отчаивался. Он теперь знал все притоны, все логовища атамана Оржерской шайки, а потому был уверен, что опять скоро поймает его. Первой его мыслью было броситься в Меревиль, где он не замедлил предупредить Даниэля быть осторожнее, потом в бывшее жилище нотариуса Лафоре, предполагая, что у Бо Франсуа достанет храбрости явиться туда, чтобы отомстить и попользоваться.
Но Бо Франсуа такой же хитрый, как и он сам, не решился пуститься в те местности, где он знал, что его станут караулить. Соскучившись ожиданиями, Вассер дав подробные инструкции меревильским и Н-ским жандармам, поехал объезжать Мюэстский, Липернский и соседние леса, но и тут ничего не нашел, потом бросился в соседние департаменты. Опять в продолжение двух месяцев ездил он везде по этим местам, опустошаемым прежде шайкой, доезжал даже до Тура; но все его старания не привели ни к чему, и он должен был вернуться в Шартр. Он узнал только, что Бо Франсуа, добравшись до бунтовавших еще провинций, присоединился к шайке Шуанов, расположившейся в самых неприступных местах Нижней Бретани. Бо Франсуа не суждено было еще раз быть пойманным, чтобы дать отчет людскому правосудию в своих злодействах! Позже мы скажем, что с ним сталось, теперь же расскажем судьбу остальной шайки.
Следствие над этим громадным процессом тянулось два года. Только 28 Вантоза, года VII, открылось в первый раз публичное заседание с участием присяжных, под председательством господина Лиендона. Бывшую Кармелитскую церковь превратили в зал заседаний, так как в ней могло поместиться около двух тысяч человек. Для публики было выстроено помещение амфитеатром. Во все время заседания множество мест было занято отвратительнейшими женщинами, известными во Франции того времени как "больших охотниц до сильных ощущений", приходивших сюда со своими работами. Два маленьких придела по обеим сторонам большой церкви, были превращены в трибуны; в одной были скамьи для подсудимых, в другой стоял огромный стол, где были разложены вещественные доказательства, среди которых находились и кости Этрешского мальчугана. Кроме жандармов, взвод гусар с заряженными ружьями присутствовал при заседаниях. И все-таки все эти меры предосторожности оказались недостаточными. Несмотря на эпидемию, значительно поубавившую число подсудимых, их все-таки оставалось 82 человека мужчин и женщин. Такое количество негодяев требовало серьезных предосторожностей, как для обеспечения спокойствия судей, так и для внушения подсудимым уважения к властям. А потому придумали на время заседаний запирать ноги подсудимых чем-то вроде деревянных колодок, которые не стесняя нимало другие члены, не дозволяли только вставать с места. Много толков было в то время, чтобы разрешить, насколько согласуется эта мера с текстом закона, говорящим, что подсудимый должен являться перед судом свободным и без цепей; но необходимость на этот раз извиняла уклонение от закона…
