Я, презирая смерть, шагал вперёд, или Сесть я готов на трон. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть II - Владимир Буев
Пусть и милы повторения миру на сцене.
Память пропала, так, значит, пришло и забвенье.
Нет парадокса: склерозы любому по силам.
Вот и одежды нарядные, как в сновиденье.
Тень появилась, я снова иду к гастроному.
…Фляжка полна через край, тут пришла нескладушка.
Фонариком ночным себя представил
Михаил Гундарин
ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ
Изображу ль фонарики ночные,
на бледных скулах брызги ледяные,
и заплутавший, пьяный в дым патруль.
Осенней ночью город умирает,
из памяти озябшей ускользает
как из кармана олимпийский рубль.
Но это всё не суть. Теперь важнее
пройти насквозь бетонные аллеи,
где бродит обезумевший трамвай,
где вялые побрякивают фары,
где спят тоталитарные кошмары,
и дождь, как вождь, бредёт по головам,
достичь предел асфальтового круга,
стального, словно сон. С каким испугом
ты смотришь на юродствующий свет,
в котором виден плащик твой, и урны,
поваленные набок, и котурны,
отброшенные наспех им вослед.
Ты видишь, как легко твоей ладони
держать полмира. Как на тёмном фоне
белеет что-то страшное. Как век
кончается на этом самом месте,
скользит по востроглазой мокрой жести
и гаснет возле утомлённых век.
Владимир Буев
Фонариком ночным себя представил
и загорелся против всяких правил.
Согрел осенней ночью город весь
дыханием своим – не перегаром.
В дыхании, как в бане, много пара.
Тепла я море дал сейчас и здесь.
Приходится платить за всё на свете.
Хозяйство коммунальное по смете
мне выставило счёт, сказав, что это
тепло не я добыл, но я потратил.
В рублях взметнулся долг – я чуть не спятил:
удавка для несчастного поэта.
Достичь предел, но лучше всё ж предела,
чтоб русская язы́ка не сгинела.
Уж если я фонарь, то дам и свет.
Пусть взвоет коммунальное хозяйство,
пусть чокнется от моего нахальства.
Долги в рублях – то суета сует.
Я – это город. Вот уже полмира.
Да что полмира! Я такой транжира,
что стал я миром целым – столь глубок.
Вселенной (без гипербол) буду скоро.
Долой рубли – исчадье форс-мажора!
…О, дева, оплати-ка мой должок!
Доболтался
Михаил Гундарин
МАЙ
Слишком холоден май для двоих, и слова не спасают.
А спасали не раз – но, как видно, исчерпаны сроки.
Мы сидим у окна и глядим, как скворчиные стаи
Заселяют пространства, и помыслы наши жестоки.
Например, взять рогатку и выйти в зеленую рощу.
То есть, в детство вернуться с хорошим, весенним трофеем.
Пару стёкол разбить в старой школе – что может быть проще?
Но откажешься ты, да и вправду нелепа затея.
Нужен выход иной, здесь другие полезны советы –
Скажем, пьяным напиться, в чужой оказаться постели,
Стать звездою экрана, богатой невестой, но это
Мы уже испытали и более не захотели.
Впрочем, время цветенья черемухи – смутное время.
Так вокруг говорят, и мы тоже теперь в этом круге –
Словно почки на дереве, строчки в халтурной поэме,
А вернее всего, словно пара чулок в центрифуге.
Долго наша любовь притворялась простой пасторалью,
Бескорыстным лубком, чёрт-те чем обернувшись в итоге –
Отрывным календариком, а не последней скрижалью,
Не магнитной скалой – бережком неприметным, пологим…
Владимир Буев
Доболтался до степени той, что речам уж нет веры.
Красноречие стелется дымкой, стекая в канаву.
Мы мечтаем пернатых зажарить – ну, вот изуверы!
Столь жестокие мысли царят. И обоим по нраву.
А потом на большую дорогу с кавказским кинжалом
(Там, где тихая ночь и кремнисты пути в небосводах).
И побольше душонок загубленных – планы авралом.
Мужику полагается думать в семье о доходах!
А потом уж кутить так кутить! Ну, при чём тут семейство?!
По постелям скакать, словно козлик, обласканный жизнью.
Мне зачтётся в итоге, а небом простится злодейство,
Ведь конец впереди – и враги мои спляшут на тризне.
Так скорее писать! То стишок, то поэму в верлибре!
Пусть постели заправятся сами, а души уймутся!
Коль проглажена простынь, в душе если прибраны фибры,
Значит, время настало подпрыгнуть и переобуться.
Пастораль растечётся по телу живительной влагой.
Много ду́рней желает побить – тут под коврик забиться:
Больше шансов больному предстать старику симпатягой,
Если выпятить немощь: любая девица польстится.
Окончание универа
Михаил Гундарин
БАЛЛАДА ВОЗВРАЩЕНИЯ
1.
Покрыты Запад и Восток
Хрустальным колпаком,
Чтоб милой родины снежок
Хрустел под каблуком.
