И я там был - Этуш Владимир Абрамович
Разные люди были в массовке — одни хотели денег, другие — впечатлений, а этот, видимо, славы захотел.
Спустя почти десять лет после «Адмирала Ушакова», снятого в год смерти Сталина, мы уже пережили и разоблачение культа личности, и время хрущевской оттепели. Шли шестидесятые. В общественной жизни и в искусстве стали затрагиваться ранее запретные темы. Получили право гражданства и некоторые, ранее запретные, ракурсы в освещении истории нашей страны. И стали возможны такие фильмы, как «Председатель» по сценарию Юрия Нагибина, где Михаил Ульянов неистово, с болью открытого сердца, сыграл Егора Трубникова, одну из лучших своих ролей.
Нашлась в этом фильме роль и для меня. Я сыграл в нем начальника КГБ области Калоева. Он фигурировал в нашем фильме как типичный бериевский кадр, подмявший под себя все и вся в подведомственном ему регионе. Калоев вел активный образ жизни, интересовался спортом, сам вел допросы, доминировал на заседаниях, короче, был хозяином советской власти. Он был не лишен внешнего обаяния, но при этом каждый понимал, что Калоев способен на все.
Фильм был выпущен в 1964 году накануне брежневской эпохи. И что характерно, на моих творческих вечерах, которые транслировались по телевидению, фрагменты с Калоевым из «Председателя» показывать мне запретили. Оттепель завершилась. Похолодало.
После турка, итальянца и кгбэшника «кавказской национальности», как сейчас принято говорить, я получил целую серию приглашений на «восточные роли». Но они были столь невыразительны и однообразны, что в порыве отрицания я готов был отказаться и от роли Саахова в «Кавказской пленнице» Л. Гайдая. Но на пробы все же пришел. Гайдай просмотрел пробный ролик и, не говоря ни слова о том, берет он меня на фильм или не берет, предложил ознакомиться со сценарием.
А незадолго перед этим со мной произошел малоприятный для моего актерского самолюбия случай. Один режиссер пригласил меня сняться в историческом фильме. «Ну, что я вас буду пробовать?! Все и так ясно! — произнес он патетически. — Прочитайте, пожалуйста, несколько книг, и я вас вызову прямо на съемку». И назвал необходимые книги, при этом, видимо, больше заботясь о моем самообразовании, чем о профессиональной работе. Книги я добросовестно проштудировал, а на съемку он вызвал другого актера. Поэтому, наученный горьким опытом и не желая вводить себя в заблуждение, я поблагодарил Гайдая и сказал: «Когда совет меня утвердит, тогда я и прочту ваш сценарий». Совет утвердил. И роль Саахова стала этапной в моей жизни.
Первой проблемой, вставшей передо мной в «Кавказской пленнице», была проблема соседства с известнейшей комической троицей «Никулин — Вицин — Моргунов». Как сыграть, чтобы не нарушить жанра комедии и в то же время не быть подавленным этими сыгравшимися, притершимися друг к другу актерами? Чтобы не быть белой вороной на их фоне? Чтобы органично войти в их спаянный, имеющий свои приемы и свою атмосферу игры, творческий коллектив? Как?.. Тем более, Леонид Иович Гайдай, комедийный режиссер, строивший сюжет фильма как цепочку трюков, аттракционов, буквально по минутам требовал от актера «смеховой точки»!
— Владимир Абрамович, не смешно! — говорил он мне, глядя на секундомер.
Я пытался оправдаться.
— Леонид Иович, смешно должно быть в результате.
— Когда? После картины?!!
— Нет, — говорил я, — в результате логики развития сцены…
Дело в том, что в этой роли мне не стоило заботиться о внешней характерности. Мою внешность приняли за данность. Поэтому следовало только правильно передать характер современного князя, каким был задуман Саахов. Где-то он добрый и наивный. Но это доброта и наив властителя, живущего и действующего по своим законам. Он без сомнений приписывал себе право заимствовать у государства все необходимое для своих личных нужд, и это было для него естественным. Вопрос собственности для него был решен при его назначении.
