Александр Новиков - Симфонии двора (сборник)
И на углу опять хватают за рукав.
А то ли мент, а то ли блядь –
Мне в темноте не разобрать.
Но денег – дать. А то – и кобра,
и удав.
И Зимний взят. И Белый взят.
А в ящик красными грозят.
И сериал. И снова нигеры поют.
Там-там, бум-бум… Бум-бум, там –
там…
Как будто я на пальме там,
И мне тоска по ядовитому копью.
Плевать на «Мерс» и на «Картье»,
Не надо шофера с портье.
Начальник Родины пусть пьет еще
сильней.
Вчера гимнаста снял с креста
И собираюсь на этап,
Чтоб в школу жизни поступить.
До лучших дней.
1996 год
ВАНО, ПРОЧТИ…
Вано, прочти. Ты грамотный? Не знаю.
Сходи к соседу, пусть тебе прочтет.
Скажи, сижу, на зоне срок мотаю.
Увидимся не раньше – через год.
Тюрьма – козел. Я это точно знаю.
У нас в ауле, помнишь, был ишак?
Вот здесь такой начальником канает –
Позорная ментовская душа.
Вчера ходил к дантисту дергать зубы –
Бывает все, я тоже не святой.
Мне так болел, а он, скотина грубый,
Мне вырвал почему-то золотой.
Тебе пишу – жене не выдай только.
Она, наверно, без меня устал?
Я здесь имел одну красивый телка,
Мне этот телка с потрохами сдал.
Когда прочтешь, сходи, проведай Гоги,
Чтоб думал, между прочим, головой.
А то еще ему завинтят роги
И сделают тогда нам «групповой».
Не шли сюда гашиш и даже чачу.
У мне на это аппетит прошел.
Ты замастырь мне лучше передачу –
Побольше сала – будет хорошо.
Я все пишу не ради пропаганда –
Шашлык-машлык здесь много
не найдешь.
Когда вернусь, сварю тебе баланда.
Один-два раз поешь и все поймешь.
А я сижу, не подаваю виду.
И в праздник веселюся от души.
Ты слышишь, брат, я никого не выдал.
Приедь, Вано. А лучше напиши.
Как виноград? Скажи, дорос докуда?
Сейчас, я слышал, рубят на ботву?
Вано, клянусь, в натуре, блядем буду,
Откинусь только, я им пасть порву!
Когда вернусь, поставлю вам статую.
За это будем много выпивать.
Вано, я здесь почти что не блатую.
На волю выйду – буду блатовать!
1996 год
ВАНЯ
В деревне «Наш Ильич»,
Где пьют, только покличь,
Жил Ваня-тракторист –
И строен, и плечист.
На женский пол не слаб,
Да и боялся баб,
И все деньки в году
Сгорал, бля, на труду.
Ваня, Ваня,
ну чего к тебе все бабы пристают?
Ваня, Ваня,
покажи им, пусть попляшут, попоют.
И было у него
Два хоббия всего:
Одно было – гармонь.
Второе, бля – не тронь.
И с этих хоббий двух
Ходил в деревне слух,
Что был у Вани член
Ишшо ниже колен.
Ваня, Ваня,
ну чего к тебе все бабы пристают?
Ваня, Ваня,
покажи им, пусть попляшут, попоют.
Но вот пришла пора –
Армейская муштра.
Пришла пора, как пить –
В солдатики иттить.
Но медосмотр когда
Взглянул ему туда:
– С такою штукой, брат,
Какой с тебя солдат!
Ваня, Ваня,
ну чего к тебе все бабы пристают?
Ваня, Ваня,
покажи им, пусть попляшут, попоют.
И только медсестра,
Красива, не стара,
К поломанной судьбе
Взяла его к себе.
И было, всем в пример,
У них размер в размер.
У них теперь семья.
Такое дело, бля.
2001 год
ВЕНЯ-КОРЕШОК
Играла музыка в саду,
Купались лебеди в пруду,
Улыбки таяли в духах ночной прохлады,
И авто-мото-ямщики
Щипали таксой кошельки,
Пиратов НЭПа доставляя до парадных.
В тот вечер Веня-корешок
Ростовщикам раздал должок
И с умным видом на рулетке делал
ставки –
Он полусонному крупье
В казенном аглицком тряпье
Кричал: «Добавьте по полсотни
для затравки!»
Роняли люстры тусклый свет,
Последний банковский билет
Растаял в Вениных руках пустой
ледышкой,
Как вдруг вошел какой-то тип,
И Веню дернул нервный тик,
И контингент в момент замаялся
отдышкой.
Тот тип был – Лева Михельсон,
Он грел под мышкой «Смит-Вессон»
И мог пулять свинцом слонового
колибра,
Он по природе был артист,
Но играл ни в рамс, ни в вист,
И не лежал душой вообще к азартным
играм.
Он бодро молвил: «Господа!
