Рафаэль Сабатини - ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША
Ла Гиш шагнул вперёд.
— Ах, так! Рarbleu! Пусть во Франции идёт революция. Но все революции в мире…
— Остановитесь! Ради Бога, остановитесь! — Барон стиснул локоть маркиза. — Послушайте минутку, вы оба! Слушайте, я сказал! Ла Гиш, вы не понимаете, вы не знаете, что говорите…
— Не знаю, что говорю? — Ла Гиш надменно вскинул и посмотрел на барона сверху вниз. — Тысяча чертей, Жан! Ты тоже полагаешь, что у меня злой язык? Разве я похож на человека, который может с лёгкостью запятнать честь женщины?
— Судя по вашим словам, так оно и есть, — огрызнулся Андре-Луи, сверкнув глазами.
Де Бац поспешно заговорил, стремясь предотвратить новую провокацию.
— Вы послушались разговоров, сплетен, скандальных слухов, которые всегда есть вокруг имени принца…
— Послушался скандальных сплетен, вы говорите? Я похож на разносчика сплетен? Я говорю то, что знаю. Эти разговоры, эти слухи действительно ходили в Тулоне, когда я там был. Опасаясь вреда, который они могли нанести делу Мосье, Моде отправил меня в Гамм сообщить принцу, что он должен немедленно приехать, или его честь невозможно будет спасти. По приезде я стал выпытывать правду у д'Антрага, и д'Антраг не смог отрицать, что эти слухи обоснованы. Но это ещё не всё. Я потребовал, чтобы меня немедленно отвели к регенту. Я был в таком негодовании, что д'Антраг побоялся мне отказать. Мы застали принца врасплох в объятиях женщины. Говорю вам, я видел его собственными глазами. Я ясно выразился? Я нашёл его в объятиях мадемуазель де Керкадью, в комнате мадемуазель в гостинице «Медведь».
Де Бац уронил руки, отшатнулся и застонал. При виде лица Андре-Луи жалость едва не задушила барона.
— Вы говорите, что видели… вы видели… — Андре-Луи не смог повторить слова маркиза. Голос, только что такой холодный и жёсткий, внезапно сорвался. — О, мой Бог! Это правда, Ла Гиш? Правда?
Неожиданный переход от гнева к горю, от угроз к мольбе поразил маркиза. Он отбросил своё негодование и ответил серьёзно и торжественно:
— Бог мне свидетель, это истинная правда. Разве стал бы я порочить честь женщины?
Несколько мгновений Андре-Луи смотрел на него пустыми глазами, потом закрыл бесцветное лицо трясущимися руками, колени его подогнулись, и он снова упал на стул. В памяти всплыла сцена, подтверждающая этот ужасный рассказ. Андре-Луи снова очутился в Кобленце, в гостиной «Трёх Корон». Перед ним стояла госпожа де Бальби и предостерегала от опасности, которую таит в себе интерес его высочества к Алине, и о намерении её высочества взять Алину с собой в Турин. Андре вспомнил, как пылко, чуть ли не гневно осуждала его Алина, когда он подверг сомнению уважение, которое высказывал девушке Мосье. И он, жалкий глупец, так и не сделал вывода, со всей очевидностью вытекающего из этой пылкости! Он вспомнил сцену в комнате принца в Гамме, когда Мосье набросился на брата, чтобы устранить все препятствия для отъезда Андре-Луи в Париж. Теперь, в свете ужасного открытия, совершённого Ла Гишем, поведение его высочества было совершенно понятным. Теперь ясно, почему Алина ни разу не написала ему за все эти месяцы, почему не вняла последней настойчивой просьбе прислать ему хотя бы две строки, написанные её рукой.
Андре-Луи закрыл лицо руками и зарыдал:
— Этот слизняк! Этот мерзкий жирный слизняк осквернил мою белую чистую лилию!
Ла Гиш отпрянул. Его лицо исказилось от ужаса. Он бросил вопросительный взгляд на де Баца, словно желая получить ненужное уже подтверждение.
— Они были помолвлены, Ла Гиш.
Маркиза охватило мучительное раскаяние.
— Андре! Мой бедный Андре! Я не знал. Простите меня. Я не знал.
Андре-Луи молча махнул рукой, закрывая тему. Но маркиз всё никак не мог прийти в себя. Его ястребиное лицо потемнело от гнева и боли.
— Что за принцу мы служим! Вот за кого мы гибнем! Какая последовательность в поступках! Он не мог присоединиться к тем, кто сражался за него в Тулоне, потому что преследовал женщину, принадлежащую человеку, который сражался за него в Париже. Вот она, благодарность принца! Знай я всё это в Гамме, я, определённо пристрелил бы жирного мерзавца.
Ла Гиш воздел руки к потолку, словно призывал в свидетели небо за ним, потом с поникшими плечами повернулся к камину и мрачно уставился на огонь.
Де Бац пересёк комнату и ласково обнял Андре-Луи за плечи. Но слова не шли барону на ум. Его горе было глубоким и искренним, но к нему примешивалась досада. Эта ужасная новость пришла так несвоевременно! Она вывела Андре-Луи из строя в тот момент, когда им необходимы все его способности, вся его энергия.
— Андре! — тихо позвал он. — Мужайся, Андре!
Андре-Луи выпрямился.
— Уйдите, — попросил он. — Оставьте меня оба.
Де Бац посмотрел на него, потом перевёл взгляд на маркиза, который повернул к ним голову. Они разом вздохнули и тихо вышли из комнаты, оставив Андре-Луи наедине с его горем.
Глава XLIII. НА МОСТУ
Де Бац провёл утро в Тюильри с Ла Гишем, известным революционным чиновникам под именем гражданина Севиньона. Они пытались использовать всё своё влияние, чтобы добиться освобождения шевалье де Помеля. Но их усилия не увенчались особым успехом. Лавиконтри, на которого де Бац рассчитывал в первую очередь, заявил, что в это дело вмешиваться опасно. Улики, оказавшиеся в распоряжении комитета общественной безопасности, насколько он понял, исчерпывающе доказывают вину Помеля. А с ними уже ознакомился Сен-Жюст, кровожадность которого стала притчей во языцех. Едва ли оставит без внимания побег несчастного агента. Но тем не менее Лавиконтри осторожно обещал посмотреть, что можно будет сделать.
Сенар, секретарь Комитета и ещё один ценный тайный союзник барона, тоже обещал сделать всё возможное, что позволит ему собственная безопасность. Но и по его мнению Сен-Жюст был неодолимым препятствием.
— Хорошо, хорошо, — сказал де Бац. — По крайней мере постарайтесь отложить суд над Помелем. Посмотрим, что принесут нам следующие несколько дней.
Когда они с Ла Гишем шли по холодным сырым улицам, барон высказался более определённо:
— Если мы сумеем выиграть несколько дней, неодолимое препятствие будет устранено.
Тем не менее на улицу Менар вернулись в далеко не радостном настроении. Андре-Луи сидел у камина, упираясь сапогами в решётку и подперев кулаком подбородок. Огонь почти догорел. Когда де Бац и Ла Гиш вошли, Моро обернулся и тут же снова уставился на гаснущее пламя. Друзей поразило серое, внезапно постаревшее, искажённое болью лицо Андре-Луи.
Де Бац подошёл и положил руку ему на плечо.