Рюрик. Сын Годолюба (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
На славянина, набравшись храбрости, ринулся один из свеев. Но старик неожиданно легко отскочил назад, уходя от толчка щитом – и умело заблокировал удар топора древком собственной секиры; оно буквально поднырнуло под боек! И тут же молнией сверкнул добрый славянский меч, отсекая правую кисть дико закричавшего хольда… И снова удар клинка – разрубивший горло свея и оборвавший его вопль.
Умел, опытен в сече старый гридмар!
Вот только ульфхедраны так умело и осмысленно никогда не сражаются…
- Что вы замерли?! Убить его, это никакой не берсерк!
Кажется, уловку ободрита понял и Хальвдан – и по его приказу сразу несколько хольдов ринулись на гридмара, уже без всякого страха. Но осознав неизбежный конец, в последний миг своей жизни старик упрямо шагнул навстречу ворогу, уже не думая о защите… С недюжинной силой брошенная секира врезалась в голову ближнего противника, не успевшего вскинуть щит – да и не ожидавшего столь умелого броска с левой рукой! А гридмар, перехватив меч обеими ладонями (левой он стиснул навершие рукояти), встретил второго ворога удивительно тяжелым ударом: он буквально срубил верхнюю треть щита! Свей попытался закрыться топором от второго удара – но меч ободрита разрубил и древко, и шею хольда…
И в тот же миг датская секира врубилась в спину славного гридмара, смертельно ранив павшего наземь старика.
- Боян!!!
Уцелевшие хольды «Топора» принялись рубить безжизненно дергающееся тело славянина, со звериной яростью отыгрываясь на мертвеце за недавний страх – а Харальд наконец-то увидел ее, свою валькирию! Сердце Клака обмерло, когда он понял, что левая рука девушки залита кровью – славянку успели ранить в ближнем бою… Или ее задел широкий наконечник гафлака, не суть. Именно сейчас она вновь вскинула лук, с искаженным от боли лицом удерживая его раненой рукой – и выпустила стрелу в Хальвдана!
Все это произошло так быстро, что Скьёльдунг не успел ничего предпринять. Стрела ударила неточно – но все же попала в плечо зарычавшего от боли ярла, порвав звенья кольчуги… И углубилась в плоть «полудана». Не смертельная – но все же рана!
И Хальвдан тотчас метнул гафлак в ответ… Возможно, впервые в жизни промазав – сгоряча, или из-за легкой, но столь болезненной раны, неважно! Дротик разминулся с телом валькирии на пару вершков, пролетел вперед – и поразил в спину одну из женщин, в ужасе отвернувшуюся от данов.
- Умила!!!
- Убить девку!
- Нет!!!
Не помня себя от страха и ярости, Харальд мгновенно подскочил к ненавистному «полудану», навязанному ему в хевдинги – и прежде, чем тот успел извлечь меч из ножен, прижал к горлу Хальвдана собственный клинок:
- Всем стоять! Это мои люди и моя награда!!! Все женщины и дети в этом зале – мои по праву, данному мне конунгом! Так что не смей портить мое добро, ярл!
Глаза «Кровавого топора» широко раскрылись от удивления:
- Ты в свое уме, ярл?! Она стреляла в меня – и я хочу крови этой славянской шлюхи!
- Ты получил достаточно крови побежденных, Хальвдан – и пролил ее во имя богов! Но клянусь – теперь уже твоя кровь прольется, если ты не остановишь своих людей!!!
Уцелевшие хольды «Топора» замерли в нерешительности, внимая вожаку – а вот хольды Клака, сцепив щиты, уже принялись окружать недавних союзников. И «полудан» невольно призадумался… Хотя расклады понятны и дураку – изначально хирдманов Харальда было на два десятка больше. И пусть даже к концу штурма число воинов сравнялось – но ведь хольдов Клака в гриднице сейчас практически вдвое больше! Ибо молодой Скьёльдунг придержал своих ближников – и те не понесли потерь в столь кровавой, но бесполезной схватке с гридмарами ободритов…
- Значит, ты готов навлечь на себя гнев конунга из-за какой-то славянской потаскушки?
Губы Хальвдана сами собой разошлись в гадливую улыбку, больше напоминающую звериный оскал. Но Харальд угрожающе прошипел в лицо противника:
- А ты готов умереть из-за нее? Дерзай… А с конунгом я, так и быть, решу вопрос… По родственному.
