Сесил Форестер - Святая Елизавета Венгерская
Центральная Америка и Вест-Индия бурлят, но здесь нет ни одной стратегически важной точки (это обдумано уже не раз), где могли бы высадиться императорские гвардейцы в форменных мундирах и киверах. Значит, Св. Елена и потом Франция. Хорнблоуэр уже не сомневался. Миллионы человеческих жизней, покой всего мира зависят от того, что он сейчас решит. Над головой зашлепали босые ступни. Хорнблоуэр слышал, как падают на палубу тросы, слышал приказы, слышал громкий скрип. Поставили паруса, каюта сразу накренилась. Застигнутый врасплох, он оступился, выронил кивер, но поднимать не стал. «Краб» выровнялся на курсе. Палуба под ногами проснулась, ожила. Они в море; они направляются к Корпус-Кристи. Ветер ост-тень-норд — «Краб» полетит, как на крыльях. Надо думать быстро, на счету каждая минута. Если менять планы, в подветренную сторону удаляться нельзя. А он уже знал, что планы изменятся. Как хотелось ему угадать, куда направится «Дерзкий» после захода в Корпус-Кристи. Теперь он знает и может вмешаться. В его силах сохранить мир на земле. Глядя невидящими глазами вдаль, он стоял на зыбкой палубе и мысленно представлял карту Мексиканского залива и Карибского моря. Это — область северо-восточного пассата. Сейчас пассат не такой устойчивый, как зимой, но учитывать его необходимо. Кораблю, следующему из Корпус-Кристи в Южную Атлантику — на Св. Елену — путь один, через Юкатанский пролив. Затем, особенно, если шкипер не хочет привлекать внимания, он двинется серединой Карибского моря, держась подальше от берегов. Но здесь его на пути неизбежно встанет цепочка Антильских островов. Между ними — сотни судоходных проливов, но об одном в первую очередь подумает капитан, идущий на Св. Елену и вынужденный учитывать пассат. Он обогнет мыс Галера, северную оконечность острова Тринидад. Здесь он постарается пройти не слишком близко, но и не слишком далеко от берега, потому что к северу от мыса Галера лежит остров Тобаго, а весь пролив Тобаго — Хорнблоуэр не мог вспомнить точно — но уж никак не шире пятидесяти миль. При удачном стечении обстоятельство одно-единственное судно сможет взять под наблюдение весь пролив — никто не проскочит незамеченным. Это — типичный пример морской стратегии в миниатюре. Влияние морских держав сказывается на всех океанских просторах, но главным и решительным образом — в точках, где, как в фокусе, сходятся морские пути. Юкатанский пролив в этом смысле менее благоприятен, потому что почти на сто миль шире. «Краб» первым поспеет в пролив Тобаго — он двинется по длинному катету треугольника, а «Дерзкий» — по другому катету и гипотенузе, с заходом в Корпус-Кристи, далеко в наветренную сторону. Надо использовать полученное преимущество и поспешить к Тринидаду. Они только-только опередят «Дерзкого». К тому же, есть надежда встретить по дороге какой-нибудь из кораблей эскадры. Желательно, фрегат. Располагая фрегатом, он будет достаточно силен. Хорнблоуэр наконец принял решение и тут же почувствовал, как участился его пульс.
— Джайлс! — закричал он. Появился Джайлс и на правах старого избалованного слуги неодобрительно воззрился на так и не снятые мокрые штаны и рубаху.
— Мои приветствия мистеру Харкорту и пусть он зайдет ко мне, как только найдет время.
Когда адмирал требует к себе лейтенанта, у того, разумеется, время находится сразу.
— Мистер Харкорт, мои намерения изменились. Будьте любезны, не теряя времени, возьмите курс на мыс Сан-Антонио.
— Мыс Сан-Антонио. Есть, сэр.
Харкорт — хороший офицер. Он не подал виду, что удивлен.
— Если вы любезно зайдете ко мне с картами, как только мы ляжем на новый курс, я объясню вам, что намереваюсь делать. Прихватите с собой мистера Джерарда.
