Первый Меч - Саймон Скэрроу
Серые тучи заволокли темнеющее небо, когда Макрон, Мейсер и Акулео вышли из-под портиков, обращенных на восток, и замаршировали по тренировочной площадке. Свежий ветерок пронесся над лудусом, что оптиону на мгновение напомнило обрызганную дождем границу Рейна.
- Повезет ли мне попасть туда снова? - пробормотал он себе под нос.
- Что такое, господин? - спросил Акулео.
- Ничего, - проворчал Макрон.
Заглушив пронзающую головную боль в передней части черепа, он увидел пару санитаров, выгружающих амфоры из фургона с припасами, стоявшего перед главным входом. Внешние ворота были открыты, и решетка была поднята, железные шипы, прикрепленные к основанию дубовых прутьев, тускло поблескивали во мраке. С тяжелым ворчанием Макрон перевел свой разъяренный взгляд на тренировочные площадки на севере. Там он заметил труппу гладиаторов. Он остановился недалеко от мужчин. Их деревянные мечи и плетеные щиты были разбросаны по песку у их босых ног в знак неповиновения. Сами гладиаторы были странно спокойны, подумал Макрон. Их руки были скрещены на груди, и они смотрели на него с хладнокровным вызовом, который выбил его из колеи. Бато стоял у ближайшего к охранникам тренировочного палуса. Его руки были сжаты в кулаки.
Отряд вооруженных охранников образовал полукруг вокруг гладиаторов. Они были одеты в одежду легионеров, состоявшую из красных туник под железными кирасами и портупеями на плечах. Их кирасы были потерты, а подбитые гвоздями сандалии остро нуждались в ремонте. Они нервно держали руки на рукоятках своих мечей, их легионерские щиты были подняты к груди. Один или двое из них посмотрели на Мейсера в ожидании приказов. Командир не подал своим людям никакой команды, с отвращением подумал Макрон. Он просто поджал губы, а его веки дернулись, когда он попытался уклониться от конфронтации.
- Что, химеры вас всех подери, здесь происходит? - спросил Макрон, повернувшись от командира к охранникам и уперев руки в бока.
- Я приказал им вернуться в свои камеры, - сообщил один из охранников, - но они не подчиняются.
Макрон пересчитал гладиаторов. - Здесь восемнадцать человек, парень. Где остальные?
- Вернулись в свои камеры, господин. Мы прервали их ужин. Учитывая этот протест, я подумал, что лучше их запереть.
- А как насчет других охранников?
- Патрулируют лудус, господин. У нас пропал один гладиатор.
- Это кто?
- Паво, господин.
Имперский ланиста почувствовала некоторое сожаление, что начал подавать пример с Паво перед другими мужчинами в столовой. Возможно, он был слишком суров с юношей. Но тут же он выкинул Паво из своих мыслей. Особого отношения к молодому человеку быть не могло. Какое бы сочувствие он ни испытывал к Паво, оно сдерживалось тем фактом, что он всегда, казалось, ввязывался в какие-то раздоры. Макрон повернулся к строю гладиаторов.
- Ладно, ребята, с вас достаточно. Немедленно возвращайтесь в свои камеры, или я распоряжусь посадить всех вас на половинный паек на неделю. - Он пристально посмотрел на Бато. - Я полагаю, зачинщик здесь ты?
Бато насмешливо поклонился: - Я всего лишь рупор угнетенных.
- Чушь! Я должен был догадаться, что ты замышляешь дебош - Макрон отвел взгляд от фракийца и обратился к другим гладиаторам. - Вот мое единственное предложение. Тот, кто сейчас вернется в камеру, будет избавлен от наказания. У вас нет причин следовать за этим идиотом в шахты.
- Нам нужно наше вино! - крикнул один из гладиаторов.
- И верни наши деньги! - присоединился к нему Дюрас.
- Смерть римлянам! - прозвучал насмешливый голос сзади.
Макрон пристально посмотрел на Бато. Он подавил сильное желание избить фракийца за то, что тот бросил вызов его авторитету, но заставил себя сдержаться, осознав тот факт, что нельзя полагаться на стражников лудуса и их безвольного командира в потасовке с другими гладиаторами.
- Теперь посмотрите сюда. Я ваш ланиста. И правила здесь устанавливаю я. И. ты, химера тебя побери, следуешь им, понял?
- К химерам твои правила! - пропел Дюрас. - К химерам лудус!
Бато усмехнулся, указывая на гладиаторов: - Видишь ли, римлянин. Ты зря распинаешься. Все мужчины присягнули мне. Мы четко обозначили нашу позицию. Мы не будем подчиняться тебе пока наши привилегии не будут восстановлены и наши деньги не будут выплачены.
- Ты, крутое дерьмо. Я уже говорил тебе раньше, что денег нет.
Губы фракийца тронула понимающая улыбка: - Наглая ложь, римлянин. Я знаю, что ты получил приличную сумму в сорок пять тысяч сестерциев от продажи трех человек. Это достаточно, чтобы выплатить долги мне и моим людям. - Бато протянул ладонь. - Ну, где деньги?
- Убери руку! Эти деньги уже учтены. Есть более насущные долги, которые нужно урегулировать, чем ваши гребаные призовые деньги.
- Я пытаюсь быть разумным, оптион. Это твой последний шанс спасти лудус.
Макрон посмотрел на фракийца: - Иди в свою камеру сейчас же, или я прикажу распять всех здесь присутствующих, так что решайся.
Бато усмехнулся: - Ты можешь угрожать нам сколько угодно, римлянин. Это ни к чему не приведет. Нам нужны наши привилегии и наши деньги. И дай мне подумать… - Фракиец сделал паузу, поглаживая подбородок. - Да, мы хотели бы договориться о более высоком проценте за будущие победы на Арене. Я думаю, что увеличение до семидесяти пяти процентов выигрышного гонорара звучит как хорошая сделка. Что вы об этом думаете, парни?
Остальные фракийцы зааплодировали в знак согласия. Макрон яростно задышал через ноздри, его гнев возрастал с каждым мгновением: - Если вы думаете, что я поддамся какому-то дикарю, подстрекающему толпу, вы заблуждаетесь.
- Как хочешь. Но мы не подчинимся тебе, пока ты не согласишься с нашими требованиями. - Бато скрестил руки. - Твой ход, римлянин.
Мейсер отвел оптиона в сторону, пока они не оказались вне пределов слышимости гладиаторов. Понизив пронзительный голос, командир сказал: - Мы должны с ними согласиться. Дай им то, что они хотят. Нет необходимости в кровопролитии, господин. Нужно вести переговоры
Макрон стиснул зубы и с отвращением посмотрел на командира: - Я не буду вести переговоры с бандой головорезов. Кроме того, если я соглашусь на их требования, имперский секретарь и его помощник разорвут нас всех в клочья. Этот лудус и так уже на грани. Мы не можем позволить себе отдать большую
