Эрнест Капандю - Рыцарь курятника

– Да здравствует король! – кричало сорок тысяч глоток.

С почерневшими ружьями, с окровавленными саблями французские солдаты плясали… а между тем на этой равнине, залитой кровью, осталось лежать около пятнадцати тысяч убитых. Англичане потеряли более десяти тысяч, французы – четыре тысячи. Людовик XV проезжал между рядами, поздравляя солдат, пожимал руки офицерам, целовал генералов… По всей линии войск слышались крики победы, и, когда подъезжал король, знамена, пробитые пулями, склонялись, а раненые приподнимались и махали руками. Это сражение, почти выигранное в одиннадцать часов, проигранное в час и вновь выигранное в два часа дня, было самым достославным из сражений в период царствования Людовика XV; восторг был всеобщий.

– Где маршал? Где он? – спрашивал король, который еще не видел графа Морица Саксонского.

– Государь, вот он! – объявил дофин.

Маршал, измученный и усталый, подъехал к королю. Он соскочил с лошади и упал на колени перед Людовиком.

– Государь, – сказал он, – теперь я могу умереть. Я желал жить только для того, чтобы вас видеть победителем. Теперь, государь, вы знаете, от чего зависит победа.

Король сошел с лошади и сам поднял Морица. Он горячо поцеловал маршала, и еще более восторженные крики разнеслись над полем.

В эту минуту прискакал галопом покрытый пылью и кровью, в разорванном платье Ришелье. Людовик XV протянул ему руку.

– Герцог, – сказал он, – я никогда не забуду услуги, оказанной вами.

Ришелье поцеловал королю руку.

– Государь, – отвечал он, – вы позволите мне представить вашему величеству двух человек, которые первыми ворвались в ряды английской колонны?

– Конечно, – отвечал король.

Ришелье сошел с лошади, подбежал к полку гренадеров и, схватив одной рукой гренадера, а другой лейб-гвардейского сержанта, быстро подвел их к королю.

– Вот они, государь! – закричал герцог.

– Ролан Доже! – с удивлением воскликнул Людовик XV. – А вы хотели, чтобы вас убили!

– Государь, – с волнением отвечал гренадер, – им это не удалось!

– К счастью для вас и для меня, господин гренадер. Для меня потому, что у меня в армии остался храбрый солдат, а для вас потому, что я награжу вас так, как вы того заслуживаете.

Он позволил Ролану поцеловать свою правую руку, молодой человек встал на одно колено.

Его отец, Доже-парикмахер, с глазами, полными слез, встал на колени по другую сторону от короля и, схватив его левую руку, прижал ее к своим губам.

Людовик XV обернулся к лейб-гвардейскому сержанту, который неподвижно стоял невдалеке от того места.

– Как твое имя? – спросил король.

– Фанфан-Тюльпан, сержант третьего лейб-гвардейского полка.

– Хорошо! Буду помнить, – пообещал король.

– Да здравствует король! – закричал Фанфан, махая шляпой.

– Да здравствует король! – повторила толпа.

Доже взял сына за руку.

– Пойдем, – сказал он, – Сабина и Нисетта ждут нас в Сент-Амане.

– А Жильбер? – спросил Ролан.

– Он с ними.

– Но как его нашли? Где он?

– Он сам тебе расскажет.

С этими словами Доже увлек сына к мосту.

Настала ночь, весь лагерь утопал в огнях: праздновали победу. В густом лесу близ Мортона остановился всадник.

– Кукареку! – раздалось в лесу.

Всадник сошел на землю, к нему проскользнула плохо различимая во тьме тень: это был человек в черном и с маской на лице.

– Ну и что же яд? – спросил он с живостью.

– Ни малейшего следа! – отвечал всадник.

– Они еще не страдают?

– Нисколько. В., не оставлявший их ни на минуту, утверждает, что нет никаких признаков отравления.

– А ведь прошло уже четырнадцать часов с тех пор, как они приняли яд. Он сказал мне, что они приняли яд в восемь часов утра, а теперь десять вечера.

– Не солгал ли вам этот негодяй? Может быть, страх или надежда спастись внушили ему мысль пошантажировать вас?

– И такое возможно. А если нет?

Человек в маске сделал нетерпеливое движение. Рыцарь Курятника размышлял.

– А что с домом? – спросил он вдруг.

– Он сгорел до основания.

– Кто-нибудь пытался бежать во время пожара?..

– Нет.

– Вы не видели никого, не заметили и не слышали ничего такого, что могло бы навести нас на след?

– Ничего.

– Я так и знал, – сказал Курятник, качая головой, – борьба еще не закончилась, но она закончится нынешней ночью.

Он прислушался: послышалось второе «кукареку». Показалась тень третьего человека. Это был Петух Негр.

– А где мои пленники? – спросил Курятник.

– Один здесь, – отвечал Негр.

Он раздвинул одной рукой кустарник, а другой взял фонарь и посветил в глубину чащи. На земле лежал крепко связанный, с кляпом во рту человек высокого роста, сухой и худощавый, в богатой ливрее. С. наклонился, чтобы его рассмотреть.

– Джон! – воскликнул он с удивлением. – Господа, да это же слуга герцога Кемберлендского!

Рыцарь утвердительно кивнул головой, потом, обернувшись к Негру, спросил:

– А другой?

– Там! – показал рукой Негр.

Он повернул свой фонарь налево; другой человек высокого роста, также связанный, лежал в густой траве. С. подошел к нему.

– Князь! – сообщил он.

– Да, князь Трепацкий! – подтвердил Рыцарь.

– Когда их захватили?

– Пока горел дом. Эти люди будут нам полезны.

Рыцарь Курятника поставил свою правую ногу князю на

грудь.

– Этот мне скажет, где тот! – прибавил он. – Ты поклялся, что будешь хранить молчание, – обратился он к князю, – а я клянусь тебе, что ты будешь говорить.

В лесу раздалось тройное кукареканье. Три человека появились с правой стороны. Еще раз раздался тройной петушиный крик, и еще трое мужчин явились слева. По знаку Рыцаря два человека схватили Джона и еще двое взвалили на свои плечи князя; пятый человек стал спереди, шестой сзади этой группы.

– К Фонтенуаскому курятнику, – приказал Рыцарь.

Шесть человек с князем и Джоном исчезли в лесной чаще. Рыцарь остался наедине с С.

– Через десять дней соберемся все вместе в Парижском курятнике, – заявил он.

С. поклонился.

– Я прикажу прийти всем нашим, – отвечал он.

Курятник проворно сел на лошадь и, сделав С. прощальный знак, ускакал галопом.

Ночь была темная, но на берегах Шельды, от Барри до Антуана, горели огни, зажженные французскими солдатами, и раздавалось радостное пение, крики победы. С другой стороны Фонтенуа, напротив, все было безмолвно и печально. В этой стороне еще утром величественно располагался английский лагерь, который в эту минуту являл собой груду трупов на груде развалин.

Было одиннадцать часов. У английского лагеря раздался мерный стук лошадиных копыт по сухой земле. На спине лошади лежала черная масса; невозможно было разобрать или угадать очертаний этой массы, покрытой чем-то вроде савана. Два человека шли возле лошади: один вел ее под уздцы и был в маске, другой был закутан в длинный черный плащ. Путники направлялись к дороге, по обеим сторонам которой рос густой лес. Вдруг раздалось пение петуха; первое «кукареку» сменилось другим, более звучным, а третье послышалось вдали. Че-