28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Между тем канадская армия на левом фланге группировки Монтгомери продолжала успешные операции и быстро очищала свою полосу от войск противника, не пытаясь повернуть назад, в Западную Голландию, где окопалась 25-я немецкая армия».
Британская и американская армии в тот день практически прекратили активные военные действия, поскольку немецкие части и без боя массово сдавались в плен англо-американцам, имея на это прямую санкцию своего командования.
Генерал-фельдмаршал Кейтель подтверждал: «В Фленсбурге нам предоставили жилье и рабочие помещения в военно-морской команде. Йодль и я разместились в одном здании с гросс-адмиралом, наши кабинеты находились рядом с его кабинетом…
Меры, вытекавшие из однозначных распоряжений гросс-адмирала и направленные на спасение как можно большей части беженцев, а также войск Восточного фронта путем перемещения их во внутренние области Германии, принимались незамедлительно и имели целью закончить войну. Нам было ясно: капитулировать от нас потребуют на том месте, где окажутся в тот момент войска. А значит, надо дать возможность насчитывающей еще более 3 миллионов человек основной массе войск Восточного фронта перейти в американскую оккупационную зону, чтобы защититься от русского плена. Этой цели служили также начатые 3 или 4 мая гросс-адмиралом через генерал-адмирала фон Фридебурга переговоры с командующим английскими войсками Монтгомери».
Такие же полномочия получил в тот день от Дёница и командующий войсками рейха на Западе генерал-фельдмаршала Кессельринг – заключить перемирие с американцами. «Последнему предписывалось не только выяснить намерения англо-американцев относительно продвижения на восток, но и создать предпосылки для переговоров о спасении войск группы армий “Центр” Шёрнера, “Австрия” Рендулича, “Юго-Восток” Лёра, – писал Штеменко. – Войска этих генералов еще сидели в Чехословакии, западной части Австрии и Югославии. 4 мая эти группы армий были подчинены Кессельрингу с дальним расчетом, чтобы в общий план перемирия немецко-фашистских войск на Западе включить эти группировки, лишь бы спасти их от наших ударов».
Монтгомери рассказывал: «3 мая фельдмаршал Кейтель с согласия адмирала Дёница прислал в мой штаб в Люнебургской пустоши делегацию». Вскоре после полудня к автоприцепу Монтгомери в сопровождении британских солдат подошли четверо немецких военных с белым флагом…
– Кто эти люди? Чего они хотят? – поинтересовался Монтгомери.
Офицеры ответили, что представляют фельдмаршала Кейтеля и хотели бы договориться о сдаче британцам трех немецких армий, которые противостояли 2-му Белорусскому фронту Рокоссовского. «Монтгомери ответил, что об этом стоило подумать до того, как начинать войну, – пишут британские историки. – Немцы спросили, что им делать, как сохранить жизнь. По сути, они искали одобрения Монтгомери, чтобы продолжить борьбу с русскими без вмешательства англичан с тыла. Монтгомери им отказал, сообщив, что их положение безнадежно и, пока они не сдадутся, он будет убивать немецких солдат и гражданских лиц. Затем он пригласил их в палатку, предложив позавтракать и обдумать ситуацию. Они ели и обдумывали, а потом сообщили, что придут завтра с ответом. Они ушли во Фленсбург, чтобы передать ультиматум Монтгомери».
Эйзенхауэр остался недоволен этим решением Монтгомери. В мемуарах Айк подтверждал, что подталкивал Монтгомери к тому, чтобы он не затягивал с капитуляцией немцев. «Адмирал дал указание, чтобы все армии повсеместно сдавались только западным союзникам. Тысячи удрученных немецких солдат начали пересекать наш передний край, чтобы сдаться в плен. 3 мая адмирал Фридебург, который теперь возглавлял немецкие военно-морские силы, прибыл в штаб Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они сообщили, что их целью является сдача в плен трех их армий, которые сражались против русских, и просили разрешения пропустить беженцев через наш передний край. Их единственным желанием было избежать сдачи в плен русским. Монтгомери тут же отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое верховное командование.
Я уже сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте».
Черчилль с удовлетворением информировал в тот день Идена, который оставался в Сан-Франциско, и о взятии британскими войсками Рангуна, и о стремительном выходе войск Монтгомери к Балтийскому морю в районе Любека, отрезавших русских от Дании, имея в запасе «всего 12 часов» до входа туда советских войск. Сталин, похоже, даже не подозревал, что у него были планы занять Данию.
К вечеру в Лондон пришли еще более захватывающие новости – о миссии адмирала Фридебурга, предлагавшего капитуляцию на Западном фронте.
И было получено послание от Гарри Трумэна. Американский президент предлагал британскому премьеру… нет, не поздравить Сталина со взятием Берлина. Трумэн, соглашаясь с гневным пафосом ранее направленного письма Черчилля по поводу поведения Москвы в Австрии, где без ведома англо-американцев уже формировалась новая власть, проинформировал, что и «сам направляет протест советскому правительству». Он намеревался добиться от Сталина, чтобы американский, английский и французский представители немедленно выехали в Вену и согласовали вопрос об оккупационных зонах.
Мгновение 23
4 мая. Пятница
Гордость победителей
Четвертого мая заканчивали свой поход войска 2-го Белорусского фронта Константина Константиновича Рокоссовского. Как напишет сам маршал, в тот день «вышли на разграничительную линию с союзниками и войска 70-й, 49-й армий, 8-го механизированного и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов (конники дошли до Эльбы). Части 19-й армии Романовского и 2-й ударной Федюнинского еще сутки вели бои – очищали от гитлеровцев острова Воллин, Узедом и Рюген. С овладением этими островами закончилась наступательная операция 2-го Белорусского фронта».
Рокоссовский объезжал войска. «Они теперь размещены на огромной территории – от побережья Балтийского моря до предместий Берлина…
И в моей душе росло чувство гордости за наших воинов, за наш народ, который в титанической борьбе поставил врага на колени. Гордости за то, что и я принадлежу к этому народу-великану и что какая-то крупица и моего труда заложена в одержанной победе. Это не было самодовольство, нет. Это было именно чувство гордости.
По дорогам Германии ползли не только унылые колонны пленных. На дорогах бурлила, била через край и подлинная человеческая радость. Толпы людей с криками ликования встречали нас, приветствовали на всех языках мира. Сердце замирало при виде разноплеменного людского моря. Многие были в отрепьях, изможденные донельзя, еле держались на ногах, поддерживали друг друга, чтобы не упасть. А в глазах – счастье…
Кого здесь только не было: поляки, чехи, сербы, черногорцы, французы, бельгийцы. Всех не перечесть. Трудно описать их восторг, радость, безграничную благодарность, выражаемые словами, жестами,
