28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Продолжали военные действия в Прибалтике и войска 3-го Белорусского фронта маршала Василевского, его 48-я армия генерал-лейтенанта Гусева выкуривала остатки немецких частей из плавней. «Не успел он развернуть эту операцию в полную силу, – рассказывал заместитель командующего фронтом Иван Христофорович Баграмян, – как мне позвонил генерал А. И. Антонов и передал указание И. В. Сталина – во избежание ненужного кровопролития предъявить гитлеровским недобиткам ультиматум. 8 мая мы разбросали в расположении фашистских войск листовки с текстом написанного мною ультиматума. Срок сдачи оружия был установлен до 10.00 9 мая».
В отношении части курляндской группы войск это подействовало. 8 мая прекратили сопротивление группировки, дислоцированные между Тукумсом и Либавой, а также восточнее Данцига и на косе Путцигер-Нерунг – северо-восточнее Гдыни.
Советские Вооруженные Силы продолжали ожесточенные боевые действия, наши солдаты и офицеры гибли в боях.
Но мир уже широко праздновал ту Победу, которая была добыта кровью, ратным и трудовым подвигом в первую очередь нашего народа. Подождать с празднованием Победы до того, как умолкнут пушки и будет заключен мир, и как просил об этом Сталин, западные лидеры не могли.
Утром 8 мая Уинстон Черчилль работал в постели над своим выступлением. Также из постели он направил запрос городским властям Лондона: премьер желал убедиться, что в ходе торжеств в столице не возникнет дефицита пива.
Выйдя из спальни, он направился в штабной кабинет – с бутылкой шампанского, большим куском швейцарского сыра грюйер и запиской: «Капитану Пиму и его сотрудникам от премьер-министра в честь дня Победы в Европе». От супруги Клементины из Москвы пришла поздравительная телеграмма: «В этот необыкновенный день все мои мысли с тобой. Без тебя его бы не было».
В Москву Черчилль написал Сталину: «Я только что получил Ваше послание, а также прочитал письмо от генерала Антонова генералу Эйзенхауэру, в котором предлагается, чтобы объявление о капитуляции Германии было бы отложено до 9 мая 1945 г. Для меня было невозможно отложить мое заявление на 24 часа, как Вы это предлагаете… Полагаю, что президент Трумэн делает свое заявление сегодня в 9 часов утра по американскому времени, и я надеюсь, что Вы с соответствующими оговорками сможете сделать Ваше заявление, как это было условлено».
Это послание Черчилля – о времени объявления Победы – было передано из британского правительства в СССР в Наркомат иностранных дел только в 16.55 по московскому времени, то есть тогда, когда Черчилль уже сделал свое заявление.
После часа дня Черчилль отправился в Букингемский дворец, где обедал с королем. «Мы поздравили друг друга с окончанием европейской войны, – записал король в дневнике. – День, которого мы так ждали, наконец-то настал, и мы можем возблагодарить Бога за то, что наши бедствия уже позади».
Вернувшись на Даунинг-стрит, в три часа дня Черчилль выступил по радио с обращением к британскому народу, описал переговоры о капитуляции и объявил: «Война с немцами закончена». Затем он напомнил, что предстояло еще выиграть войну с Японией. Завершил выступление Черчилль словами:
– Вперед, Британия!
Клементина слушала выступление мужа по радио в английском посольстве в Москве. С ней в тот момент находился и бывший премьер-министр Франции Эдуард Эррио, которого в конце апреля освободили из концлагеря, как мы помним, танкисты армии Лелюшенко недалеко от Берлина.
Завершив выступление, Черчилль на машине едва продрался сквозь огромную толпу, собравшуюся около парламента.
– Каждый из нас совершает ошибки, – сказал он членам палаты общин. – Но сила парламентских институтов проявила себя в самый нужный момент, когда шла самая жесткая и затяжная война, и отстояла все основополагающие принципы демократии.
Вечером в Лондоне продолжались торжества, и Черчилль снова вышел на балкон своей резиденции и произнес еще одну краткую речь.
– Враг повержен, – сказал он, – и ждет нашего суда и нашей милости.
Затем принялся разбирать почту. Одна из телеграмм была от британского временного поверенного в Москве Фрэнка Робертса. Тот сообщал, что русские раздраженно реагируют на британскую озабоченность судьбой пятнадцати польских политиков, которые были арестованы около Варшавы за антисоветскую деятельность. «Нас совершенно не интересует, что говорит советская пропаганда, – ответил Черчилль. – У нас больше нет никакого желания вести с советским правительством подробные дискуссии по поводу их взглядов и действий». Эта телеграмма была отправлена в Москву за два часа до полуночи.
Но Черчилль не был бы самим собой, если бы одновременно не написал в Москву Клементине: «Было бы хорошо, если бы завтра, в среду, ты обратилась по радио к русскому народу при условии, что это будет приятно Кремлю. Если это возможно, то передай им от меня следующее послание: “Здесь, в нашем островном государстве, мы сегодня очень часто думаем о вас и шлем вам из глубины наших сердец пожелания счастья и благополучия”».
В Париже почти миллионная толпа шествовала вслед за генералом Шарлем де Голлем по Елисейским Полям до Триумфальной арки. Перед волнующимся морем голов и французских триколором глава Временного правительства Франции произнес:
– Слава! Вечная слава нашим армиям и их руководителям! Слава нашему народу, которого не сломили и не согнули страшные испытания! Слава Объединенным Нациям, которые смешали свою кровь с нашей кровью, свои страдания с нашими страданиями, свои надежды с нашими надеждами и которые сегодня торжествуют вместе с нами! Да здравствует Франция!
Французская армия тоже еще продолжала военные действия – против борцов за независимость Алжира. Историк Марк Ферро меланхолично замечал: «И разве кому-то было интересно знать, что 8 мая 1945 года, в день празднования Победы, в алжирском городе Константина в результате подавления восстания при помощи авиации погибло свыше 15 тысяч человек».
В Соединенных Штатах еще ночью было получено послание Сталина с просьбой отложить заявление до 9 мая. Но президенту Трумэну его докладывать не спешили. Он увидел его на своем столе в 7 часов утра 8 мая.
В этот день Трумэн отмечал свой 61-й год рождения и с утра был занят приемом поздравлений по поводу двойного праздника.
Советское посольство всю ночь и все утро пыталось узнать по телефону судьбу послания от Сталина. Но тщетно.
В 9 утра Трумэн выступил по радио. И только в 11 утра в посольстве получили письмо на имя посла Андрея Андреевича Громыко (который вообще-то был в Сан-Франциско), написанное адмиралом Леги и подписанное президентом: «Прошу сообщить маршалу Сталину, что его послание мной было получено в Белом доме в час ночи
