Грехи и подвиги - Ирина Александровна Измайлова
– Конь взбесился внезапно, – устало сказал король. – Уж не знаю, кто приказал купцу сделать мне такой «подарок»? Может, это затея Саладина, но скорее кого-то другого.
– Кого – мы, пожалуй, уже знаем! – сердито хмурясь, отрезал Седрик. – И Саладин тут ни при чем. А вот как вам, ваше величество, удалось прирезать лошадку так, чтобы она не рухнула на всем скаку?
– Да я просто надрезал коню сонную артерию, и он истек кровью на ходу, – Ричард взял Элеонору за руку и с какой-то испуганной нежностью привлек ее к себе. – Конечно, была опасность, что бедняга рухнет, не сбавив хода, но этого не случилось. А ведь еще немного, и он бы помчался по скалам. Фу-у! Как только поднимается рука у этих негодяев травить таких красивых лошадей?
– Вот лошадь ему жалко! – вскрикнула королева. – Да что, ты и вправду сумасшедший? Даже если бы конь не взбесился… Ты же ранен. А вдруг бы рана открылась?
– Что вы, матушка! – махнул рукой король. – Скорее мое тело треснет в каком-то другом месте – эту рану маленький Ксавье зашил так, что теперь ее нипочем не разбередить.
Часа полтора спустя они вернулись в лагерь, застав там необычайное оживление. И вызвано оно было вовсе не долгим отсутствием короля – к его верховым прогулкам все успели привыкнуть. Лагерь гудел, как улей, из-за того, что перед самым возвращением Ричарда и Элеоноры в стане крестоносцев появились Луи, Эдгар и Ксавье.
И Ричард Львиное Сердце вместе с целой толпой рыцарей выслушал удивительную историю бегства из плена бесстрашного воина, накануне принесшего себя в жертву ради спасения жизни короля.
– А самое удивительное, – закончил свой рассказ Эдгар, – это то, ваше величество, что мне удалось встретить в Яффе прекрасную сарацинскою принцессу, которая пленила меня на турнире под Акрой.
Услыхав это, Ричард разразился хохотом, искоса бросая взгляды на залившегося густой краской маленького оруженосца.
– И как? – с трудом подавляя смех, спросил король. – Саладин согласен отдать вам в жены свою дочь, сир Эдгар?
Окружавшие их рыцари изумленно переглянулись, а бывший кузнец, ничуть не смутившись, ответил:
– Саладин сказал, что если у него есть дочь, то он отдаст ее мне! Но коль скоро ее у него нет, то я прошу об этом вас: отдайте мне в жены Марию!
– Его зовут Мария? – король посмотрел на свою мать, потом на Седрика, который тоже смеялся, – кто-кто, а он, как и Элеонора, с самого начала разгадал тайну «малыша Ксавье».
– Мария так Мария. Но отчего ты просишь ее у меня? Я ей не отец. Правда, она меня зашивала пару дней назад, но никаких прав на нее это мне не дает.
– Но разве не вы – предводитель армии и крестового похода? – вместо Эдгара нашелся Луи. – И разве не вам мы все поклялись повиноваться? Если вы прикажете, Мария пойдет замуж за сира Эдгара.
Ричард захохотал еще громче:
– А если не прикажу, пойдет все равно! – воскликнул он. – Будь по твоему, Эдгар Лионский. После того, что ты сделал, я отдал бы тебе и родную дочь, но у меня ее нет. Пока нет. А что ты будешь делать без оруженосца? Рамиз, как я понимаю, остался с отцом в Яффе.
– Я буду по-прежнему его оруженосцем! – решилась вмешаться Мария. – Ведь это же не такой ужасный грех – носить мужское платье? Раз уж я это делала полгода, то все равно придется каяться…
Вот тут до окруживших спасенного пленника рыцарей и воинов дошло наконец, что к чему, и толпа разразилась таким шумом и гоготом, что Ричарду пришлось рыкнуть на крестоносцев, чтобы они унялись. Впрочем, Эдгара их смех и шутки нимало не смутили – он выглядел спокойным, будто пережитое испытание совершенно избавило его от былой неуверенности в себе. И когда Львиное Сердце вложил дрожащую руку Марии в его жесткую от мозолей ладонь, рыцарь благодарно улыбнулся, склонившись перед королем:
– Клянусь, мы и впредь не посрамим вас, ваше величество, и будем сражаться во славу Креста, пока не победим! – произнес он. – Да, не пристало рыцарю брать жену в боевой поход, но что ж тут поделать – так пришлось. И я благодарю судьбу и вместе с нею моего молочного брата Луи, что все вышло, как вышло!
Эпилог
– А я думал, ты вернулся на Афон!
Этими словами Ричард Львиное Сердце встретил подошедшего к нему монаха, облаченного в запыленный подрясник, с небольшой дорожной сумкой за плечами.
То был монах Григорий, тот самый Григорий, которого освободили из темницы под Проклятой башней во время штурма Птолемиады. Вопреки ожиданиям лекаря, чернец не умер. Около двух недель он пролежал в одной из палаток походного госпиталя и благодаря хорошему уходу постепенно выздоровел. Когда и куда он ушел из лагеря крестоносцев, никто потом не мог вспомнить.
Ричард, на которого произвело глубокое впечатление пророчество Григория, много раз вспоминал о нем, однако был уверен, что освобожденный узник отправился назад, в свой далекий монастырь, и они уже никогда не увидятся.
И вот монах появился там, где английский король совсем не ожидал его увидеть – на склоне Модинской возвышенности, где Ричард с небольшим отрядом рыцарей остановился, бросив преследовать кучку спасавшихся от него сарацин. Отсюда, с высоты, виднелся на горизонте Иерусалим, светлея неровной линией крепостной стены, маня очертаниями зданий, тающими в дрожащей дымке.
На глаза короля навернулись слезы. Великий город, город Святого Гроба, его, Ричарда, цель и мечта, был рядом. Он был виден, досягаем. И недоступен! Потому что именно теперь, подойдя к нему вплотную, предводитель крестоносцев понимал: Иерусалимом овладеть не удастся!
Начавшиеся переговоры предводителя крестоносцев с Салех-ад-Дином несколько раз срывались: мешали и не желавшие мира вожди христиан, и более всего – Малик-Адил и другие мамелюки султана.
Из-за этого еще два месяца армия султана отступала, временами пытаясь вступать в бой и каждый раз стремительно откатываясь под натиском войска Ричарда Львиное Сердце. Преследуя Саладина, крестоносцы дошли до города Вифинополя [58], от которого оставалось пройти семь миль на восток, чтобы оказаться под стенами Святого Города.
Вот здесь Ричард и понял, что пагубная сила, все это время разрушавшая его армию ссорами и распрями предводителей, почти завершила свою работу. Армии уже не было – были отдельные отряды, вожди которых ненавидели друг друга и все вместе отчаянно ненавидели английского короля, которому уже почти перестали подчиняться. Многие
