Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений
Расправившись со всеми арийцами, христианами, непогибшими лириками, г. Блок принимает себе «в сердце»… Савонароллу. Кланяйся, монах! Г. Блок прямо заявляет о своем великодушии к тебе: «вот ему — хлеб, вода и рубище от наших щедрот». Отсюда видно, что «проклятый лирик» действует «не без расчетца» и бедному флорентийцу не много перепадет от его «щедрости». Наконец, г. Блок бросает стрелу в «мещан». «Не умеющий слушать, тот мещанин, который оглушен золотухой и бледен от ежедневной работы из-под палки, — вот ему его мещанский обед и мещанская постель. Ему трудно живется, и мы не хотим презирать его: он не виноват в том, что похлебка ему милее золотых снов, что печной горшок дороже звуков сладких и молитв». Аристократизм лорда Байрона не к лицу г. Блоку. Истинный аристократизм — благороден. Байрон в значительной мере в силу своего аристократизма являлся защитником угнетенных и бичом тирании. Глумиться над бедным тружеником за то, что он «оглушен золотухой и бледен от ежедневной работы», снисходительно заявлять, что «мы не хотим презирать его», — как всё это аристократично] Нет, г. Блок, хоть Вы однажды на страницах того же «Золотого Руна» и обругали графа Алексея Толстого «аристократом, мягкотелым и сантиментальным», но, право, Вам не мешало бы почаще бывать в настоящем аристократическом обществе, хотя бы для того, чтобы осторожнее судить о «мещанах»!
Во II-й главе Блок особенно настойчиво доказывает, что поэт может быть «хулиганом, подлецом, развратным, кощунствующим атеистом и злым трусом». Не спорю. Далее, приходя в бешенство и как будто отстаивая какие-то свои права: «Поэт совершенно свободен в своем творчестве, и никто не имеет права требовать от него, чтобы зеленые луга нравились ему более, чем публичные дома». Что с Вами, г. Блок? De gustibus non est disputandum.
Затем г. Блок восхваляет Бальмонта и утверждает, что «весь искус Европы — с Бальмонтом». Бедная Европа! Как же так? Лейбниц, Шекспир, Гёте… Э! да что тут!
Перехожу теперь к тому, что собственно говорит Блок о моей книге. Я не буду возражать Блоку по вопросам техники. Почти все его обвинения ранее высказаны Брюсовым, и я ответил на них в своем месте. Умолчу и о тех мотивах, которые побуждают поклонника музы Вячеслава Иванова находить у меня «грубые славянизмы» и автору «Балаганчика» возмущаться цинизмом стихов о беременной женщине, заимствованных мной у Немезиана. Скажу только несколько слов по поводу «мистического града», о котором я упоминаю в предисловии и который прямо «взорвал» г. Блока. «Мысль автора “Цветов и ладана” витает около “града, обещанного религиями”». Хотя словом «витает» еще не доказано ровно ни чего, однако видно, что тут г. Блок задет и как-то обижен. Очевидно, у певца «Прекрасной Дамы» свои счеты с «Новым Иерусалимом». Но не осилить проблемы — не значит ее преодолеть. Арлекинада «Балаганчика» — не возражение молитвам литургии.
Несостоятельность Блока в роли мистического пророка, рыцаря Мадонны, за последнее время достаточно выяснилась. Не более удачно играет он роль стихийного гения. Как бы отрицательно ни относились мы к пафосу стихийности, мы не можем не приклониться перед такими титанами стихийности, как Микель-Анджело, Эмиль Зола, Лев Толстой. Но что же общего со стихийным титанизмом имеет г. Блок, пересадивший на русскую почву хилые, чахоточные цветы западного декадентства, создатель бесплотных и бескровных призраков в стиле Мориса Дениса и Метерлинка?
Наконец, г. Блок уверен, что он — демонист первого сорта. Но об этом мы поговорим в свое время.