Последнее слово Клак произнес с особым значением – напомнив «полудану», что Скьёльдунг приходится родней Гудфреду. Пусть даже и дальней родней... На что «Топор» оскалился уже без всякой издевки:
- Будь по-твоему, Ворон! Но запомни – когда-нибудь мы вновь сойдемся лицом к лицу!
- С нетерпением жду этого часа!
Хальвдан отступился от Харальда, зло сплюнув на пол – однако руку от рукояти меча убрал.
- Уходим! Пусть Скьёльдунг забирает славянских шлюх и их щенков, плевать на них! Мы заберем себе все добро княжеского двора!
- Да-а-а-а!
…Лишь когда «Кровавый топор» и его воины покинули терем, Харальд осознал, что его трясет крупная дрожь. Нажил себе смертельного врага! Да еще и гнев конунга действительно навлек на свою голову… Стоит как можно скорее убираться из Рерика в Хедебю – определенно стоит!
Отвернувшись от дверного проема гридницы, за которым только-только скрылись свеи и прочие хирдманы Хальвдана, он устремил свой взгляд на валькирию – и сделал несколько шагов к безмолвно плачущей девушке, баюкающей на руках попискивающего младенца. Та склонилась над телом пораженной Хальвданом молодой женщины, из спины которой торчит гафлак «полудана»… А за девой попривыкший к темноте Харальд наконец-то разглядел и множество других девушек и женщин – что характерно, или беременных, или с малыми детьми на руках.
Скьёльдунг не сразу смекнул, что это жены и дети павших славянских гридмаров, до последнего вздоха защищавших свои семьи. А поняв это, хмуро улыбнулся: ободриты показали себя отличными воинами, заслужившими, чтобы дети их выжили – и чтобы кровь их текла в жилах потомков! А не была пущена к основанию деревянных или каменных идолов…
Именно с этой мыслью Харальд и приблизился к славянской валькирии.
Девушка подняла на ярла полные слез, но кажущиеся от того бездонными синие очи – и сердце Клака вновь пропустило удар. Он замер, словно громом пораженный, не в силах шелохнуться – в то время как девчонка крепко-крепко прижала младенца к груди, не обращая внимания на все струящуюся из резанной раны кровь… В ее взгляде Харальд прочитал одновременно и тревогу, и немой вопрос – но что важно, к лежащему подле луку славянка даже не потянулась.
Ярл вновь улыбнулся (насколько дружелюбно, насколько вообще мог!) – после чего молча протянул ей раскрытую руку. А когда тонкие девичьи пальцы коснулись тыльной стороны его ладони, молодому Скьёльдунгу показалось, что они обожгли его кожу…
Глава 5.
Земли бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.
Передовой отряд данов из трех драккаров шел по реке – славянское название которой было непонятно северянам, а собственное они ей покуда не дали. И так паршиво настроение у хирдманов, уныло, как-то вяло затянувших обычно ритмичную походную песнь – чтобы еще размышлять про название мелкой речушки! Вон, растут по берегам ее сосны – значит, пусть будет Фюрретрэ! Ну, то есть «Сосна»…
А ведь поход начинался весьма неплохо. Легкая победа в Рерике, где хирд опытного ярла Олафа Брюхотряса поспел к самой концовке сечи – и, не потеряв ни одного воина, успел вдоволь пограбить пустые славянские жилища. Правда, разойтись им особо не дали – конунг спешно назначил сдавшихся в плен ремесленников своими подданными, пообещав переселить всех в Хедебю… Ну а ярл, имеющий под рукой аж целых три драккара, вызвался идти в голове датской рати. В конце-то концов, конунгу было глупо отказываться от боевого охранения!
Причем Олаф ничем не рисковал; заметь он действительно крупное войско славян, он просто повернул бы свои драккары назад – честно предупредить Гудфреда о появлении грозного противника. А погони ярл не боялся – ну и правда, где? На реке? И чтобы кто-то нагнал его драккары?! Брюхотряс был невысокого мнения о славянских ладьях, хоть многие почитают их быстроходными – но пусть даже так! Однако же сколько воинов можно посадить на речную ладью – а сколько на морской драккар?!
