Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
СВЯТОСЛАВ НА ПОРОГАХ
Варуфорос… Геландрий темнокрылый,Шумя, кипит июльский Вулнипраг,Угрюмый князь — неистовый варяг —Ведет на север лодки-моноксилы…Он родился для битв, он полон силы,У Доростола он поставит стяг,Его влечет в дорогу только враг,И Киев, и родня ему не милы!
Но чу! тревожный окрик засверкал!И хищники бегут по склонам скал,Гремят мечи, изнемогает Слава…И, празднуя удавшийся набег,Из черепа хмельного СвятославаВино хлебает трезвый печенег.
7/VI.1930«Тот сон счастливый длился десять лет…»
Посвящается умершему сыну
Тот сон счастливый длился десять лет:Как это сердце билось полнокровно,Как солнце безмятежно и любовноДавало небу — синь, а миру — свет.И каждый год был радостью согрет,Все обещала жизнь беспрекословно,И открывался путь легко и ровно,Как будто в нем препон для счастья нет.
Но мир недолго мнился мне прекрасным:В осенний теплый день, под солнцем яснымУвидел я себя сухим стеблем,Стою безмолвный, не имея силы:Тяжелый холмик на сердце моем —Немилосердно ранняя могила!
20/IX. 1934ТЕПЛЫЙ АЛЕКСЕЙ
А може, ще добро побачу,А може, горе переплачу?
Приметам о весне и Теплом АлексееЕще не верит снег. Не слышно талых вод,Под елками хрустит прозрачный тонкий лед,И спит большая даль, задумчиво темнея.Нет! В мире нет чудес — ни манны, ни елея,Пустыне горьких дум никто не подает.Одна печаль томит, одна тоска грызет,И сердце с каждым днем становится слабее.
Нет света и тепла земли обетованнойТому, кто изнурен морозной мглой туманной!О Теплый Алексей! Когда ж растает лед?Подснежник радости проглянет, не робея,Травой глубокий шрам утраты зарастет,И поле дней моих проснется, зеленея?..
Михайло Драй-Хмара
© Перевод Б. Романов
«Проли́л свой гнев и стих…»
Проли́л свой гнев и стих.Гремят потоки, яры,и радуги стожары сжигают стих.
А он уже в лугах!С отцом не посчиталсяи босиком умчался, пропал в бегах!
Огни со всех сторон…Детина лишь нагнется —в руках звезда займется,— что это, сон?
Ах, сон тот — вещий звон:метелица кружится,а он той песне снится — как бы вдогон.
1920МАТЬ
1Чело в венке бумажном стынет,крест вощаной зажат в руках,и брови черные не вскинет,хоть и улыбка на устах.
Тоскуют васильки и мята.Витает ладан в синих снах,и горько-горько, виноватоптенцы щебечут в головах.
1921 2Погост убогий и ворота,—ну как увидеть, как обнять?Попали ноженьки в болота:весна — и журавли летят.
Не разлучила мать и сынасмерть, что пощады не дает,—он встал над ней соцветьем крина,любовь утрат не признает.
1921«Зажжется ночь и будет с вами…»
Зажжется ночь и будет с вами,холодно-росные поля,чтоб слушать, как кипит страстямии все еще гудит земля…
Во тьме все замерло, стихая!Прохлада сердце леденит,и с неба падают, сверкая,скупые слезы Персеид.
1921«Под живой голубизною…»
Под живой голубизноюосушает март поля,и певуча подо мноюпокрасневшая земля.
Гроз кровавое дыханье,топит дождь людей, зверят,—но из глубей мирозданьявстанет новый Арарат.
И звенят стожарно дуги:мир убогим хатам! мир!Пусть никто не тащит, други,вас в невольничий ясырь!
Ветер пьет ненастья кубки…Встал ковчег посреди гор,и, как Ной, я жду голубки,чтобы выйти на простор!
1922«Еще все губы камня…»
Еще все губы камня крыш высоких,припав, бузу татарскую сосут,еще безматок в улее гигантском не ворохнулся: грузно спит,— ужеза городом припухлым, хмурым веком моргает кто-тои нервно пальцамипо водостокам бьет.Бульвары.Прибитый снег застыл — как застарелый мрамор,а рядом чернота припала:провалились раны… И слезы(не мои — дубов безмолвных)лицо и руки окропляют мне.Незрячие, чего ж вы в плаче?Пусть грязною дерюгою покроется дорога,пусть войлок виснет вместо синевы,— но верьте, скоро, скоросюда веселье прилетити будет музыка играть,когда и в хате обветшалой,и в самом нищенском квартале, и в каждом месте, в каждом сердцевзойдут светящиеся розы… Розвальнями молчаливо кожух проехал.
1923«Зной августовский ослабел…»
Зной августовский ослабел.И, гарусной напрявши пряжи,ткач золотом вечерним мажетполей узорчатых предел.
Есть зелень все еще в глазури,как и в осенних косах верб,но тень легла в густой лазурина тонко вычерченный серп.
Померкло горное горно.Ночь — это траурная рама.Кто память мучает упрямо?День отгорел. Давно.
1923«Наделы, как платок басманный…»
Наделы, как платок басманный,с низины ровной и пустойдоносит запах конопляный,полынной горечи настой.
Журавль колодца одинокийгрустит над нивами давно.Полощет солнышко в протокезолототканое рядно.
И день, как вол, идти не хочет.И коршуна застыл полет.Когда ж мотор здесь загрохочет,век электрический сверкнет?
1923«Я полюбил тебя на пятой…»
Я полюбил тебя на пятойвесне голодной: всю — до дна.Благословив и путь проклятый,залитый пурпуром вина.
Орлицею на бой летела,добросердечна, а не зла.Я видел кровь на крыльях смелыхи рану посреди чела…
И взгорбилась Голгофа снова:усмешка стражей, гул, огни,и ворог вылезший суровокричал: распни ее, распни!
И мы с тобою, горечь мукииспив из полного ведра,соединяли молча руки,как кровный брат и как сестра.
1924НА ПОБЕРЕЖЬЕ
Жаворонков высокий клирос,все кругом заросло ивняками.А бабочка, как заблудилась,и трепещет крылами.
Славно идти на луга, озера,веря — благословитэтот миг неприметно для взоратех, в ком сердце болит.
Пустота впереди, и сзадиникто меня не догонял.Ивы. Пески. Левады.Дорогу я потерял.
1924В СЕЛО
Гул проводов, и вязнут ноги,как будто стерты все пути,и против ветра, без дорогипо снегу тяжело идти.
Вокруг пустыня снеговая,мерцает стылая краса,и, вечной крышей нависая,над ней — пустые небеса.
Где крыши прячутся, горбаты?Везде курганы намело,и ни одной не видно хаты —наверно, сгинуло село.
За революцию страдало,терпело войны, голод, мор,и что для нас спасеньем стало,ему — лишь гибель и разор.
А за курганом за высокимвстал Ленин с выпуклым челом:— Вот тут, вот тут оно, под боком,порошей замело кругом…
И снова вязкая дорога,и в очи снежная пыльца…Пока надежды есть немного,о сердце, бейся до конца!
Слезами жги снегов заслоны,пройди с огнем сугробы мглыиль, разорвавшись запаленно,рассыпься горсткою золы!
Гул проводов, и вязнут ноги,как будто стерты все пути,колючий ветер, нет дороги,а надобно идти!
1925«Эту ли долю стану хулить…»
