Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Изумительное лицо Феофано вытянулось. Потом на нём появились красные пятна гнева.
– Подлец! Подлец! Вот этого я ему не прощу! Георгий!
– Да, госпожа? – отозвался воин.
– Что ты мне говорил после предыдущей своей поездки про этого… как его… ну, какой-то враг Святослава!
– Враг Святослава? Равул?
– Да, да, да, он самый! Так вот – почему бы ему не взять на себя половину расходов? Ты объясни ему хорошенько, что мы не сможем добыть пять тысяч номисм! Ну, две с половиной тысячи наскребём, а он пускай ищет другие две с половиной. В противном случае дело, в котором он заинтересован так же, как мы, провалится.
– В самом деле! – вскричал Никифор, хлопнув себя ладонями по коленям, – ведь это мысль! Георгий, что ты на это скажешь?
– Можно попробовать. У Равула денежки есть. Многие купцы в больших городах платят ему только за то, чтоб он их не трогал.
– Как это странно и удивительно! – закатила глаза царица, – до какой степени надо ненавидеть этого бедного Святослава, чтоб согласиться иметь дела с Никифором Фокой!
– Я говорил с Равулом от имени не Никифора Фоки, а Иоанна Цимисхия, – возразил Георгий Арианит. Брови Феофано приподнялись.
– Так этот Равул знаком с Иоанном?
– Нет. Он знаком со мною. Поэтому доверяет мне и прислушивается к моим предсказаниям.
– Что же ты ему предсказал?
– Что в Константинополе очень скоро произойдёт кое-что, к большому несчастью для Святослава. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мы ударили по рукам.
– Ну, и хорошо, – сказала императрица и улыбнулась. Никифор задал вопрос:
– А этот Равул согласится с тем, что мы, а не он возьмём главное сокровище?
– А зачем оно нам сдалось? – скорчила гримасу августа.
– Он согласится, – кивнул Георгий, не придавая значения её реплике, – этот хитрый убийца мыслит, как государственный муж. Я вас уверяю, он согласится.
– Так ты до весны намерен пробыть в становищах печенегов? – быстро спросил Никифор, с опаской взглянув на императрицу.
– Да. Логофет настаивает на этом.
– А смысл? – спросила царица.
– Видишь ли, госпожа – без нашей поддержки Намур долго не протянет. Другие ханы плетут против него заговор. Это надо остановить. Тот, кто отберёт у Намура верховную власть над степью, может и отказаться от пяти тысяч.
– Когда же ты уезжаешь?
– Завтра. А прежде чем в степи начнёт таять снег, вернусь за деньгами.
– Благодарю, будущий патрикий Георгий, – кивнула императрица, – впрочем, постой! У меня возникло ещё одно пожелание. Сделай так, чтобы бывшая жена Святослава – ну, эта, мать его сына…
– Малуша её зовут, – подсказал Никифор.
– Точно, Малуша! Пусть эта женщина раньше лета наведается в Константинополь. Я лично её приму. Ещё раз благодарю тебя, храбрый воин!
Эти слова царица сопроводила милой улыбкой. Расценив это как приказание удалиться, что соответствовало действительности, Георгий Арианит поднялся, и, в первый раз за весь разговор пристально взглянув в глаза Феофано, вышел.
– Знаешь, что мне вчера сказал Авраам, вернувшийся из Болгарии? – обратилась императрица к помощнику логофета, как только закрылась дверь.
– Нет, не знаю, – проговорил Никифор, зевая, – но интересно было бы знать. Так что он тебе сказал?
– Что этот подлец Георгий Арианит мечтает на мне жениться. Ты представляешь, Никифор, какова наглость? Он объявил об этом своём желании Калокиру.
– Да неужели? И для чего же он это сделал?
– А для того, чтобы Калокир дал клятву осуществить этот брак. Георгий пообещал за это всё ему рассказать о моих любовниках.
Секретарь засмеялся, откинув голову.
– Не смешно! – вспылила царица, – счастье, что Калокир послал его к чёрту!
– А я всегда говорил, что этот Георгий Арианит не слишком умён. Но дело своё он знает.
