Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Как это? Я не понимаю вас.
– Что же тут непонятного? Вы защищаете меня там, где на меня нападают – в собраниях у королевы.
– Нет нужды вас там защищать, потому что королева вас очень любит.
– Какую чепуху вы городите!
– Так вы мне не верите?
– Как же верить? Ведь меня столько раз обманывали!
– Что вы! Разве вас обманывают?
– А то как же. Разве меня назначили первым министром?
– Но разве вы не получили кардинальскую шапку?
– Нет, отвечайте на вопрос, разве я первый министр?
– Ну, любезный Гонди, потерпите немножко.
– Неужели вы думаете, что можно терпеливо ждать давно желаемый предмет только потому, что когда-нибудь он будет твой? Полноте, одни женщины обладают такой добродетелью.
– В таком случае позвольте откровенность, – сказал герцог, в первый раз принимая серьезный вид, – каким образом вы хотите добиться того, чего вы не просите? Вы совсем не показываетесь ни в Пале-Рояле, ни в Лувре, а хотите, чтобы все для вас делалось!
– Мне нельзя терять времени.
– Смотрите, какой деловой человек!…
– Разве у меня нет дел в епархии? Разве нет у меня заботы о моей пастве, о бедных?
– Любезный кардинал, рассказывайте это добрым мещанам и набожным барыням, но не думайте обмануть друга и соседа Шарлотты де-Шеврез.
– А хоть бы и так, – сказал коадъютор, прикусив себе язык до крови, – но человек в моем сане и с моим значением не является туда, где не уверен, что его примут хорошо, с должными почестями.
– Кто мог вас уверить, что вас примут дурно?
– Но разве мне не отказывают во всех милостях для моих друзей?
– Это для того, чтобы иметь удовольствие объявить вам о том лично.
– Говорят вам, что меня стараются отдалить.
– Как вы ошибаетесь! При последнем приеме королева сказала, что удивляется, почему вы не бываете у нее.
– Она сказала это?
– Это так верно, как то, что я сижу перед вами.
– Да, но это, может быть, потому сказано, что было много народу, – заметил коадъютор, пожав плечами.
– И никого не было, кроме меня, госпожи де-Мотвилль и Лапорта.
– Правда ли это? Не обманываете ли вы меня?
– Клянусь вам! Довольны ли вы теперь?
Гонди на минуту задумался. Он задавал себе вопросы: имеет ли этот человек какую-нибудь личную выгоду, чтобы обманывать его, действительно ли расположена к нему королева? Он не верил посреднику, а между тем так страстно желал получить наследство Мазарини, что чувствовал, как сердце его при одной мысли о возможном орошалось благотворной росой, которая называется надеждой.
– Хорошо, я поеду удостовериться в справедливости ваших слов.
– Когда же?
– Скоро.
– Досадовать или дуться – значит сознавать свое бессилие, а вам еще нет причин выказывать свое бессилие.
Гонди опять задумался. Он проницательно посмотрел прямо в лицо герцогу; такого взгляда изменник не вынес бы без смущения.
– Хотите ли, чтобы я высказал откровенно свою мысль?
– Говорите.
– Но обещаете ли и вы мне отвечать откровенно?
– Хорошо. Ну так что же?
– Вас подослал кто-нибудь ко мне?
– Клянусь вам, нет!
– Ну помните же, что вы поклялись.
– Дайте мне поцеловать ваш крест. Я присягну, если хотите, протянув руку к этому священному символу, – сказал герцог невозмутимо.
– В таком случае, я не настаиваю.
– Так решено, вы придете в Лувр?
– Приду, – сказал Гонди принужденно.
– О! Ваше обещание неискренне, лучше скажите, что у вас на душе.
– Видите ли, если я сопротивляюсь вашему желанию… так это потому, что… что оттуда могут меня отправить…
– Куда?
– В Бастилию.
– Неужели это не на шутку вас останавливает?
– А неужели этого мало?
– Конечно, если б тут была хоть тень основания. Напротив, никто не думает делать вам зла. Только и говорят, что о ваших добродетелях и высоких достоинствах вашего ума. Я не удивлюсь, если ваши желания в отношении вас и ваших друзей будут выполнены.
– Вы поклялись, что пришли ко мне по вашему собственному желанию, – так ли это?
– Поезжайте завтра в Лувр и сами увидите.
– Ничего не обещаю.
– Чтобы рассеять всякое подозрение, скажу вам новость.
– Какую?
– Некоторые фрондеры сильно беспокоят вас, но добрые люди постарались устранить с вашей дороги того, кто менее всего доставил бы вам удовольствие при встрече.
– Герцога де-Бофора?
– Его самого.
– Что с ним сделали?
– Его поймали в прекрасную ловушку, которая была устроена случаем, а лучше сказать, вами.
– Так где же находится герцог де-Бофор?
– В Бастилии.
– Так вот что! – воскликнул коадъютор, вздрогнув и поняв, в чем дело.
– Вы его ждали здесь. Ваша записочка послужила нам на пользу!
– Вот и прекрасно! – воскликнул коадъютор. – Это мой задаток, теперь мне ни в чем отказать нельзя.
ГЛАВА XXIII
Несчастный день
Дорогой принцесса переменила намерение. Она приказала ехать в замок де-Шеврез.
«Женщина, которая любит, – думала она, – скорее поймет меня, нежели королева, которая любит только власть. Она употребит все свое влияние на коадъютора, чтобы спасти того, кого я люблю больше жизни».
Швейцар, не узнавший принцессу, сказал ей, что госпожа де-Шеврез опасно больна и что ее только что причастили. Зловещим предвестием отдались эти слова в душе великой амазонки Фронды, когда она узнала о смертельной болезни амазонки двора. Она приказала тогда ехать прямо в Лувр.
«После всего, что совершилось, пускай меня заключат куда хотят, голова у меня кружится, в глазах темно! Я не знаю, на чью руку опереться, куда приклонить голову, за какую надежду схватиться… Ах! Если бы умереть – только с ним вместе»!
Карета подъехала к дворцовому подъезду, а принцесса все еще, казалось, не приходила в сознание, так что принуждены были напомнить ей о прибытии в Лувр. Увидев Луизу Орлеанскую, королева нахмурилась, глаза ее засверкали гневом. Но принцесса преклонила колени перед ней.
– Простите, – сказала она.
Высокомерная Анна Австрийская вполне насладилась своим торжеством, потом величественно протянула руку униженному врагу и, стараясь по возможности смягчить свой голос, сказала:
– Встаньте, племянница.
– Не встану, пока вы не даруете мне помилования.
– Король всегда милует.
– Не о себе прошу я вас. По вашему милосердию вы оставили мне свободу, но я прошу вас о нем…
– Я не понимаю вас.
– Ваше величество! Он подъезжал к Парижу с полным доверием к приглашавшему его коадъютору, с пламенным желанием загладить свой проступок, и в эту самую минуту его арестовали. Ради самого Бога, умоляю, ваше величество, сделайте так, чтобы он не был один исключен из общего прощения.
