Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
— У меня был интересный разговор с генералом. — Генрих подробно изложил свою встречу с Эверсом в Париже, его недвусмысленные намёки на необходимость спасать положение.
— Это очень важно, — заметил гость. — Недовольство Гитлером как главнокомандующим в среде командного состава немецкой армии все возрастает. Возможен заговор. Наверно, найдутся охотники, готовые пожертвовать Гитлером ради спасения гитлеризма. Нас интересуют ваши беседы с генералом и те поручения, которые должен передать генерал-полковник Гундер. Он, как и Денус, в большой немилости у Гитлера. Не исключена возможность, что это ниточки одного клубка.
— Будет выполнено!
— Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.
— Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы все, только бы быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.
— Понимаю… Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу «один в поле не воин». На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя, но мы должны воевать во что бы то ни стало!
Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.
— Так что, барон, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдёте. Взгляните на эту линию… — «антиквар» ласково провёл пальцами по миниатюрной статуэтке молодой женщины.
Генрих отошёл от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.
— Действительно, очень эффектна! — похвалил он и, вынув из кармана какую-то купюру, протянул её старику.
«Антиквар» поклонился и вышел.
На следующее утро Генрих позвонил Келлеру, сообщил, что срочно выезжает, и поехал к Гундеру. Тот принял его немедленно, невзирая на ранний час.
— Прошу передать генералу, — заявил он Генриху, — что состояние моего здоровья значительно улучшилось, но нужно продолжать лечение. Скоро я напишу ему подробнее.
— Разрешите идти, генерал?
— Подождите!
Гундер задумался, время от времени бросая испытующие взгляды на офицера, который, вытянувшись, стоял перед ним с непроницаемым лицом.
— Передайте ещё… — Гундер, пристально взглянул в глаза Генриху. — Передайте генералу, что я считаю климат Северной Италии очень полезным для его здоровья. Советую воспользоваться случаем и хорошенько подлечиться.
— Я точно передам ваши слова…
— Теперь идите…
Генрих молча поклонился.
В десять часов утра машина, управляемая Куртом, выехала из Парижа и помчалась по широкой автостраде в Лион. Генрих даже не успел позавтракать, и Курт вёл машину на большой скорости, чтобы поскорее добраться до какого-либо приличного ресторана. Наконец показался городок Жуаньи.
— Прикажете остановиться, герр обер-лейтенант? Я здесь обедал по дороге в Париж. Ресторан там, — Курт глазами показал на одноэтажный нарядный домик, расположенный у въезда в городок.
Генрих равнодушно посмотрел направо, вдруг сам схватил руль и стремительно затормозил. У ресторана стояла знакомая машина.
— Где генерал-майор? — спросил Генрих у шофёра с погонами фельдфебеля.
— Не знаю, — неприветливо буркнул эсэсовец, подозрительно оглядывая слишком любопытного, как ему показалось, обер-лейтенанта.
Генрих поднялся на крыльцо, чтобы войти в ресторан, но дорогу ему преградил ещё один эсэсовец, уже с погонами лейтенанта.
— Что вам угодно? — спросил он бесцеремонно, чуть не оттолкнув Генриха от двери.
— Скажите генералу Бертгольду, что его хочет видеть барон фон Гольдринг.
Лейтенант окинул Генриха долгим взглядом и молча вошёл в ресторан.
Не прошло минуты, как в дверях показался сам Бертгольд с салфеткой, заправленной за воротник рубашки.
— Откуда? Какими судьбами? — бросился он к Генриху, обнимая и целуя его.
Лейтенант, так нелюбезно встретивший Гольдринга, и обер-лейтенант, который вышел на крыльцо вместе с Бертгольдом, вытянулись по обе стороны двери.
— Моя охрана, — проходя мимо, бросил Бертгольд.
Генрих поздоровался едва заметным кивком головы, даже не взглянув на офицеров.
— А вам очень идёт штатский костюм, майн фатер, — нарочито громко произнёс Гольдринг и остановился, рассматривая дородную фигуру генерала в светло-сером дорогом костюме.
Офицеры, почтительно посторонившись, с любопытством прислушивались к беседе. Но Бертгольд прошёл вперёд, приказав на ходу:
— Господа, прошу задержаться здесь, пока мы с сыном позавтракаем!
На сей раз завтрак генерал-майора необычайно затянулся, офицеры охраны с завистью прислушивались к стуку ножей и посуды, к громкому смеху своего шефа, очевидно, очень довольного дорожной встречей.
— Очень хорошо, что ты будешь в Северной Италии, одобрил Бертгольд, выслушав рассказ Генриха, о том, куда и откуда он едет. — В эти дни лучше быть подальше от Германии. Правда, и там надо быть осторожным. Два дня назад я отправил фрау Эльзу и твою Лорхен в Швейцарию. Пусть переждут там…
— Они надолго уехали? А я только вчера написал Лорхен из Парижа…
— Письмо ей перешлют. Налёты вражеской авиации участились, женщинам пока лучше не возвращаться в Мюнхен. Кстати, я поручил им подыскать в Швейцарии виллу. Помнишь? Мы об этом с тобой говорили.
— Мне бы хотелось внести свою долю…
— Не волнуйся, я продал хлебный завод, а Лора вашу ферму. Да и сбережений с Восточного фронта у меня хватит. Твои деньги, — ведь ты перевёл их в доллары? Вот и хорошо! Они пригодятся после войны.
— Скорее бы конец! Так хочется пожить среди родных, в кругу своей семьи! — вырвалось у Генриха.
Бертгольд тяжело вздохнул.
— События разворачиваются не так, как нам хотелось бы, — наконец проговорил он, расправившись с большим куском рыбы и принимаясь за мясо. — Эти проклятые русские спутали нам все карты!
— Но я надеюсь, у нас хватит сил остановить их наступление?
Бертгольд пожал плечами, но в голосе его не было твёрдой уверенности, когда он отвечал Генриху.
— Исход войны зависит от того, как скоро мы изготовим новое необходимое нам оружие в достаточном количестве.
— Значит, разговоры о новом вооружении не пропагандистский трюк, а правда? — с любопытством спросил Генрих.
— Эту правду враги Германии скоро почувствуют на собственной шкуре.
— Не представляю, о каком оружии идёт речь, но верю вам, что это действительно нечто исключительное… — с невинным видом заметил Генрих.
Бертгольд оглянулся, хотя отлично знал, что в ресторане нет никого посторонних. Снизив голос до шёпота, он пояснил:
— Это такая штука, при которой одна батарея, находясь в лесах Баварии, спокойно и методично может разрушать Лондон.
