Мятежники Звёздного острова - Дмитрий Овсянников

Дмитрий Овсянников

Мятежники Звёздного острова

Великие вещи, две, как одна:

Во-первых — Любовь, во-вторых — Война,

Но конец Войны затерялся в крови -

Мое сердце, давай говорить о Любви!

Редьярд Киплинг

В наушниках — группа «Иберия», моя любимая музыка. Фолк в помощь — что еще может скрасить такую монотонную работу, как инвентаризация документов! Только музыка — романтическая, средневековая.

Собственно, интерес к Средневековью и привел меня учиться на исторический факультет Севильского университета. Ожидание сулило много знаний о рыцарях, реальность предложила практику в архиве. С документами.

Стопки и стопки бумаг. Наверное, если взгромоздить их одну на другую, башня получится повыше Кафедрального собора и Алькасара, вместе взятых. А теперь представьте, что такую громадину надо перебрать по кирпичику! Но мы, студенты-историки, народ ненормальный. И практика наша тоже. Например, перебирать и описывать по листочку весь архив, составлять каталоги… Ап-пчхи! Карамба, сколько тут пыли!

С одной папкой все сложно, даром что тонкая. В ней всего два листа — старый и очень старый. Очень старый того и гляди рассыплется — он желто-коричневый, как пиратская карта, да еще и обугленный с нижнего края. Исписан убористо, и разобрать надписи трудно — язык старинный, и читается выцветшая запись едва-едва. Зря я прогулял полсеместра занятий по старинным диалектам! Сейчас бы разобрался, что написано. А так выхватываю только отдельные слова — что-то про луну и монеты. В углу можно различить монограмму — не иначе подписался автор, но с ходу не разобрать.

Со вторым документом попроще — он явно не раньше XIX века и хотя бы не поврежден. А главное — язык, понятный кастильский диалект. И вроде бы о том же самом… К чему бы отнести эту безымянную папку?

— Так это же… Один из тех! — Кеведа, работник архива, поправил очки. — Прочие унес профессор Гарофа, он их исследует. Мы их списываем, если такое попало к нему — сгинуло, как остров. Не думал, что у нас еще что-то осталось. Можно списывать и этот. Но если отнесешь его Гарофе — расцелует на радостях!

— Не надо расцеловывать! — замотал головой я. — Только не он!

— Спишем. — Кеведа уже принял решение и положил лист передо мной. — А про Гарофу подумай. Тебе у него еще три года учиться.

— А почему сгинуло, как остров?

— А черт его знает. Поговорка старая, смысл забыт. Хотя спросишь Гарофу — найдет с десяток версий. На эти же бумаги обопрется.

Профессор Гарофа! Мы между собой прозвали его доном Сезаром де Базаном. Странный. Быть бы ему актером, играть корсаров времен Золотого века Испании. И борода у него подходящая, и наваха в кармане — хоть сейчас на абордаж. Я поначалу думал: игрушечная, потом он дал посмотреть — так ею бриться можно!

Как бы то ни было, я решил последовать совету премудрого Кеведы. Надо сказать, он не ошибся. Целоваться дон Сезар, конечно, не полез (я и не настаивал), но, едва увидев монограмму, не стал скрывать восторга.

— Это, дон Мигель, еще один фрагмент труда Алонсо де Веги! — радостно объявил профессор (да, он любит величать собеседников-студентов донами). — Бьюсь об заклад, часть того, что мне удалось собрать! — Он указал на книжную полку. Там громоздилось еще десять папок вроде моей, только туго набитых.

— Алонсо де Вега — родственник Лопе де Веги? — осторожно спросил я.

— Нет, — отмахнулся Гарофа. — Жил гораздо раньше. И не драматург. Я об этом потом расскажу. Никому нет дела до его трудов, а ведь с ними можно совершить открытие! Я давно говорю, что в нашей средневековой истории есть неизвестные страницы. У меня к вам предложение, дон Мигель. Вы поможете мне в работе над этим материалом, а я зачту вам практику. Имейте в виду, это лучше, чем механически перебирать бумаги в архиве!

Что у вас, что у меня, — продолжал он, — рядом со страницами средневекового манускрипта (жаль, не со всеми) есть рукописи Нового времени. Их автор переписывал текст оригинала, заодно переводил на современный ему испанский язык. Вашу находку оставьте мне, а себе снимите копии и попытайтесь разобраться. Потом поделитесь мыслями. Если что-то неясно — спросите Лауру Кампанес, мою аспирантку. Знаете ее?

Еще бы не знать! Лаура не шла у меня из головы уже добрых два месяца. Не стану долго расписывать ее, скажу лишь: необыкновенная. В самом лучшем смысле. Не похожа ни на одну из девушек Севильи. На кого похожа, спросите вы? На актрису Еву Грин. Мне случалось общаться с Лаурой по учебе, но, увы, не более того. Когда я пригласил ее в кино, сразу же сказала, что у нее есть парень. Что ж, честная девушка. Иная потравила бы душу с полгода. Теперь звонить ей?

Нет, уж лучше надоедать расспросами самому дону Сезару, ему это, похоже, доставляет удовольствие. А не вернуться ли в архив? Пожалуй, не стоит.

Дома я включил настольную лампу, положил поближе огромный словарь старокастильского диалекта (вдруг понадобится) и приступил к чтению той бумаги, что была написана понятным языком. Заглавие крепко засело в памяти: «Знак Королевской Сотни».

В самом деле, рукопись XIX века слово в слово повторяла средневековый документ — изменился только язык повествования. С самых первых строк я понял, что это не похоже на обычную историческую хронику.

Пролог Знак Королевской Сотни

Огромная луна, с вечера налитая червонным золотом, за ночь истаяла, обернувшись блеклой нищенской монеткой. Предрассветное небо уже сделалось светлым на востоке, и тем чернее казались живые изгороди, высокие силуэты кипарисов и постройки, мелькавшие по обе стороны тракта. Безветренную тишину разрывал стук копыт — по каменистой дороге стремглав летело семеро всадников. Нет, всадников было шестеро и один конь без седока в придачу.

…Нас спугнули, не дали развернуться. Ночной налет принес нам… Много! Даже слишком много. Кроме бочонков вина, мешков снеди, туго набитых кошелей, мы везли пронзенного копьем Хуана. Когда мы домчались до дома и спешились возле коновязи, он уже не дышал…

Трое наших, оставшихся в ту ночь нести караул, выбежали навстречу. Им и без разговоров стало ясно, что что-то пошло не так. Хуана — его, еще живого, я вез, посадив впереди себя, — внесли в дом и уложили на лавку.

— Лекаря? — спросил кто-то.

— Пустые хлопоты, он умер. — Десятник дон Рикардо вынул кинжал и поднес клинок плашмя к губам Хуана. Полированная сталь не