Тайна Моря - Брэм Стокер
Но, оглядевшись здесь, где для меня открывался восток, я увидел то, что восстановило во мне всю отвагу и надежду, хотя и не уняло сердцебиение.
Поблизости, с виду — в какой-то паре сотен ярдов к северо-востоку, — стоял корабль, чьи мачты и реи выделялись на фоне неба. Я отчетливо разглядел всё, прежде чем его вновь накрыл туман.
Риск упустить его в тумане леденил больше, чем морская вода: теперь, когда мое видение было неоспоримо, все возможные печальные исходы стали для меня ужасом наяву. Тьму же я приветствовал, она обещала спрятать от чужих глаз. Я тихо подплыл и с радостью обнаружил, что приблизился к левому борту — я хорошо запомнил, как в моем видении лодка подошла к нему же, к удивлению тех, кто высматривал ее с другой стороны. Там я достаточно легко нашел веревочную лестницу и без особых проволочек встал на нее. Опасливо поднимаясь и прислушиваясь на каждом дюйме пути, я перебрался через поручень и спрятался за бочкой с водой, стоящей у мачты. В этом укрытии я огляделся и увидел, что вдоль правого борта спиной ко мне выстроились матросы. Они сосредоточились на дозоре и не подозревали о моей близости, так что я крался и скользил ко входу как можно тише. Все было знакомо, у меня было чувство полной уверенности в своих знаниях. Очи души Гормалы не упустили ничего.
В каюте я сразу же узнал и чадящую лампу, и подготовку к примитивной трапезе на столе. Осмелев, я подошел к двери, за которой, знал я, спала Марджори. Та была заперта на засов и замок, ключ отсутствовал. Засов я отодвинул, но замок меня остановил. Я боялся подымать и малейший шум и потому прошел в следующую каюту, к тюремщику. Я застал его таким же, каким наблюдал в видении, над ним висели хронометр и два тяжелых револьвера. Я тихо проскользнул внутрь — как удачно, что мне не пришлось снимать обувь, — и, потянувшись так, чтобы капля с моего промокшего исподнего не упала ненароком ему на лицо, снял оба оружия, затем опоясался их ремнем с кобурами. Поискал ключ, но нигде не нашел. Сейчас было не время и не место церемониться, поэтому с кинжалом в правой руке левой я взял негодяя за горло и сдавил так, что кровь мгновенно прилила к его лицу. Он не мог вымолвить ни звука, но машинально потянулся туда, где висели револьверы.
Я тихо прошептал:
— Бесполезно. Отдай ключ. Для меня твоя жизнь — ничто!
Он был смел и явно привык к западням. Говорить или торговаться он и не пытался, а, пока я шептал, ухватился правой рукой за нож. Это был боуи — и владеть он им умел мастерски. Каким-то ловким движением он раскрыл лезвие, пружина сработала со щелчком. Не будь мой кинжал наготове, я бы пропал. Но я ожидал всего, и, когда он только хотел ударить, я ударил первым. Острие испанского кинжала вошло прямиком в поднятое запястье и пригвоздило врага к деревянному краю койки. Однако его левая рука вцепилась в мое запястье. Теперь он попытался освободиться из хватки, вывернувшись и яростно пытаясь впиться зубами мне в руку. Никогда еще в жизни мне не требовалось столько сил и веса. Он явно был бойцом, закаленным во множестве диких драк, и нервы у него были стальные. Я боялся отпускать рукоятку кинжала, чтобы в неистовом сопротивлении он не оторвал запястье от койки вместе с кинжалом. Теперь же я навалился на его руку правым коленом и таким образом освободил свою правую руку. Он продолжал яростно бороться. Я прекрасно знал, что речь о жизни и смерти — и не только моих, но и Марджори.
На кону была его жизнь и моя — и он заплатил за свое преступление.
Я так погрузился в схватку, что не слышал приближения лодки с его товарищами. Только когда я, задыхаясь, распрямился, сжимая обмякшее горло трупа побелевшими от натуги пальцами, до моего сознания донеслись шум голосов и топот ног. Тогда я понял, что время больше терять нельзя. Обыскав карманы мертвеца, я нашел ключ и примерил его к замку на каюте Марджори. Когда я вошел, она вскочила; вмиг вскинулась рука от груди и была готова погрузить себе в грудь длинную стальную булавку от чепца. Мой отчаянный шепот: «Марджори, это я!» — достиг ее разума как раз вовремя, чтобы удержать руку. Она промолчала, но никогда мне не забыть того выражения радости, что озарило ее измученное бледное личико. Я приложил палец к губам, потом протянул руку ей. Она поднялась, послушная, как дитя, и пошла со мной. Я хотел было выйти из каюты, как услышал скрип тяжелой поступи по сходному трапу. Жестом я велел ей держаться сзади и, выдернув кинжал из-за пояса, встал наготове. Я знал, кто идет, но не смел применять пистолеты — разве что как последнюю меру.
Я стоял за дверью. Негр не ожидал никого, ни одного препятствия: он пришел без размышлений, только со злым умыслом. Как и вся банда похитителей, он был вооружен. На ремне через плечо, по кентуккийской моде, висело два больших семизарядника; за поясом заткнут нож. Вдобавок из нагрудного кармана темной фланелевой рубашки, по обычаю ниггеров, торчала рукоятка бритвы. Впрочем, к оружию он не тянулся — по крайней мере, пока: он не видел никаких признаков угрозы или сопротивления. Его товарищи занялись погрузкой сокровищ и будут заняты еще много часов, помогая матросам увести корабль. Ветер рос с каждой секундой, волны
