Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
– Я! – раздался голос за его спиной.
Сомбой обернулся и мягко, как тигр, отскочил назад.
Перед ним стоял человек высокого роста, с черными длинными волосами; лицо его пряталось под густыми усами, бровями и бородой. У этого человека были заткнутые за пояс пистолеты, а также кинжал и короткая шпага. Безмолвно и неподвижно они стояли друг перед другом, сверкая глазами – Сомбой и Рыцарь.
– Ты? – закричал Сомбой.
– Да, я! – отвечал человек. – Разве ты не знаешь, кто я? Я тот, мать которого ты убил самым низким способом, а отца убил еще подлее! Прежде я был Жильбером, сыном Урсулы и Рено, а ты был бароном Монжуа! Но теперь я Рыцарь Курятника, а ты взял себе не имя, а собачью кличку – Сомбой. Ты пришел сюда, злодей, за бедными жертвами, а нашел мстителя. Я уже убивал тебя, но ты ожил неизвестно каким образом. Что ж, придется убить тебя во второй раз, но на этот раз я сам тебя похороню!
Рыцарь гордо скрестил руки на груди, выжидая ответа. Сомбой медленно поднес правую руку к поясу, с глухим рычанием выхватил пистолет, поднял руку и спустил курок.
Все это продолжалось не дольше пары секунд. Раздался выстрел. Громкий хохот послышался в ответ.
– Дурак! – воскликнул Курятник, бросившийся в сторону быстрее пули. – Неужели ты думаешь, что меня можно убить как зайца?
Вновь раздалось рычание и Сомбой поднес руку к поясу.
Рыцарь бросился на него и схватил его за руку, но Сомбой вырвался, и завязалась страшная борьба. Жилы на шеях противников налились кровью, на лбу у них выступил пот; борьба была равная и длилась с полминуты. Вдруг лицо Рыцаря, до сих пор бледное, вспыхнуло, глаза налились кровью, и Сомбой упал на пол. Рыцарь стиснул его своими железными пальцами.
Сомбой ревел в бессильной ярости, это был уже не человек, а бешеный зверь; три раза пробовал он укусить своего противника, но Рыцарь успел правой рукой схватить обе руки Сомбоя, а левой выхватил у него из-за пояса пистолеты и выбросил их из комнаты. Прошло несколько секунд, вдруг Рыцарь перестал держать своего врага, отшвырнул его от себя и взял в каждую руку по пистолету.
– Одно движение, один взгляд, – сказал он, – и ты умрешь!
Сомбой не шевелился.
– Встань! – приказал Рыцарь.
Сомбой поднялся. С погасшим взглядом и с дрожащими руками, которыми он утирал кровавую пену у рта, он являл собой жалкое зрелище. Однако он осматривался вокруг, надеясь найти какой-нибудь новый способ нападения или обороны. По рукам и плечам у него текла кровь. Под железными пальцами Курятника лопнуло не только сукно, но и кожа. Рыцарь следил за каждым движением своего противника.
– Здесь неудобно разговаривать, сойдем вниз, – сказал он.
Сомбой сделал движение.
– Подожди! – остановил его Рыцарь, подняв пистолет.
Сомбой повиновался.
– Ты медленно пойдешь впереди. Я буду держать дуло пистолета у твоей спины. Малейший неверный шаг – и ты будешь мертв!
Сомбой пожал плечами.
– Умереть теперь или через десять минут? – осведомился он.
– Не торопись! Это все-таки пять минут жизни, а откуда знать, что может случиться в следующие пять минут?
– Пусть будет так. Идем? – спросил Сомбой, к которому, по-видимому, вернулось его обычное хладнокровие.
– Да.
Сомбой прошел мимо Рыцаря. Тот двинулся за ним, подняв правую руку с пистолетом к спине Сомбоя. Сомбой понял, что ему нечего терять, и медленно пошел вниз, скрестив руки на груди. Спустившись с лестницы в переднюю, он остановился и спросил со странным спокойствием:
– В какую комнату? Направо? Налево?
– Куда хочешь, – отвечал Курятник.
Правая дверь была отворена, Сомбой переступил порог. Рыцарь ни на шаг не отставал от него.
– Садись на этот стул! – приказал Рыцарь.
Сомбой взял стул и сел. Курятник сел на другой стул, напротив побежденного противника. Он долго смотрел ему в лицо, как бы стараясь что-то прочесть в его глазах. Сомбой выдержал этот взгляд с гордой самоуверенностью. За окном по-прежнему раздавалась пушечная пальба. Битва продолжалась с той же силой.
