Томас Костейн - Наследники Великой Королевы
Он стал спускаться по лестнице, и я последовал за ним. Его признания отнюдь не улучшили моего настроения. Разумеется, я подозревал об их отношениях — в городе о них ходило немало слухов, но Энн мне нравилась, и признание Джона меня расстроило. Сам Джон находился в отличном расположении духа и начал напевать куплет из песни, которую я слышал в таверне «Лебединая голова».
Энн встретила нас внизу в рабочей комнате своего дядюшки. Сам он удалился в заднюю комнату, и я слышал, как он бродит там, разговаривая сам с собой.
— Пришло время нам проститься, моя славная прелестная Энн, — весело произнес Джон. — Я надеялся некоторое время побыть в городе и вдоволь насладиться лицезрением твоей милой мордашки, но судьба и наш король рассудили иначе. Я должен уезжать немедленно. Поцелуй меня напоследок, дорогая.
Своей здоровой рукой он обнял ее и прижал к себе. Энн весьма холодно отнеслась к этому проявлению чувств. Судя по тем взглядам, которые она кидала в мою сторону через его плечо, ее больше интересовало то, как я отношусь к этой сцене. А когда увидела, что ширина его брыжей не позволяет ему поцеловать ее, то вытянула вперед свои губки, словно говоря: «Ну что ж, может быть тебе повезет больше».
— Вот тебе мой дружеский совет, Роджер, — сказал Джон, — никогда не одевайся так, если отправляешься на свидание с девушкой. Кстати, Энн, я не спросил тебя о твоих планах. Собираешься остаться здесь? Думаю, тебе это придется не по нраву — слишком скучно.
— Я возвращаюсь в Лондон, — ответила она, пытаясь отвернуться, так как его брыжи почти касались ее лица. — Собираюсь открыть небольшую лавку. Вдовы, ты знаешь, должны рассчитывать только на себя.
— Лавку? А чем ты собираешься торговать?
— Туалетами для придворных дам. Рюшами, шляпками и другими предметами туалета.
— Особенно другими предметами туалета, — заявил Джон. — Не сомневаюсь, придворные дамы захотят выглядеть так же соблазнительно, как ты, особенно в некоторых предметах туалета. Уверен, от клиентуры у тебя не будет отбоя. Но когда я вернусь назад, черт побери, тебе не придется держать лавку. Все будет по-другому.
На лице Энн появилась лукавая улыбка, но она продолжала смотреть на меня из-за огромного рукава-буфа Джона.
— Надеюсь, Роджер приедет в Лондон и навестит меня, — сказала она.
— Нет, Роджер не приедет в Лондон и не навестит тебя, — заявил Джон. — Роджер отплывает вместе со мной.
Она отступила на шаг назад.
— Ты не сказал мне об этом, — произнесла она, глядя в мою сторону.
— Я не был уверен, что Джон возьмет меня.
— Это твоя затея, Джон Уорд! — воскликнула Энн. — Ты уговорил Роджера поступить так.
— Я не имею к этому никакого отношения. Это его собственное решение. И мне кажется, что все это вовсе не касается тебя, моя любезная госпожа Энн.
— Да, меня это нисколько не касается. Благодарю вас за напоминание, Джон Уорд. — Вид у Энн был очень расстроенный. — Роджер, ты в самом деле хочешь идти в море? Я не думаю, что это самая удачная идея.
— Я сделаю из Роджера настоящего моряка, — нетерпеливо прервал ее Джон. — И если меня сравнивают с Дрейком, то его будут сравнивать с Гренвиллом. [19] А тебе, дорогая, нечего влезать в мужские дела.
Она внимательно посмотрела на него.
— Твои дела меня совершенно не интересуют. Мне кажется, я и к тебе самому тоже потеряла интерес, но Роджер мне всегда нравился.
4
Мы вышли из города окольной дорогой, с обеих сторон окаймленной высоченными елями. Дорога круто шла в гору, и когда мы, слегка запыхавшись, достигли вершины холма, то увидели освещенный огнями Большой зал замка Эпплби Корт.
— У сэра Бартлеми должно быть гости, — заметил я.
Джон нахмурился.
— Сэр Бартлеми — человек осторожный, и ему вряд ли понравится, если нас здесь увидят. Даже если бы король одобрял наши действия. Сэр Бартлеми все равно не захотел бы, чтобы узнали о его делах с пиратом, руки которого запятнаны кровью.
— Он ведь сам пригласил тебя, — напомнил я.
Несколько минут мы шли молча.
— Роджер, — внезапно обратился ко мне мой друг. — Я вот о чем думаю. Может быть мы поступаем неправильно. Наверное я не имею права увозить тебя из дому. Ты ведь понятия не имеешь, что ждет тебя впереди. Это очень трудная, жестокая жизнь. Слова Энн заставили меня задуматься. Это грязное и кровавое дело, а что в конце? Смерть, возможно в испанской тюрьме. Очень неприятная смерть, смею тебя уверить. Или петля. А слава? — он пожал плечами. — Будь благоразумным, Роджер. Поворачивайся лучше и ступай-ка домой. Не волнуйся, я не изменю о тебе своего мнения.
Да, но что я сам о себе подумаю? — промелькнуло у меня в голове. Мне вспомнились славные деяния англичан в годы правления королевы Бесс — Дрейка, совершившего кругосветное путешествие, сэра Ричарда Гренвилла и его «Ревейндж», отважных капитанов, обративших в бегство «Непобедимую» испанскую Армаду. Мой отец сражался с Армадой, с ней сражался и отец Джона и сам Джон. Должны же были эти люди ощущать гордость за то, что совершили. Сейчас Англия опять нуждалась в таких героях. Нуждалась она и в тех, кто шел бы за ними. Все это я хотел сказать Джону, но произнес лишь.
— Нет, я поеду с тобой.
— Когда-нибудь ты горько об этом пожалеешь, — промолвил Джон. — Настанут дни, когда твое тело будет изнемогать от жары, море станет казаться океаном зеленого огня, и на судне будет пахнуть, как в склепе. Тебе придется есть самую грубую пищу, снасти изрежут тебе руки в кровь, и ты забудешь, что такое нормальный спокойный сон. Каждый день тебе придется быть свидетелем таких вещей, от которых у тебя душа содрогнется. Я буду с тобой откровенен, Роджер. Эта жизнь не для человека, одаренного тонкой чувствительной натурой.
— Я всегда считал, что Дрейк, и Фробишер, и Кавендиш [20] были людьми возвышенными…
— Нет, они были великими людьми, а это вовсе не одно и то же, — возразил Джон.
— Я должен ехать с тобой. Я все обдумал, другого пути у меня нет. Все Близы были моряками, а я — Близ.
Джон молчал должно быть целую минуту. Потом кивнул.
— Будь по твоему, Роджер. Может быть ты и прав. Просто мне бы хотелось, чтобы ты принял решение, взвесив все «за» и «против». Я рад, что ты едешь со мной.
Подъемный мост через ров с водой в Эпплби Корт не поднимался так давно, что проржавевшие цепи были срезаны. Когда мы пересекли мост, и я посмотрел на надвратную башню, мне показалось, что она упирается в самое небо. Неожиданно я остро ощутил всю непритязательность своего наряда. На мне был старый камзол с рукавами из верблюжей шерсти с дешевыми оловянными пуговицами и не очень хорошо сидевшее трико из грубой шерстяной материи. Рядом с моим великолепным спутником я выглядел, как ощипанная ворона. Мне не хотелось бы в таком виде предстать перед Кэти Лэдланд. Разумеется, она не знала о моих чувствах к ней, и тем не менее.
