Надежда Кожушаная - Прорва
— Милая! Добрый вечер! Что же ты прячешься?! Счастье мое, не грусти! Выйди, сволочь, или тебя расстреляют, я сказала!..
Потом она устала и вернулась в квартиру и, захлопнув одну за другой двери, обнаружила за дверью спальни мужа, который скорчившись сидел на полу и уже не плакал.
Анна охнула, а муж сказал, не вставая:
— Сука. Ты знаешь, что мне нельзя разводиться. Никто тебя не насиловал. Сука. Проститутка. Дворянская.
Она не шевелилась и слушала внимательно: впервые муж был похож на мужчину. Ей даже стало страшно на чуть-чуть, потому что глаза его налились кровью.
— Зарублю! — сказал он и встал с колен. — Готовсь!!!
И через четверть секунды вылетел из кабинета с настоящей шашкой. Жаль, что шашка не входила в параметры квартиры: ни зарубить, ни размахнуться, все время какие-то двери и потолки на пути.
Анна посмотрела, как шашка врезается в притолоку и успокоилась, как будто ее надо было оскорбить и напугать шашкой, чтобы успокоить.
— Я помою посуду, — сказала она и ушла на кухню.
— И я ее спас! — сказал муж и опять заплакал.
Кончил плакать.
— Дворяне, — сказал он устало. — Все дворяне — нуль. И я это сказал о-очень давно.
Посидел. Успокоился. Послушал радио. По радио передавали звук отбойного молотка. Он сделал радио погромче… и вдруг! Совсем неожиданно, непонятно почему, пришла в голову та самая единственная мысль. Он нашел выход! Он пробежал к телефону, набрал номер, выговорил:
— Без изменений? Ясно. Так вот. Вызываем оркестр! Будем приручать непосредственно к оркестру! Ночью! Да! Сегодня! Сейчас! Оркестр?! Весь! На всю оставшуюся неделю! До победы! — повесил трубку, подумал и ощутил, что он гениален.
Сыграл губами военный марш, под который сейчас начнут обучать коня.
И забыл про жену. И не увидел, как жена опять ушла из дому.
Анна сошла по лестнице — по улице — по другой улице — по Манежной площади. Мимо нее — на ходу надевая пальто, брюки и даже ботинки — бежали люди с духовыми инструментами. Убежали.
Ночью на улице было совсем иначе: без песен. Тихо.
— Анна! — с другой стороны площади ахнул Адвокат, замахал руками, радостно, как сумасшедшая балерина, мельница. Излишне мельница. Излишне радостно: как будто он загадал — и получилось. Анна подошла.
— Это специально! — говорил Адвокат. — Чтобы встретить двух единственных людей! Они не знакомы! — и расхохотался как сумасшедший.
Рядом с Адвокатом шел Писатель, без пальто, скрючившись от холода.
— Это Анна! — говорил Адвокат. — Самая красивая женщина Москвы, а я тебе не успел рассказать.
— Лучше Горбачевской? — спросил Писатель.
— Типун тебе! Горбачевская — мое личное дело, а Анна — общая тайна и вечная страсть. Ее хотят даже коммунисты. Если из тебя что-нибудь получится, я разрешу тебе написать о ней два-три абзаца. Но, Аня, какие это будут абзацы!
— Мы идем к Горбачевской, — объяснил Писатель.
— В тюрьму? — удивилась Анна.
— Ее выпустили! — закричал Адвокат. — Она забеременела! Помните, я говорил про один шанс! А!.. Вы ничего никогда не помните. Горбачевская дома.
— И вы идете к ней?
— Естественно. На ужин.
— Господи, — удивилась Анна.
— Можете не притворяться знающей и удивленной, — продолжал Адвокат, — но Горбачевская оказалась в этом мире единственно неожиданной субстанцией. Она рассказала, как и кого она зарезала, а сегодня пригласила меня в тот же час, в тот же дом и, по-моему, на те же блюда.
— Вы никогда не были на футбольном матче? — спросил Анну Писатель.
— Я представляю! — Анна улыбнулась.
— Пошляк, — отозвался Адвокат. — Нет, надо же было встретить именно вас, обоих! А на самом деле, мой дорогой, я думаю, что Горбачевская окажется совсем не дурой.
— Он специально идет пешком, чтобы опоздать, — сказал Анне Писатель. — Чтобы Горбачевская помучилась.
— Имею право. Я не обычный убиваемый. Я — Адвокат убийцы. Надо же придумать такой способ существования!.. — и Адвокат замолчал, как будто выдохся.
— Здесь, — Писатель разглядел цифры на доме. Остановились.
— Уже? — удивился Писатель. — Я — как?
— Вы похожи на мечту, — ответила Анна. Адвокат вгляделся в нее и повернул голову к Писателю.
— Да, я никогда не видел таких красивых женщин, — ответил Писатель.