Вспомним некоторые исторические аналогии: царь сажал бояр на земли, давал надел «на кормление» — официально! Советская власть посадила его сюда, и всем, что есть в районе, он может распоряжаться, совершенно не задумываясь о праве. И как может быть иначе, он не понимает. Поэтому, торгуясь за невесту, ему не надо прикидывать, сколько он может дать баранов — восемнадцать или двадцать, — сколько есть в районе баранов, столько и даст! В район завезли холодильники — и холодильники его! В этом состояла логика характера моего персонажа, его идеология. Это был комический вариант Калоева. Оставалось прибавить к этому необходимую разновидность кавказского акцента из тех, которыми я давно владел, и пластику, которую я также имел возможность в свое время наблюдать.
Очевидно, в результате всех этих познаний мне и удалось создать достаточно колоритный образ, который помнят и по сей день. Со мной часто разговаривают моими фразами из «Кавказской пленницы», ставшими крылатыми: «шляпу сними», «садись пока», «белий горячий» и так далее. Кстати, многие их этих фраз — моя импровизация. В сценарии этих реплик не было, они возникали стихийно на съемочной площадке, по ходу действия.
Любопытная деталь: по сценарию мой персонаж именовался Сахов, но поскольку такую же фамилию носил секретарь парторганизации «Мосфильма», его сделали Сааховым.
Когда я сыграл полковника Калоева в «Председателе», один мой знакомый сказал: «Знаешь что, ты на Кавказ не езди — тебя убьют!» Я похихикал, но на Кавказ не поехал. А когда я сыграл Саахова, тот же знакомый сказал мне: «Теперь тебе и на Кавказ не надо ехать — они тебя в Москве убьют!»
Как-то между репетицией и спектаклем я зашел на Черемушкинский рынок, тогда мы жили на Ленинском проспекте. Я торопился, бодро вошел на территорию рынка и оказался в самой гуще людей «кавказской национальности». Они сразу обратили на меня внимание. И в противовес мнению моего знакомого, не то что не убили, а стали меня одаривать всем, чем торговали!
Я бываю в Грузии, Армении, Азербайджане. Мы выпустили три Осетинских студии, сейчас на выпуске четвертая. Были у нас в училище многие кавказцы, и все они с пониманием отнеслись к этой моей роли. Грузины считают, что я сыграл армянина, армяне — что грузина, азербайджанцы — что еще какого-то, не относящегося к ним кавказца. И у всех я — желанный гость.
Фильм «Кавказская пленница», кроме известности, подарил мне и дружбу «грустного клоуна» Юрия Никулина. Сложилось так, что наши профессиональные отношения после съемок не выродились в вежливое телефонное знакомство, как это не раз происходило со многими другими людьми, а переросли во взаимную симпатию. Возникла потребность так или иначе участвовать в жизни друг друга, помогать, сопереживать… В нашей замотанной жизни звонок Юры и ставший уже привычным вопрос «Володя, мальчик, как дела?» — не были простой данью вежливости, ему действительно хотелось знать, что происходит в моей жизни, в жизни моей семьи, в театре.
Когда мы снимались в «Кавказской пленнице», Юрий Никулин был уже невероятно знаменит, как, впрочем, и вся троица, и я, честно говоря, волновался, зная, что мне надо будет вписаться в компанию прославленных комиков. Во время первой встречи с Юрой я чувствовал себя не очень уверенно, но он с самого начала повел себя абсолютно демократично, дружески, чем сразу расположил к себе.
Благодаря Никулину я позже познакомился с цирковым бытом и понял, что демократизм — это вообще стиль жизни цирка. Я бывал в цирковых общежитиях с общей кухней, с общей кашей и супом, где вокруг вертятся дети, собаки и еще какая-то живность — это огромная коммуналка. Кстати, Юра сам до пятидесяти лет жил в коммунальных квартирах, окруженный огромным количеством родственников.
Надо сказать, что долгое время на экране я воспринимал Юру лишь как замечательного комика, этакого кинематографического коверного. И это несмотря на то, что он уже сыграл сложную и отнюдь не комическую роль в фильме Льва Кулиджанова «Когда деревья были большими». Настолько сильно было обаяние его Балбеса, что эта маска как бы накладывалась на другие его роли в кино. Так часто бывает — удачно сыгранный образ начинает мешать тебе в осуществлении других творческих замыслов. Нечто подобное происходило и со мной после появления на свет «товарища Саахова».
