Бернард Корнуэлл - Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
Сдвинув брови, незнакомец принялся читать письмо, приговаривая себе под нос:
– Тезаурус, а? Ну и уха тут заварилась! Вот уж воистину тезаурус!
Слово «тезаурус» было латинским, но все остальное всадник проговаривал вслух на нормандском диалекте французского языка, явно полагая, что никто из лучников и ратников его не поймет.
– Упоминание о сокровище, – Томас использовал тот же самый язык, которому в свое время научил его отец, – всегда возбуждает людей. Слишком возбуждает.
– Боже правый, силы небесные, ты говоришь по-французски! Сплошные чудеса! «Тезаурус» – это ведь и впрямь означает «сокровище», не так ли? Хотя я уже изрядно позабыл латынь. В юности наш священник вбил ее мне в задницу поркой, но, похоже, с тех пор она вытекла оттуда, не иначе как с дерьмом. Сокровище, а? Нет, ну надо же, ты говоришь по-французски!
Всадник был искренне удивлен тем, что Томас владеет языком аристократов, а вот сэр Джеффри, сам французского не знавший, выглядел встревоженным. Пугалу пришло в голову, что Томас мог оказаться гораздо более высокого происхождения, чем он думал. Всадник вернул письмо отцу Хоббу и направил коня к Пугалу.
– Ты затеял ссору с англичанином, сэр Джеффри! Да не с кем-нибудь, а с самим посланцем нашего короля Эдуарда. Как ты это объяснишь?
– Я ничего не должен объяснять… – сказал сэр Джеффри, помолчал и неохотно добавил: – Милорд.
– Что мне следовало бы сделать, – мягко проговорил его светлость, – так это содрать с тебя шкуру, набить ее соломой и водрузить чучело на шест, чтобы отпугивать ворон от моих новорожденных ягнят. Я мог бы показывать тебя на Скиптонской ярмарке, сэр Джеффри, в назидание прочим грешникам.
Он помедлил, словно обдумывая эту идею, и покачал головой:
– Давай-ка садись на коня и сражайся с шотландцами, вместо того чтобы затевать ссоры со своими соотечественниками-англичанами. – Затем повернулся в седле и возвысил голос так, чтобы его могли слышать все лучники и ратники: – Эй, вы! Живо убирайтесь за кряж! Побыстрее, пока вас не поторопили шотландцы. Думаю, вам не больно-то охота оказаться на месте тех мошенников, которым подпалили щетину.
И всадник указал на проступавшие временами из пламени темные съежившиеся комки – все, что осталось от троих шотландцев. Затем он поманил к себе Томаса и перешел на французский язык:
– Ты и правда прибыл из Франции?
– Да, милорд.
– Тогда окажи услугу, приятель, поболтай со стариком.
Они двинулись на юг, оставив позади поваленный каменный крест, сожженных пленников, истыканные стрелами людские тела и редеющий туман, за которым находилась пришедшая штурмовать Дарем шотландская армия.
Бернар де Тайллебур снял с шеи распятие и поцеловал прикрепленную к маленькому деревянному кресту скорчившуюся фигурку Христа.
– Да пребудет с тобой, Господь, брат мой, – тихо промолвил он, обращаясь к старику с торчащими на голове редкими пучками седых волос, лежавшему на подстеленных для мягкости поверх каменной скамьи соломенном тюфяке и сложенном тонком одеяле. Вторым одеялом, таким же тонким, старец был укрыт.
– Холодно, – слабым голосом произнес брат Хью Коллимур, – до чего же холодно.
Он говорил по-французски, хотя де Тайллебуру акцент старого монаха казался просто варварским. То был диалект Нормандии и нормандских завоевателей Англии.
– Зима наступает, – заметил доминиканец. – Ветер уже пропитан стужей.
– Я умираю, – произнес брат Коллимур, обратив на посетителя окаймленные красными кругами глаза, – и уже ничего не чувствую. Кто ты?
– Возьми это.
Де Тайллебур протянул старому монаху распятие, потом поворошил уголья в очаге, добавил в огонь еще два полешка и, принюхавшись, учуял запах подогретого вина с пряностями. Оно показалось гостю не таким уж скверным, и он плеснул себе немного в роговую чашу.
– По крайней мере, у тебя есть огонь, – промолвил доминиканец, нагнувшись и вглядываясь сквозь маленькое, не больше бойницы, окошко, выходившее на запад, на тот берег реки Уир.
Лазарет, служивший пристанищем монаху, находился на склоне Даремского холма, пониже собора, и де Тайллебур мог различить в редеющем тумане на горизонте лес копий шотландской рати. Он заметил, что лишь немногие шотландцы сидели верхом: видимо, они собрались сражаться пешими.
Бледный, изможденный брат Коллимур сжал маленький крест.
– Умирающим огонь дозволен, – промолвил он слабым голосом, словно кто-то обвинял его в непозволительных излишествах. – Кто ты?
– Я явился из Парижа, от кардинала Бессьера, – сказал де Тайллебур, – он посылает тебе свой привет. Выпей. Это тебя согреет.
Он протянул старику подогретое вино.
От вина Коллимур отказался, и взгляд его сделался настороженным.
– Кардинал Бессьер? – повторил он имя, которое, судя по тону, ничего ему не говорило.
– Это папский легат во Франции. – Де Тайллебур был удивлен, однако, подумав, что подобное неведение монаха может быть ему на пользу, продолжил: – Истинный слуга Церкви, человек, пекущийся о ее благе и любящий ее столь же сильно, как он любит самого Бога.
– Если кардинал любит Церковь, – произнес Коллимур с неожиданным пылом, – тогда он должен употребить свое влияние на то, чтобы убедить его святейшество вернуть папский престол обратно в Рим.
Это высказывание истощило его настолько, что он закрыл глаза. Монах и прежде-то не был особо крупным мужчиной, а сейчас казалось, что под одеялом скорчилось тело десятилетнего ребенка, а его седые волосы были редкими и тонкими, словно у младенца.
– Пусть он вернет папу в Рим, – промолвил Коллимур снова слабым голосом, – ибо все наши трудности усугубились с тех пор, как Святой престол оказался в Авиньоне.
– Самое заветное желание кардинала Бессьера заключается в том, чтобы вернуть папский престол в Рим, – без зазрения совести солгал доминиканец. – И ты, брат, можешь ему в этом помочь.
Судя по всему, брат Коллимур не слышал этих слов. Он снова открыл глаза, но лишь устремил взгляд вверх на беленые камни сводчатого потолка. Помещение было низким, холодным и полностью белым. Порой, когда летнее солнце стояло высоко, он видел блики воды на белых камнях. На небесах, подумал старый монах, он сможет вечно любоваться хрустальными реками и греться в лучах солнца.
– Мне как-то раз довелось побывать в Риме, – мечтательно промолвил он. – Помню, там был храм в катакомбах. Пришлось спуститься вниз на несколько ступенек. Там пел хор. Так красиво.
– Кардиналу нужна твоя помощь, – сказал де Тайллебур.
– Там была одна святая. – Коллимур сдвинул брови, напрягая память. – Ее кости были желтыми.
– Поэтому кардинал послал меня встретиться с тобой, – мягко продолжил де Тайллебур.
