Константин Бадигин - Корсары Ивана Грозного
— Что же, батько, будет, коли по-ихнему сбудется?
— Не будет того, сыне. Простой народ не допустит, поднялись мужики, не хотят латинской вере покоряться. И польскому крулю Жигимонду тоже не хотят служить. Ты видел, какая сила собралась в Запорожье! Разве такой народ сделаешь рабами? А московский царь — заступа всего христианства на земле. На него наша надея. Русским людям давно пора снова стать единым народом. Да сохранит бог нашу родную землю.
Рано утром, еще не взошло солнце, Петр Овчина с товарищами на хороших конях выехали из местечка Малый Каменец на Чернигов и дальше на Москву. Поп Сергий сдержал свое обещание. Путники не только получили исправных лошадей, но и денег на дорожные расходы.
Словно провожая в дорогу, печально благовестил колокол на колокольне святого Николая.
На пути встречались заброшенные пашни, забитые досками православные церкви и дома. Недалеко от московской границы Петр Овчина увидел десятка два женщин, впряженных в соху. Помещик, разодетый в синий кунтуш95, без жалости подгонял кнутом выбившихся из сил женщин и злобно орал на них:
— Эй, быдло! Шевелись!..
Мужики бежали на Днепр, за пороги, от принявшего католичество русского пана. И он решил отомстить их женам и матерям.
На второй день Петр Овчина со своими спутниками подъезжали к границе Московского государства. Миновав заставу, они в сопровождении стрельцов въехали в город Чернигов. Когда-то могущественная столица русского княжества сейчас была небольшим торговым городом. Воеводой в нем сидел Федор Курятников, боярский сын. Воевода считал себя обиженным: в прошлом году царским указом его перевели в Чернигов из города Рыльска. Вот он и думал: за что опалился на него царь?
В Чернигове крепостные стены были деревянные, от прежних каменных остались одни развалины. На городском торгу было пустынно. В гостином дворе сидело с десяток купцов, а покупателей не было. По площади бродили во множестве гуси и куры. Два пьяных стрельца обнявшись шли по главной улице, распевая песню.
По зову стрельцов злой, невыспавшийся воевода Курятников вышел на крыльцо своего дома.
— Кто такие? — спросил он исподлобья, разглядывая Петра Овчину, выступившего вперед. — Да правду говори, не то сверну голову, как паршивому петуху!
Крымский пленник коротко рассказал воеводе про все, о чем он спрашивал.
— У меня важные вести для самого государя. Прошу пана воеводу доставить меня и моих товарищей на царских лошадях в Москву. А своих лошадей мы отдадим тебе в благодарность, — закончил Петр.
Федор Курятников обрадовался. Три хороших коня — это немало для черниговского воеводы, и решил отправить беглецов на ямских лошадях. А для порядка приставил к ним стражников. «Пусть в Москве разберутся, что за люди и какие у них важные вести, — думал он. — А мне от беды подальше. Кто их знает, что надо приказным дьякам: и так сделаешь — нехорошо, и эдак скажешь — плохо. Обнесут гадким словом перед государем, а он голову срубит».
Воевода велел накормить Овчину с товарищами, был с ними ласков, расспросил про плен, про то, как живут в Крыму русские люди, поахал, поохал. Спросил про Запорожскую Сечь, зевнул раза два и пошел досыпать.
Ранним утром на улице еще было серо, крымские беглецы и четыре пристава выехали в Москву. По приказу воеводы приставы лошадей не жалели — ехали по государеву делу. Следующую ночь спали только три часа. Свежих лошадей на ямских дворах подавали быстро, другой раз путники едва успевали выпить квасу. Они ехали через Путивль, Орел, Тулу и Серпухов. Некоторые города были построены совсем недавно — для защиты жителей от татар. Здесь проходил знаменитый Муравский шлях, обильно политый кровью русских людей, по этой дороге крымские орды двигались к Москве. Путники пересекли длинную цепь укрепленных городов, расставленных по всей степной украине от Алатыря и Темникова до Рыльска и Путивля. Первая линия крепостей Московского государства глядела прямо в степь. Из крепостей высылались по всем направлениям станицы и сторожи. Впереди этой линии в степи сделаны забои на реках и полевые укрепления, затруднявшие набеги крымских орд.
Неподалеку от городка Орла, недавно построенного из крепких дубовых бревен, путники встретили казачий дозор. После Орла дозоры стали встречаться чаще. Казаки объезжали свой участок на хороших конях, хорошо одетые и вооруженные. Они были на царском жалованье, и служба их заключалась в наблюдении за крымскими ордами. Казачьи разъезды с разных сторон пересекали дикое поле.
Теперь дорога шла через леса, через перелески и степные черноземные земли. Встречавшиеся реки отряд переходил вброд или вплавь — мостов не было. По берегам рек, скрытые густыми древесными зарослями, ютились бревенчатые домики, наполовину вкопанные в землю. В них жили отважные земледельцы, переселившиеся из Московских земель. Продвигаясь на юг, люди держались рек и укрывались в лесах. Сюда шли самые предприимчивые и сильные. В полдень Анфиса увидела подле дубового леса, стеной стоявшего неподалеку от дороги, широкую полосу созревшей пшеницы. «Утром только жать начали», — подумала она, заметив баб, вязавших снопы, и мужиков с косами. Картина привычная… И вдруг люди исчезли, словно провалились. «Уж не показалось ли мне? — Анфиса протерла глаза. — Неужто показалось?»
Послышался конский топот, и навстречу путникам из-за перелеска вылетели вооруженные всадники. Ахнуть не успела Анфиса, как она и ее спутники были окружены.
— Стой! — загремел высокий седобородый мужик, скакавший на гнедом жеребце. — Кто такие, откуда?
Остальные всадники готовы были вступить в схватку. Кто руку держал на рукоятке сабли, кто готовил к стрельбе лук. У всех решительные, строгие лица. Одежда простая, мужицкая — рубаха и штаны из грубого домотканого полотна, ноги в лаптях. Пристав в рысьей шапке с бархатным верхом достал подорожную грамоту.
— Здравствуйте, православные, — сказал он, поклонившись. — Мы-то в Москву, к самому царю-батюшке едем, от черниговского воеводы.
— Здравствуйте, ежели так, — отозвался седобородый и стал читать подорожную. Лицо его подобрело.
Остальные мужики ждали, не выпуская из рук оружия.
Из-за леса вылетели еще десятка два всадников, среди них были подростки и две женщины.
— Подмога, — усмехнувшись, сказал седобородый. — Вся наша деревня тута. Только малые, старики да бабы дома остались. Думали, крымчаки. Так и живем, на пашню оружные выходим.
— Прохор Архипыч! — вдруг крикнула Анфиса, приглядевшись к седобородому. — Серебров, не узнал?
Бывший федоровский приказчик Серебров сощурил глаза.