— Есть, сэр. Теперь можно снять мокрые штаны и рубаху, насухо вытереться. В каюте уже не так парило, может быть, оттого, что они вышли в море, может быть, оттого, что он решился. Он надевал штаны, когда Харкорт положил руль к ветру. Сильные матросские руки выбрали шкоты, «Краб» развернулся, как волчок. Теперь ветер дул с траверза, и суденышко резко накренилось. Хорнблоуэр — одной ногой в штанине — запрыгал, стараясь удержать равновесие, и плашмя полетел на койку, дрыгая в воздухе ногами. Кое-как встал; «Краб» по-прежнему кренился то сильней, то слабей с каждой проходящей под его килем волной, всякий раз застигая Хорнблоуэра врасплох за попыткой сунуть в штанину вторую ногу. Он дважды плюхался на койку, прежде чем надел-таки штаны. К счастью, Харкорт и Джерард вошли уже после. Они со строгими лицами выслушали, как Хорнблоуэр пришел к своим заключениям и как намерен подстеречь «Дерзкого» в проливе Тобаго. Харкорт измерил циркулем расстояние, подсчитал и кивнул.
— До Сан-Антонио мы доберемся на четыре дня быстрее, милорд, — сказал он. — Значит, опередим их на три дня. Трех дней форы «Крабу» едва хватит в долгой гонке через все Карибское море.
— Не успеем ли мы зайти по дороге в Кингстон, милорд? — спросил Джерард.
Звучало заманчиво, однако Хорнблоуэр потряс головой. Что толку посетить штаб, сообщить новости, даже, может быть, взять подкрепление, если «Дерзкий» за это время ускользнет.
— Слишком много займет времени, — сказал он, — даже если поспеем к морскому бризу. Плюс неизбежная задержка там. Времени и так в обрез.
— Вероятно так, милорд, — нехотя согласился Джерард. Он играл роль штабного офицера, чей долг — критиковать всякий предложенный план. — И что мы будем делать, когда их встретим?
Хорнблоуэр твердо выдержал взгляд Джерарда — вопрос этот он себе задавал и пока оставил без ответа.
— Сейчас я продумываю свои действия на этот случай, — сказал он с металлом в голосе.
Джерард не отважился настаивать.
— Судоходная часть пролива Тобаго — двадцать миль, милорд, — сообщил Харкорт, продолжая орудовать пропорциональным циркулем.
— Значит, мы не упустим их даже ночью, — сказал Хорнблоуэр. — Думаю, джентльмены, мы избрали наилучший путь. Быть может, единственно возможный.
— Да, милорд, — сказал Харкорт. Воображение его разыгралось. — Если Бони вырвется на свободу… Он замолк, не в силах продолжать, не в силах вместить весь ужас последствий.
— Наша задача этого не допустить, джентльмены. А теперь, когда мы сделали все, что в наших силах, разумно будет передохнуть. По-моему, все мы давно не спали.
Это было верно. Решившись бесповоротно, к добру ли, к худу, начав действовать, Хорнблоуэр почувствовал, что глаза его слипаются. Как только младшие офицеры вышли, он лег. Ветер дул с левого траверза, койка была у правого — он мог расслабиться, не опасаясь, что скатится во сне. Он закрыл глаза. Ответ на вопрос Джерарда уже начал вырисовываться — ответ столь чудовищный, что о нем страшно было и помыслить. Однако он представлялся неизбежным. Есть долг; и теперь Хорнблоуэр был убежден, что исполняет его наилучшим образом. С чистой совестью, с сознанием принятого решения и неотвратимости грядущего, он заснул. Спал он до рассвета и потом еще несколько секунд дремал, пока с первыми лучами солнца в голове его не зашевелились вчерашние ужасные мысли. Так «Краб», накренясь под свежим пассатом, начал свою историческую гонку через пол-Атлантики, к проливу Тобаго. Вся команда знала, что участвует в состязании — на таком маленьком суденышке ничто не остается секретом — и всю команду охватил спортивный азарт. Матросы сочувственно поглядывали на одинокую фигуру адмирала, когда тот твердо стоял на продуваемых ветром маленьких шканцах. Все знали, как он рискует; все знали, что он заслуживает победы, но никто не догадывался, как он страдает, сознавая все непреложнее: выиграет он гонку или проиграет, карьера его окончена. Никто не сетовал на тяжелый труд, на то, что приходится поминутно травить и выбирать шкоты, разворачивать реи при малейшем изменении ветра, спешно убирать паруса в последние секунды перед шквалом и тут же поднимать, едва минует шквал. Адмирал мог бы и не обещать золотую гинею тому, кто первый увидит «Дерзкого» (не исключено было, что они встретят его по пути) — вся команда и так по собственному почину следила за морем. Радужные брызги летели из-под носа корабля и стекали сквозь разошедшиеся от сильного крена палубные пазы, но никого не смущали мокрые рубахи и непросыхавшие койки. Ежечасное бросание лага, ежедневное счисление пути — все это живо интересовало матросов, обычно взирающим на подобные вещи со стойким безразличием бывалых моряков.
