Александр Новиков - Симфонии двора (сборник)
Он срисовал, как с фото,
И нагрянули потом,
И щелкнули браслетами так смачно.
И, окликая прошлое мое,
В этапе женском каждом
Я все искал красивую ее
Среди тюремных граждан.
2004 год
ГАЛЕРКА, ША!
Ах, было время, эта жизнь была – первач,
Мануфактуры запускали под кумач,
А скрипачей уже шугали трубачи.
И Клыч имел тогда наган и хромачи.
А на довесок была слабость у Клыча:
Ходить в кабак и двигать речи сгоряча.
Он полобоймы для вниманья изводил
И агитацию народа проводил.
– Галерка, ша! Я публике скажу,
Кто в этой жизни красный, а кто
белый!
Кого господь для дальшей жизни
сделал,
А кто отжил. Я кончу – покажу.
Внимала влет на дуло глядя сотня глаз,
Что в этой жизни – «элемент», а что есть –
«класс».
Что в этой жизни – «галифе», а что есть –
«фрак».
Что есть – «ладонь», что – «пятерня»,
а что – «кулак».
– Прошу меня за комиссара не принять,
Что мог коммуну на анархию сменять.
Я вас не стану «карло-марксой» заражать,
Что новый мир вам собирается рожать!
Галерка, ша! Я публике скажу,
Что есть для вас – «труба», а что
есть – «скрипка».
А кто в струментах грамотный
не шибко,
Иди сюда, по нотам разложу!
На этом месте он всегда давил крючок.
Но вдруг с мадам одной Клычок поймал
торчок.
Сказал он: «Граждане, лежать бы вам в гробу,
Но ради дамы отменяю я пальбу».
Она сомлела и растаяла, легка.
А по утрянке в коридоре Губчека
Открылась дверь, Клыча пихнули на порог,
И дама спела: «Проходите, демагог».
– Галерка, ша! Я публике скажу,
Где бабий флирт, а где патруль-облава.
И бог не дай, мне подмигнет шалава,
Будь фраер я, на месте уложу!
1988 год
ГЕЙ-ПАРАД
Из журналов несказанного гламура
«Фотошопом» подведены до прекрас
То ли люди, то ли куклы, то ли мурла
Глянцевито зыркают на нас.
Продаются – кто за рупь, а кто –
за сто,
Популярные никто.
А потому что удивительное – рядом,
Потому, что телевизор – как окно,
Потому что шоу-бизнес с гей-парадом
И с гламуром заодно.
Перестало время сыпать оплеухи,
Поменяло поцелуи на плевки,
И кикиморно-стареющие шлюхи
Пишут книги наперегонки.
Продаются – кто за рупь, а кто –
за сто,
Популярные никто.
А потому что удивительное – рядом.
Потому что этот шлюшный книжный
ряд –
Что-то вроде кругового хит-парада –
Алфавита гей-парад.
Перед – в зад. Живот – в плечо.
Как сельди в бочках.
Сотворяют неземные чудеса –
Пришивают к макияжным оболочкам
Буратиньи голоса и словеса.
Продаются – кто за рупь, а кто –
за сто,
Популярные никто.
А потому что удивительное – рядом,
Потому что покупается оно,
Потому что телевизор, с гей-парадом
И шоу-бизнес – заодно.
2007 год
ДЕВОЧКА МНЕ ПИСАЛА
Забуду первый срок едва ли –
Он снится мне во сне.
Когда его давали,
Семнадцать было мне.
И с этим сроком я на пару
Поехал далеко.
И что такое нары,
Усвоил я легко.
А сердце мне грусть,
Сердце мне грусть кусала.
И прыгал во сне под откос я
на всем ходу.
А девочка мне,
Девочка мне писала:
«Куда ты уехал? Зачем ты уехал?
Я жду».
Так год прошел – большой
и серый,
Без птиц и без тепла.
И самой высшей мерой
Разлука мне была.
И наперед немного знать бы:
Кто мне ее вернет?
Но знал я, что до свадьбы
Душа не заживет.
Как тень на голом полустанке,
Я маялся во сне.
И не было цыганки,
Чтоб нагадала мне.
Чтоб хоть на картах в этом мире
Мне выпал точный срок,
Когда в ее квартире
Раздастся мой звонок.
2002 год
ДРУГ МОЙ КОЛЬКА
Друг мой Колька – зуб железный,
С виду легкая рука.
Для науки тип полезный,
А для общества – слегка.
Скажет слово – как отрубит,
Глаз подернет пеленой.
Кольку, ох, как девки любят,
Если спутают со мной!
Мы на снимке как два брата –
Оба в профиль плоховато –
Не попишешь образов.
А мне Колька всех дороже,
Потому что мы похожи
По системе Ломброзо.
Друг мой Колька окаянный –
От горшка все сходит с рук.
Он не курит. И не пьяный –
То ль не хочет, то ль – недуг.
Как пошутит – девки в хохот.
