Андрей Расторгуев - Русские истории

III

Мы пятна и на Солнце смоем – нате:за этим нас и мама родила…Помилован, он воевал в штрафбате —на пулю шёл, да пуля не брала.Но в свой черёд исправно окровавлен —прошла на волосок от главных жил,из госпиталя в конницу отправлени там довоевал, и дослужил.

И, в правоте воистину неистов:– Всё починить и вычистить к утру! —в манеже распекал кавалеристов,как ранее на воинском смотру.Рассказывал в застольях анекдоты,а точкою зрачковой – начеку…

Однажды лишь расслабился когда-то —открылся одному ученику.А более ни слова, ни полслова —ни к школьникам, ни к Вечному огню…

Как рассказать о конниках Белова,клинками атакующих броню?Какая поучительная повесть —узнайте, мол, ребята, что почём —родится о служении на совестьбезжалостным судьёй и палачом?Исполнится ли духом оболочкателесная над братскою плитойпонять, зачем осталась запятойземным огнём обугленная точка?

О ржавые края военной жестиплоть изодрав и душу занозя,он знал такое смертное о жизни,что никому рассказывать нельзя.

ИОВ

«…человек рождается на страдание,

как искры, чтоб устремляться вверх…»

ИОВ – инвалид Отечественной войны

Весёлой словесной игрызаведённый порядок не нов,но бездною веет иноеслучайно рождённое слово…На двери больничной палатынаписано красною краской: ИОВ.Пора перечесть позабытую книгуо муках Иова.

Неведомый ветеруносит их дни и огни —как будто дыра в поднебесьеоткрыта сквозная…Смиренны в постелях ониили сдавленно ропщут они —за дверью не слышно,а сам никогда не узнаю.

Не мне искушать ихпри свете вечерней зари,сгорающей неуловимонад кафельным пляжем…Какое короткое словонапишут на белой двери,когда чередою и мыв обороне последней поляжем?

«Нам новый век железные иголки…»

Нам новый век железные иголкипод ногти загоняет втихомолку.Футболки поменяв на треуголки,на стогнах раскуроченной странызапировали молодые волки.Но все ещё идут из глубиныотныне забываемой войныпоследние корявые осколки.

Последние, что с немцем воевали,пока ещё не в камне и металле,идут, начистив ордена-медали,и строятся на площади в ряды.И военком – хребет по вертикали —вышагивает бодро впереди,неся на молодеческой грудине меньший вес латуни и эмали.

Но затихает музыка парада,и снова слышен грохот камнепадана улицах Белграда и Багдада,расстрелянных в упор издалека…И снова – свист летящего снаряда,и на зубах – скрипение песка.А против танка – лезвие штыкада тяжесть деревянного приклада…

«Ой, черника-вечерника…»

Ой, черника-вечерника,губы девкам не черни-ка.Малые удалыелюбят только алые.

Ой, малина-мáлина,платьице приталено.Пойду с милым во лесок,поясок – на узелок.

Земляника зацвела —я миленка завела.Земляника алая —чуть не оплошала я…

Голубика голуба,полюбила голубя.Предложила под венец —оказался голубец.

На гряде растёт клубника.Я – милёнку: колупни-ка…Думала, с догадкою —обознался грядкою!

Сладка ягода ирга,хороша для пирога.Но мы ее с милёночкомподсластим маленечко!

Вышел милому приказотправляться на Кавказ.Соберётся – будем делатьребятёнка про запас.Пусть родится сыночка —тоже ягодиночка.

Что ни пьянка, то ругня,что ни волость, то грызня:то чеченские набеги,то албанская резня.Ой ты, волчья ягода —едовá, да ядова.

Ой, калина-калина,отпади, окалина.Голова бедовая —ничего, что вдовая!

Ой, рябина-рябина,жизнью покарябана,солена да перчена —а я гуттаперчева.Так рябина рожена —слаще, коль морожена…

Чёрный ангел

Солдатам «афганской» войны 1979–1989 гг.

Чёрный ангел сложит крыльяи присядет у крыльца.Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица.В доме тихо, дверь закрыта,сон десятый без конца…Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица…Нивы сжаты, рощи голы —всё, как надо в ноябре.Всё, как было в ноябре…Но пятнистые погоныдавят плечи на заре.

