И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
Подошел Дудицкий и попытался встать «смирно» для доклада. Но Щетинин отмахнулся и скомандовал:
– А ну показывайте, поручик, кто тут сидит!
Они прошли по двору и возле первого же сарая остановились.
– Здесь кто? – грозно посмотрел на фельдфебеля Щетинин.
Фельдфебель торопливо пролистал книгу.
– За политику которые, ваше высокоблагородие.
Градоначальник пошел к следующей двери.
– А тут?
– Всякие. А больше жулье.
– Открывай!
Завизжала обитая железом дверь. Градоначальник вошел в сарай, огляделся…
– Встать! – закричал фельдфебель.
С нар и с пола нехотя поднялись арестованные, выстроились полукругом. Градоначальник потянул носом, брезгливо поморщился:
– Ну и вонища у вас тут… хлев…
– Хуже не бывает, – обронил один из арестованных.
Градоначальник спросил у него:
– Фамилия? За что сидишь?
– Коломийцев моя фамилия.
– За фармазон арестован, ваше высокоблагородие, – доложил фельдфебель.
– Это что такое?
– Медное кольцо за золотое продал.
– Ишь ты! Шустрый какой! Ну, посиди, посиди, голубчик!.. Ты за что? – ткнул градоначальник пальцем косоглазого парня.
Тот шмыгнул носом, доложил обходительно:
– У фраера бочата из скулы принял.
– Ты что, не русский?
– Это карманщик, ваше высокоблагородие. Говорит, что часы из кармана у какого-то господина вытащил.
– Все здесь такие?
– Так точно.
Процессия направилась в другой сарай. Здесь среди арестованных находился Кособродов, его помощник Николай, а в стоне стоял Семен Алексеевич.
– За что посадили? – снова будто завел пластинку градоначальник.
– Сами не знаем, – ответил пожилой рабочий. – Деповцы мы, рабочие, значит, из паровозного депо. Кто-то нам листовки какие-то подбросил, шут его знает. У кого при обыске нашли, тех забрали.
– Сукины сыны! – неизвестно в чей адрес выругался градоначальник. Ткнул пальцем в Николая: – А ты кто?
– Паровозный кочегар, ваше сиятельство.
– За что? – возмущенно воззрился на него градоначальник и повторил еще грознее: – Так за что?..
– На паровозе пассажира провезли… – недоумевая, ответил тот.
– Нет, что только делается! – взорвался градоначальник. -
Паровозы не ремонтированы. Ездить на них некому. А эти здесь Даром казенный хлеб жрут, бока отлеживают! Это же саботаж!
Выгнать! Немедля выгнать всех железнодорожников. Пусть работают. А кто не захочет работать добровольно, погоним силой.
Фельдфебель торопливо делал пометки в книге и вопросительно смотрел на Дудицкого. Но тот был чем-то загипнотизирован. Глядя на нары, он подошел к ним ближе. Там валялась самодельная колода карт.
– Ваше благородие… – напомнил фельдфебель.
– Пупсик, гони их всех к чертовой матери! – с трудом улавливая, что к чему, приказал по-щетинински Дудицкий. Он сунул в карман колоду карт и пошел вслед за градоначальником.
В прежние времена средоточием жизни городов были базары. В Харькове базар находился неподалеку от большой церкви Святого Благовещения. Вокруг церковной ограды, как и у Китайгородской стены в Москве, букинисты торговали книгами.
К одному из таких книжных развалов пришел Юра. Он выбрал себе несколько книг, и пожилой букинист в пенсне, с седой бородой, перебирая их, шутливо сказал:
– Есть такое мудрое изречение: скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты. Как же можно сказать, кто вы, если друзья у вас – король Людвиг Двенадцатый, капитан Гаттерас, Шерлок Холмс… Кто вы? Помощник Холмса доктор Ватсон? Или герцог де Гиз? – Букинист добродушно рассмеялся и добавил: – Рубль с вас, молодой человек.
На церковной паперти толпились нищие. В углу, возле церковной ограды, сидя на корточках, что-то жадно ели беспризорные.
За церковной оградой Юра сел на скамейку и, не обращая внимания на снующих взад и вперед людей, не в силах сдержать читательского нетерпения, стал перебирать порядком зачитанные книги. У одной вовсе не было обложки, и, как все интересные книги, начиналась она не с первой страницы. И Юра начал читать.
Внезапно на плечо Юры легла чья-то рука. Он удивленно поднял голову и ничего не понял: перед ним стоял одетый в какое-то рванье заросший и сильно изможденный человек и что-то говорил. Быстро шевелились сухие, потрескавшиеся губы, но голоса Юра почему-то не слышал. Он все еще жил событиями прочитанного… Но вот постепенно мир вокруг ожил, зазвучал, зазвенел.
– Ты что же, не узнаешь меня? – настойчиво и чуть-чуть обидчиво спрашивал хриплым голосом этот незнакомый человек.
Юра пристально всмотрелся и с трудом, веря и не веря своим глазам, узнал Семена Алексеевича.
– Вас… вас выпустили? – тихо спросил Юра, торопливо закрывая книгу.
– По ошибке. И уже, наверно, спохватились. И уже, наверно, ищут. – Семен Алексеевич затравленно оглянулся, помялся, несколько раз кашлянул и затем, виновато отведя в сторону глаза, глухим голосом спросил: – Денег у тебя не найдется? Понимаешь, есть хочется. – И улыбнулся своей ясной улыбкой.
Юра машинально полез в карман, хотя и знал, что денег там нет. Что же делать? Как выручить дорогого ему Семена Алексеевича? Единственный рубль, который у него был, он отдал за книги. Затем Юра бросил мимолетный, сожалеющий взгляд на книги и поспешно поднялся.
– Вы подождите меня тут. Я сейчас…
– Ты куда? – настороженно спросил Семен Алексеевич, но Юра уже исчез в толпе.
«Куда он мог побежать? – недоумевал Красильников. – Может, за деньгами… или…»
На всякий случай он отошел в сторону и стал следить за Юрой. А тот, усиленно работая локтями, уже выбрался из рядов, где торговали всяким поношенным барахлом, и, раскрасневшийся и взъерошенный, предстал перед знакомым букинистом.
– Я хочу вернуть вам ваши книги! – решительно заявил он.
– Вы их уже прочли? – несказанно удивился букинист, вздергивая очки ко лбу.
Юра отрицательно покачал головой.
– Так в чем же дело? – продолжал недоумевать букинист, слегка уязвленный непонятным поступком покупателя.
Юра молчал – лгать он не мог себя заставить, а сказать правду было нельзя.
– Ну что ж, – разведя руками, сочувственно произнес букинист. – Эти книги у меня, сударь, не залежатся. А вы потеряете на этом тридцать копеек. Увы, таковы законы коммерции.
Юра одну за другой нехотя передал букинисту книги. Последнюю – потрепанную, без обложки и первых страниц – он на мгновение задержал в руке и слегка погладил ее, будто она была новая и он с нею прощался. Это не ускользнуло от всепонимающего старика букиниста. Отсчитывая деньги, он сказал Юре:
– Знаете что, до следующего воскресенья я задержу эти книгу для вас. И отдам вам не за рубль, а за семьдесят копеек. Не всегда ведь в нашем благородном деле нужно подчиняться жестоким законам коммерции.