– Ну, мой любезнейший враг, – холодно начал Рыцарь Курятника, – не будем терять времени. Я назвал тебе мое имя, этого должно быть для тебя достаточно.
– Я тебя узнал, – отвечал Сомбой.
– Это правда. Ты должен был часто видеть меня в этом костюме.
– И в других также.
– Не был ли ты однажды вечером у Нового моста возле Самаритянки?
– В тот вечер, когда ты, прогуливаясь, поверял самому себе свои секреты? Патетическим голосом ты вопрошал: «Как?! Мать моя была убита, невеста была ранена, только мою сестру пощадили!..» – и в ответ ты слышал другой голос: «И ей пощады не будет!..» Этот голос принадлежал мне, старина.
С этими словами Сомбой выпрямился, положил одну ногу на другую и принял насмешливый вид, резко контрастировавший с бесстрастным видом Рыцаря Курятника. Слушая Сомбоя, тот не сделал ни малейшего движения, только процедил сквозь зубы:.
– А вот здесь, старина, ты ошибся.
– Каким образом?
– Нисетта и Сабина спасены. Те, которых ты надеялся найти здесь, теперь в безопасном месте, а ты сам оказался в моих руках!
– Это значит, что я умру?
– Да.
– Если я должен умереть, почему ты откладываешь мою смерть?
– Я должен тебя допросить.
– Да?! – произнес Сомбой, притворяясь удивленным. – Я думал, что ты умнее. Буду я отвечать или нет, мне все равно уготована смерть, не так ли? К чему мне говорить?
– Умереть можно двояким образом, – отвечал Рыцарь со зловещей улыбкой. – Бывает смерть быстрая, бывает медленная, а бывает и смерть с пыткой.
Сомбой пожал плечами.
– Пытки, – заметил он, – могут испугать тех, кто боится ожогов, ран и воды. Несколько часов обычной боли – и больше ничего. Неужели ты думаешь испугать меня этим?
– Ты не понимаешь, – возразил Рыцарь Курятника. – Когда я говорю тебе о смерти с пыткой, я не имею в виду пыт-
ки, которые применяются в Шатле и которые могут испугать только дураков и трусов. Я говорю тебе о нравственной пытке, о беспрерывных страданиях, не ограничивающихся одним телом, но грызущих мало-помалу душу и сердце, о тех ужасных страданиях, которые заставляют желать смерти! Знаешь ли ты, какую клятву я дал?
Сомбой отрицательно покачал головой.
– Я тебе скажу, – проговорил Курятник, – а потом буду тебя допрашивать.
Наступило непродолжительное молчание.
– Слушай, – начал Рыцарь, – двадцать лет тому назад в ночь на 30 января 1725 года, в ту ночь, когда ты убил мою мать в саду дома на улице Вербуа…
Сомбой вздрогнул.
– Ты видишь, я знаю все, – продолжал Рыцарь. – В ту ночь, когда тело моего отца качалось на виселице, воздвигнутой тобой, в ту ночь мне было двенадцать лет! Стоя на коленях, один, на площади возле виселицы, я был убит горем. Я смотрел на тело отца, висевшее над моей головой, и думал о страданиях, но не физических, а нравственных, которые претерпели он и моя мать… в продолжение двенадцати дней страшной, смертельной тоски!.. Странная картина тогда возникла в моей голове. Я увидел перед собой часы страданий и горя, пережитых моими отцом и матерью, и насчитал двести сорок восемь часов! Внезапное желание пронзило мою душу. Я приблизился к виселице, помолился на коленях, потом поднялся на ступени лестницы, оставленной палачом; ухватившись за веревку, я дотянулся до тела жертвы; наклонившись к нему и приложив мои губы к уху мертвого своего отца, я сказал: «Отец мой, перед Богом, близ которого ты находишься, я клянусь заставить заплатить тех, кто тебя измучил, и муки их будут длиться по одному дню за каждый час твоих страданий!» – и поцеловал дорогой лоб. Тогда я не знал, кто виновник смерти моего отца. Много лет прошло, а я ничего не мог узнать; потом я узнал, что ты, барон де Монжуа, был замешан в этом деле, и решился убить тебя. Мы дрались, и я оставил тебя, как я думал, мертвым. Только через несколько лет я уз-