На зарев поднебесье чёрный ангелдолжен снова улетать.Но к закату чёрный ангелвозвращается опять.В высоте меж тьмой и светомпрорисована черта.Ничего там, братцы, нету:ни Христа, ни Магомета,ни Эдема – ни черта.А, быть может, от таких жеангелов она черна…

В тех заоблачных пределахтело есть иль нету тела,неживой или живой —все.Все, над кем и кто стоялис непокрытой головой…Все, кто вынесен и вышел.Все, кто вывезен и выжил,и не вышел,и не выжил,так же в армии одной.И летят над миром соннымих невидимые сонмы,ищут, что же оправдаетэти крылья за спиной…

Чёрный ангел сложит крыльяи присядет на крыльцо,чтобы крыльями закрылообожжённое лицо…Чёрный ангел у крыльца —не видать его лица…

«Тёзка тёщи моей – мы уже вполовину родные…»

Снайперу Свердловского СОБРа Екатерине Наговицыной

Тёзка тёщи моей – мы уже вполовину родные,а по виду и вовсе за старшую дочку сойдёшь,но майорские звёздочки и кругляши наградныене дают по-отечески сетовать на молодёжь.

Доля женщины – ждать: убеждённо, спокойно, упёрто —и сказать долгожданному: я постелила – ложись…Ты взяла бы любые призы по стрелковому спорту,да на полную ставку работаешь: жизнь – или жизнь.

Поднимаешь заздравную не за любовь – за удачу,но подмогою случаю – знание горной войны…Время снайперу сыщет всегда боевую задачу,не позволит ему разъедающей дух слабины.

Поживём – поглядим, как сойдутся над нами светилаи нальётся ли будущий день несусветною тьмой.Осторожно надеюсь, что ты за столом пошутила,намекая, что вслед за семнадцатым – тридцать седьмой.

Упаси нас от гнева, Всевышний, на будничном торгеи желания ближнему дырку пробить в котелке…Орден Мужества – перелицованный русский Георгий —на слегка оттопыренном чёрном твоём кительке.

Баллада о высшей расе

Слову поверь или телом пойди проверь:серая крыса – очень серьёзный зверьи по уму-приплоду, и потому,что человеку сроду несла чуму.В гущу былых историй и глубинунынче добавить стоит ещё одну…

Был старичок воистину молоток,чей мозжечок придумал электроток.Лампу зажечь – не штука, но в свой черёджизненная наука пошла вперёд.Знание лакомо, и червячок догрыз —вслед за собаками дело дошло до крыс.

В панцирной сетке – лапою не достать —рядом две клетки, под коготками сталь.По алгоритму, с толком, не для утехэтих шибали током, кормили тех —до одуренья, всласть… От чужой бедыкаждая пятая в пасть не брала еды…

Автор эксперимента реально крут —был до сего момента лишь первый круг.Хоть и кормил обедами от щедрот,а сердобольным не дал продолжить род.Месяцы пробежали, что дни прошли —прежних изъяли, новые наросли.

Заново не при детях и без помехтоком пытали этих, питали – тех,пристально и проворно вели подсчёт,скольким сегодня горло кусок печёт.Но без итога всяк понимал на глаз:меньше намного, чем в предыдущий раз…

Пять поколений переменились – вжик!Пять преступлений на душу взял мужик,и на шестом обеде по простотекорчились эти – истово жрали текрасное мясо и золотую рожь:высшая раса – жалости ни на грош.

Можно ударно, коль поперёк и вдоль.Здравствуйте, Дарвин! Сдохни опять, Адольф!Тени забились тьмою в глуби земли,прежние скрылись – новые наросли.А от эксперимента и палача —только легенда, байка военврача…Эти, терпите – и отъедайтесь, те!Я не любитель разных моралите,да напоследок стоит хоть парой фраз —вышел ли прок и с тою из высших рас?Вроде ясна дорога, судьба пряма…Сгрызли друг друга, выжили из ума.

«Дымом жизнь уходит от земли…»

Дымом жизнь уходит от земли,да слезой вернуться норовит.Раны вековые заросли,да поверх, а донное болит.

Холодеет в ящике столадедова нагрудная латунь,но покуда память не свелавоедино с прочими июнь.

Если мимолётные годасмогут раны те зарубежить —сыщется у времени всегда,чем людское сердце освежить.

Материк