Чтоб ты уснул с чужой женой,
Огласки не боясь,
По-соколиному слепой
Полубезумный князь.
2.
Ты воротился, так владей
Огромною страной,
Покуда сходятся над ней
Все грозы до одной,
Пока весёлая вода
Стекает сверху вниз
По раскалённым проводам
На ледяной карниз.
3.
Фарфор и бронза на столе
Полночного двора,
Где грязь в морозном серебре
Дороже серебра.
А ты растопишь этот лёд
И дёшево отдашь,
Тому, кто в будущем живёт,
Как позабытый страж.
4.
А я смотрю из-под руки
На снежную страну,
Движенья наши коротки,
Мы чувствуем весну,
Которой будет всё равно,
Кто пропадёт зазря,
Перекисая, как вино,
Сгорая, говоря.
Владимир Буев
ОКОНЧАНИЕ УНИВЕРА
1.
Привыкший спать с чужой женой,
Огласки не боясь,
Мужик платил за всё казной
И вёл себя как князь.
Хрустальный набекрень колпак,
Как малахай, надел.
По фазе сдвиг: в себе чувак
Вельможу разглядел.
2.
И Запад, и Восток его –
Он верит в это сам.
В Сибири ценят удальство,
Но могут кинуть псам.
Пока в карманах звон монет,
Не спустят с лестниц вниз.
Телохранители, бюджет –
И вот он, компромисс.
3.
Но просветления в мозгах
Порой не избежать:
Вот наяву терзает страх,
Порыв фантомом стать.
Уснёт – и золото кругом,
И серебра гора.
И пляшут девы нагишом,
Но на душе хандра.
4.
Вот грязь в морозном серебре
Дороже серебра:
На адском еретик костре
Душой вопит ура.
Горит страна, вмерзает в лёд –
Вельможа-князь таков!
…Овец любой дурак стрижёт
А умный – дураков.
Калиф-на-час
Михаил Гундарин
ПРИГЛАШЕНИЕ
Широкий жест зовёт нас в гости,
Где на коврах слоновой кости
Сидят стальные короли
Благоустроенной земли.
Там крут замес, там нет закона,
Там пахнет известью, озоном,
Семизарядною смолой
Да привокзальною иглой.
Жить предварительным показом,
Где раз на раз пришёлся разом,
Где нет печали и тоски,
Где позолочены виски
………………………………
Но чу! Над жизнью равнодушной
Уже поднялся вихрь бездушный.
Он полон ядов и измен
И блещет, как ацетилен.
Когда б в груди моей суровой
Не кость, но кровь ласкала слово
И раздувала уголёк
Я тоже стал бы полубог!
Владимир Буев
Вариант 1
КАЛИФ-НА-ЧАС
Бывает, жизнь даёт поблажку
Иль редкий шанс не в каталажку,
А к власть имущим, словно гость,
Попасть не так, как в горло кость.
Ужели это птица счастья?
Ведь кажется, что ты по масти
Стал олигархам и верхам,
Что сам не быдло и не хам.
Всё в золоте, я в белом фраке
Сверкаю в зыбком полумраке.
Со мной, как с равным, говорят,
Прислушиваются и чтят.
………………………………
И вот я полубог. Да нет же!
Я полный бог, с небес сошедший.
Я полон ядов и измен.
Блещу я, как ацетилен.
Но – бац! – и жизнь опять бросает.
Не жизнь, а челядь выгоняет
Туда, где пахнет лишь смолой
Да привокзальною… иглой.
Вариант 2
Ты Богом был, к чему спускаться
Ступенькой ниже и мараться
Об это «полу-»? Богом будь,
Уж если прежде смел дерзнуть.
Коль кость твоё ласкает слово,
Ты всунул слово стопудово
Артерий глубже. Глубже вен.
Там не живёт ацетилен.
Уверен, слово кровью было
Залито, коль ходы прорыло
В (слоновью) кость, чтоб стать ковром.
Шло, значит, слово напролом.
Стремясь к костям претенциозно,
Артериальной и венозной
Омылось кровью слово то.
И слово не одно, а сто!
Так, значит, Бог? Договориться
Смогли мы? Буду я стремиться
Не уголёк помочь раздуть,
А керосин в огонь плеснуть.
Подражание двум великим поэтам
Михаил Гундарин
ПОДРАЖАНИЕ КИПЛИНГУ
С чёрного хода идёшь в подъезд,
Чёрную речь наматывать на
Выезд, отъезд, переезд,
Решетчатый пуп окна.
Правила здешних мест –
Водка, война, весна.
Здесь я так долго сползал в бетон
Краской с пустой стены,
Которая, как картон,
Резала мои сны,
Выклеивая закон
Водки, войны, весны.
Снова коснуться грязных перил
Счастлив дурак вдвойне.
Во-первых, всё вышло, как он говорил,
Матери и жене,
А во-вторых – он так отомстил
Водке, войне, весне.
Значит, адьё словам ни о чём,
Оставшимся от одной
Вечности, что к