Прошу вас, слушайте сюда,
Кто будет прятать деньги в туфли
и кальсоны –
Я это с детства не люблю,
Всем оставляю по рублю», –
И почесал за ухом дулом «Смит-Вессона».
Предупредительный крупье
Согнулся в миг: «Прошу, месье.
Прошу учесть, что даже рупь мне будет
лишку –
Я от души готов помочь,
И очень жаль, что время – ночь,
А то бы снял для вас еще свою
сберкнижку».
Тут все почувствовали вдруг,
Что деньги – это злой недуг,
И только Веня рухнул шумно, как
с лабаза,
А заодно смахнул под стол
Десятка два купюр по сто
И напихал за обе щеки до отказа.
За пять минут – каков нахал! –
Всем Лева ручкой помахал
И дверь открыл одним рывком филейной
части.
Как сон растаял нервный стресс,
И нездоровый интерес
Все стали шумно проявлять к набитой
пасти.
У Вени свет в глазах поблек.
– Разинь пошире кошелек! –
Три пары рук сошлись, и вправду стало
шире.
Сорвался крик на тонкий микс,
Как ветром сдуло пару фикс,
И «портмонет» до самых гланд
опустошили.
Поднялся крик, пошел дележ,
Сверкнул над Веней чей-то нож,
И он почувствовал: не время делать
ставки –
Какое дело до грошей,
Когда улыбка – до ушей.
И Веня понял: хорошо, не спрятал
в плавки!
1985 год
ВЕРСТАЧНАЯ ЛИРИКА
С утра вскочу, скривлюсь в зевке
И – марш бегом в столярную!
Успеть сточить на верстаке
Одну строку коварную.
Никак не взять ее пером –
Вечор пришлось помучаться.
Но нынче – дудки! – топором
Хвачу, авось – получится.
А там – в тисы и под резец
По-новому заточенный,
Поскольку – длинный образец,
А нужен – укороченный.
Один резец, потом другой –
Какая стружка пышная!
Гвоздей в нее, загнуть дугой.
Ну, как? Есть что-то лишнее?
Давай стамеску, долото –
Долбить её, сучкастую.
Зачем – перо? Перо – не то!
Оно лишь мажет пастою.
А тут, гляди: запил, овал,
Резьба, заточка с фаскою…
«Гаврила хлебы продавал…» –
Пойду жене похвастаю.
Принес, а баба мне в ответ,
Проклятая изменница:
– И так топить поленьев нет,
Неси, дурак, в поленницу.
1988 год
ВОРОВАТЬ – НЕ НАЖИВАТЬ
Ну когда же все от жизни заберу я –
Все ворую, да ворую, да ворую.
Ах, воровать – не наживать,
Поворуешь и опять
Завтра снова, завтра снова начинать.
Ну когда сердечной раной заживу я?
Украду тогда с небес звезду живую.
Ах, воровать – не наживать,
Поворуешь и опять
Завтра снова, завтра снова начинать.
А той звезде моих карманов было мало –
У меня она еще покой украла.
Ей воровать – не наживать,
Поворует и опять
Завтра снова, завтра снова начинать.
Чем кручиниться, ходить с печальным
взором,
Порешил я жизнь прожить фартовым
вором.
Ах, воровать – не наживать,
Поворуешь и опять
Завтра снова, завтра снова начинать.
А в последний день, что в жизни даст
Господь мне,
Украду ль я свою душу в преисподне?
Ах, воровать – не наживать,
Поворуешь и опять
Завтра снова, завтра снова начинать.
2000 год
ВОРОВКА
В то лето с неба выпала
Большая благодать,
И было мне легко и так приятно.
У ней была причесочка –
«Век воли не видать»,
А юбочка – «роди меня обратно».
А я под «ноль» остриженный, пока,
Военным лазаретом.
А что у ней с наколочкой рука –
Не спрашивал об этом.
Кружили мы, как голуби,
Над крышами судьбы,
И маялись собой от сладкой лени.
Гудели наши головы
От истовой гульбы,
А души – вплоть до белого каленья.
И вот, однажды, спьяну в кабаке
Какой-то сука в ботах
Узрел у ней наколку на руке
И прошептал ей что-то.
И будто кровь отхлынула
В момент с ее лица,
И вниз глаза упали черной птицей.
Я взял его за шиворот
И вынес до крыльца,
И бил, чтоб было проще объясниться.
И вот, когда на нем иссякла спесь,
Мне стало бить неловко,
И я спросил: «Кто она есть?»,
И он сказал: «Воровка».
Тем словом, гад, нарочно он
Мне душу искромсал.
И сердце – как гадюка покусала.
Я бил его за то,
Что он всю правду рассказал,
Но не сказал про то, что – завязала.
И вот, когда вернулся я назад
С лихой и горькой миной,
Лежал один платок ее в слезах,
А в нем: «Прощай, любимый».
А этот сука в ботах
Был, конечно же, ментом,
Из тех, кто нахаляву в месте злачном.