Императрица поджала под себя ноги. Сидя на пятках, она почесала пальцем горбинку своего носа и изрекла:
– Я убеждена, что эти пять тысяч уйдут впустую.
– Да?
– Да, да, да! Он спит со своей шестнадцатилетней дурой редкостной красоты и горя не знает! На какой чёрт ему сдался Киев?
– Возможно, что ты права. И если события подтвердят твою правоту, то у нас останется лишь одно надёжное средство. Но мы его пустим в ход только в крайнем случае. В самом крайнем.
Произнося эту речь, Никифор Эротик придвинулся вместе с креслом поближе к ложу царицы. Не обратив на это внимания, Феофано снова сменила позу. Она села по-китайски, и, положив руки на коленки, хитро задумалась.
– Понимаю! Но и не понимаю. Что ты имеешь в виду? Некое пикантное обстоятельство?
– Да.
– То, которое касается Калокира?
– Конечно, богоподобная.
– Хм! Тогда объясни, пожалуйста. Ты всегда напирал на то, что он, Калокир, нужен лишь затем, чтоб на один год отсрочить войну с этим ополоумевшим Святославом, и что на большее Калокир не способен при всём желании.
– Да, я так говорил, – подтвердил Никифор, придвинувшись ещё ближе.
– Так почему же теперь ты связываешь с этим мерзавцем ещё какие-то перспективы?
– Да потому, что в некоторых обстоятельствах кошка делается сильнее пантеры, и с нею можно связать любые, самые невероятные перспективы. Нужны только обстоятельства. А они, как ты знаешь, есть.
– Пикантные обстоятельства! – подняла Феофано палец.
– Ещё бы, куда пикантнее! И уж тут промашки у нас не выйдет.
– Ну, хорошо, – кивнула царица и с головой ушла в какие-то размышления. Секретарь вдруг положил руку на её щиколотку.
– Ещё какие-нибудь новости появились за эту ночь? – спросила зеленоглазая фея, будто не замечая этого.
– Да, их много. Во-первых, благодаря мне и Василию логофет попросил утвердить на должность этериарха очень хорошего человека.
– Ах, сколько раз я приказывала тебе не упоминать при мне имя паракимомена! – закричала августа, дёрнув ногой, на которой лежала рука Никифора. Он её не убрал.
– Царица, но без Василия у меня бы это не получилось.
– Ты вздор несёшь! Ну, да ладно. И кто назначен этериархом?
– Двоюродный брат твоего приятеля. Иоанн Куркуас. Но он назначен будет только после того, как ты…
– Я всё подпишу. Есть другие новости?
– Через два-три дня к нам прибудет посольство русского князя.
– Вот как? Зачем?
– За данью, я полагаю.
– Что за наглец этот Святослав! Откуда мы возьмём деньги? Сокровищница пуста!
– Логофет спокоен на этот счёт. Наверное, приберёг какую-то сумму.
– Да, да, наверное! Что ещё?
– Ещё он сказал мне, что собирается восстанавливать добрые отношения с Мисией, и для этого отправляет в Преслав меня.
– Тебя?
– Да, меня, меня. А ещё – кого бы ты думала? Протосинкела!
– Феофила?
– Да.
И рука помощника логофета поползла выше, сдвигая край пеньюара. Императрица вскрикнула:
– Но послушай! Ведь Феофил – не политик!
– Но зато я – политик, – гордо напомнил Никифор, – а Феофил нужен лишь затем, чтоб придать посольству высокий ранг. Он – архиепископ и протосинкел, то есть – второй человек в православной церкви.
– Но тогда лучше было бы патриарха с тобой отправить, дабы не отрывать Феофила от более важных дел! Как ты думаешь?
Секретарь вздохнул. Ему уже надоело обсуждать глупости. Видя это, царица вдруг усмехнулась.
– Никифор!
– Что?
– Где твоя рука?
– О, богоподобная! Она – вот, на твоей ноге.
– Ах ты, тварь!
Никифор почувствовал замешательство. По всему его телу пошли мурашки. Но