— Проводишь, но в квартиру не входи: у нее четыре комнаты гостей, которые едят руками и рыгают. А вы его не бойтесь: он никогда не пристает к красивым женщинам. Он от них радуется.
— Вообще, я думал, что мы гуляем, — сказал Писатель, помолчав.
— Мне не нравится, что мы собрались втроем, — сказал Адвокат. — Потому что я так хотел, чтобы мы собрались, — и опять внимательно посмотрел на Писателя.
— Нет, я ни за что не буду входить в квартиру Анны, — сказал Писатель.
— Не сомневаюсь, — мрачно ответил Адвокат. — Вы совокупитесь в подъезде или под мостом. Потому что вы никогда не сойдетесь на людях. Вы сойдетесь пошло и один раз. И вам сразу станет стыдно, и вы будете мучиться, потому что будете думать: а вдруг я не понравился?.. — и, не договорив, ушел в подъезд.
Анна растерянно посмотрела на Писателя. Он развел руками.
— Он в самом деле пошел к Горбачевской? — спросила Анна.
— По-моему, да. Он же сказал, что ему хочется настоящего.
— Чего — настоящего?
— Чего-нибудь.
— А зачем мы поссорились? — спросила Анна.
— Потому что он очень умный. Он чувствует, что время — прошло. Но ему это не нравится. Его научили защищать убийц от людей, а сейчас, скоро, надо будет защищать людей от убийц. А это совсем другая профессия.
— А вы кто? — спросила Анна. — Вы так спокойно говорите о страшном.
— Я — пишу, — и он расписался в воздухе, чтобы не говорить всерьез.
— А я — не пишу, — и Анна зачеркнула написанное в воздухе.
— Это в этом самом доме живет та самая Горбачевская? — громко, голосом дамы, спросил Писатель в окна. — Как интересно! Надо будет подкараулить: не режут ли кого-нибудь еще! Я так обожаю страсти! Мы с мужем каждое лето бросаем все и уезжаем в деревню, смотреть, как совокупляются лошади. И вы знаете, после «этого» у них такие глаза!
— Не надо про лошадей, — посмеявшись, попросила Анна.
— Говорят, здесь будут строить какой-то дом, — показал Писатель на набережную.
— А я никогда не жила около воды, — сказала Анна.
— И я, — ответил Писатель. Они шли. Куда-то.
Вставало солнце. Теплое, хорошее.
— Как хорошо, что стихи читают только на закате, — сказал Писатель. — Я бы удивился, если бы мне сейчас стали читать стихи.
Их напугали: из-за забора, высокого, без таблички, вдруг грянул оркестр. Настоящий, духовой, военный. Грянул военный парадный марш!.. и через две-три музыкальные паузы марш разъехался на ноты и прекратился.
— Не может быть, — сказал Писатель.
— Повторять! — раздался из-за забора голос мужа Анны.
Оркестр грянул опять, послышалось конское ржание — и марш опять расползся и закончился.
Писатель рывком залез на забор, заглянул внутрь. Военный оркестр в полном составе, черный вздыбленный конь, всадник на земле. Милиция. Муж Анны.
— Повторять!!!
Писатель слез обратно.
— Ну и что? — спросила Анна.
— Кино, наверное, — Писатель отряхнулся и пошел. — Как вы думаете: они уже поужинали?
Они — поужинали.
Горбачевская, приведшая себя в порядок, лежала на диване вполоборота и слушала Адвоката. Он произносил речь, с которой должен был выступать в суде. Речь не получалась. Приходилось подстегивать себя коньяком и отступлениями.
— Она говорила им: а ты мог бы отдать жизнь за ночь? Согласитесь, господа… бр-р-р… товарищи… вопрос классический, вечный и безукоризненно поставленный. Как это у Импровизатора?.. У вас есть Пушкин?
— Кто? Нет. А что: там тоже убийство?
— Там? Да. Там — Клеопатра. Царица Египта, за ночь обладания которой мужчины, не раздумывая, шли на смерть.
— Правда? — Горбачевская была неприятно удивлена. Она достала ручку, бумагу. Очки. — Как называется?
— Пушкин. «Египетские ночи». Еще можно прочесть Шекспира «Антоний и Клеопатра».
— Помедленнее.
— Шоу. Бернард. «Цезарь и Клеопатра».
— Бернард?
— «Д» на конце.
— Целых три!? — удивилась Горбачевская. Сложила листочек аккуратно. — Я завтра позвоню, принесут, — зевнула тяжело, потянулась на диване, выпучив по очереди: грудь, живот, бедра. — А напиши про меня.
— «Вот сейчас все брошу и пойду про нее писать», — Адвокат с ужасом чувствовал, что от ее «ты» у него на лице появляется выражение грязной похоти… и ничего не мог сделать со своим лицом. Горбачевская уловила выражение и улыбнулась понимающей улыбкой:
— За нас, — и подняла бокал. Адвокат поперхнулся и утер ладонью вылившийся на подбородок коньяк.