И завьются, как угри.
Только Колька мне про похоть
Ничего не говорит.
Мы на снимке как два брата –
Оба в профиль плоховато –
Не попишешь образов.
А мне Колька всех дороже,
Потому что мы похожи
По системе Ломброзо.
Друг мой Колька – страсть к рулетке.
Он игрок. И я игрок.
Он поставит фишки метко,
Если только я помог.
Третий день, как полоумный,
Ходит он. А я – вдвойне.
Он с ума сойдет от суммы,
Как узнает, сколько – мне.
Мы на снимке как два брата –
Оба в профиль плоховато –
Не попишешь образов.
А мне Колька всех дороже,
Потому что мы похожи
По системе Ломброзо.
Пролетает, ох, как бойко,
Жизнь вокруг. И всадник лих.
И у Кольки тоже койка,
И стол привинчен на двоих.
Нам решетку дождик мочит,
Он поет, а я бренчу.
Он в тюрьме сидеть не хочет.
И я тоже не хочу.
1996 год
КИНО, КИНО
Слабый пол – весь как зараженный
микробом –
Прямо в космы повцепляется вот-вот.
Кинопробы, кинопробы, кинопробы:
Всех попробуют, но кое-кто пройдет.
Интер-Верочка уже есть.
И смотри, какой с нее был сбор!
Людям что, им по глазам – хлесть! –
На постелях верховой спорт.
Победила та, что полом всех слабее.
Но опять же, по параметрам сильней.
Не синеет, не бледнеет, не краснеет –
В общем, все надежды связанные с ней.
И сказал режиссер так:
«Обещаю битву масс у касс.
Мы поставим половой акт.
И, может, даже не один раз».
Сценарист корпит, на пуп пускает
слюни,
Вяжет флирты, вояжи и куражи.
Акт давай! Тогда никто не переплюнет.
Акт давай! Да чтобы от души!
И поменьше разных там дряг –
Это так народ поймет, промеж строк.
Где сомненье – там давай акт.
А где собранье – там давай рок.
Дело сделано. Читаешь – нету мочи.
Можно ночью прямо даже без жены.
И снимать такое надо только в Сочи,
Чтобы были уже все поражены.
Дубль – раз, режиссер – ас:
«Совокупленных прошу млеть.
А, ну-ка, Маня, расчехлись и – фас! –
Получается, гляди-кася, комедь».
Бабки с дедками глазеют: «Неприлично!
Совращает девка внаглую юнца.
И с лица-то вроде все фотогеничны,
А только что-то их снимают не с лица».
Есть у девки, что смотреть, факт.
И у парня, что смотреть, есть.
Но: «Третье действие… Шестой акт…»,
Мать честная, нешто впрямь – шесть?!
Давка, драка, ор с симптомами психоза –
На премьеру прорывается толпа.
Вот что значит точно выбранная поза.
Вот что значат эти слюни до пупа.
Первый приз. Режиссер – маг.
Возвести его тотчас в сан!
Ведь он с искусством совершил акт.
А вот дите уже родил сам.
1986 год
КОЛЫБЕЛЬНАЯ НАЛЕТЧИКА
Спи, спи, милая.
В окна выйду я.
Стучат в пролетах сапоги.
Спи. Ночь выпита.
За мной по пятам
Невозвращенные долги.
За мной гуляет МУР –
И вот почти что выпас.
Дворняга верная меня
Ни в жизнь не выдаст –
С давнишних-давних пор
Мы с ней почти родня –
Один и тот же двор
У ней и у меня.
Спи. Я вымелся.
Пульс весь выбился.
Они у скважины дверной.
Родного родней
Верной парой мне
Шестизарядный вороной.
И коль ворвутся в дом,
Их тут же хватят корчи.
Прости, хорошая, но
Будет сон испорчен.
Я мог бы им, клянусь,
Сквозь дверь устроить бой,
Но ухожу – боюсь
Спугнуть твой сон пальбой.
Спи. Спи, дурочка.
Темень в улочках.
Звезда свинцовая – в картуз.
Горло рвет ЧК:
«Взять налетчика!»
Пришит на мне бубновый туз.
И все же в траур тиснут
Мой портрет нескоро –
Я возвернусь, клянусь вам
Честным словом вора.
Ну, а теперь – спешу.
Не зажигайте свет,
Покорнейше прошу,
Пока простынет след…
1986 год
КОСОЙ
Она стригла ему волосики
И ножницами – чик-чик-чик –
Пырнула в глаз, и стал он косенький –
Хоть стой, хоть падай, хоть кричи!
Свою вину она тогда уже
Сняла, хоть, в общем, неспроста
Пырнула в глаз. И стала замужем.
Заместо Красного Креста.
А после жалила осой:
– Ты искалечил жизнь мою!
Забрали черти чтоб тебя
В машину с красной полосой!
Косой!
Проси покоя – не допросишься.
И угождай – не угодишь.
То, мол, чего все время косишься?