Среди несвязного лепета и бреда, где мысли сочетаются по законам первичных ассоциаций, одна мысль сверкнула как молния: «Так я хочу. Если лирик потеряет этот лозунг и заменит его любым другим, — он перестанет быть лириком». Нет, г. Блок. Лозунг замоскворецкого Тита Титыча не идет лирику. Необходимое условие художественного творчества есть сознание иной высшей воли. Истинный лирик творит «не во имя свое». Это прекрасно сознавал лучший поэт наших дней, заимствовавший вечного огня Гёте и Пушкина, когда писал:
Нам кем-то высшим подвиг дан,
И властно спросит он отчета.
Какой отчет дадите Вы, г. Блок, за Вашу похлебку a la Saintc Vierge? Или Вы залепечете о «румяном академике» и «долгобородых арийцах»?
ПОЭМЫ
ДЕВА НАЗАРЕТА. Поэма[246]
I[247]
Возраст последний уже настал по Кумейским вещаньям,Новых великих веков чреда зарождается ныне.Вот уж и Дева грядет, грядет и Сатурново Царство,Новое племя уже с небес посылается горних!..Вергилий, IV эклога
Пред ним склонился Рим. Чужие племенаУвидели, что он Юпитером отмечен.Междоусобная окончена война,Отныне прочный мир народам обеспечен.
Диктатор, консул он, трибун, верховный жрец,Не равный никому в своей великой славе,Разноплеменных стран властитель и отец,Вчера с Антонием боровшийся Октавий.
Доспехи брошены, и, заключен в ножны,Висит без дела меч, оставленный и ржавый:Молчат провинции, разбои смирены,И Цезарь властвует над крепкою державой.
Столица празднует забвение тревог,На белых статуях благоухают розы,И в храме предстоит Октавий-полубог,Он — накануне дня своей апофеозы.
И боги новые текли со всех сторон концовВ столицу Августа. Покинув пирамиды,Явилась в Рим толпа угрюмых мудрецов,Хранивших таинства божественной Изиды
В окне святилища едва бледнел рассвет,Великий жрец гадал по книге вещих знаков…Когда же прочитал таинственный ответ,Упал пред идолом, испуганно заплакав.
II[248]
Victa iacet pietas, et virgo caede madentis ultima caelestum terras Astraea reliquit.Ovidius. Met. II
На дороги покатыеСолнце смотрит, алея;Стройно высятся статуиВ кипарисной аллее.
Вот народ возвращаетсяПо домам вереницей.На носилках качаетсяГорделивый патриций.
Зелень благоуханнаяОбвилась по аркадам,Брызжет пена фонтаннаяСеребристым каскадом.
Над уснувшими парками,Над густыми садами,Над изящными аркамиНебо блещет звездами.
Меркнут краски закатные,Стих на улицах гомон.Вспоминал времена невозвратные,И о веке мечтал золотом он:
«Золотую росуДуб медвяный не точит,И в священном лесуЛишь источник рокочет…
Зародилась враждаСредь людских поколенийОтлетел навсегдаМира ласковый Гений…
И жесток человек,В преступленьях старея;Отлетела навекДева правды, Астрея…»
Вечер гас и бледнел,Опускался туман,И без устали пелСеребристый фонтан.
III[249]
Не Изида трехвенечнаяТу весну им приведет…
В лучах сиял небесный свод.На берегу дымился кратер.По ярко-синей глади водВезли богиню Magna Mater.
Но вот в мгновение одноПомерк веселый блеск лазури,Бежит поспешнее судно,Почуя приближенье бури.
Толпятся люди в полутьме,На корабле рыданья, визги…В лицо стоящим на кормеЛетят соленой пены брызги.
Оторван руль, трещит корма,Темнее небо и враждебней…И пены белая каймаБлестит во мгле на вставшем гребне.
Спасенья нет, всему конец!..Разорван парус… В страхе бросилМолитву шепчущий гребецВ морскую пасть обломки весел.
Дрожащей молнии зигзагБлеснул мгновенно и потухнул,Смешалось всё, и в бурный мракКумир богини с треском рухнул……………………………………..
В сияньи розовой звездыЛегли серебряные росы,Впивались в зеркало водыПеска желтеющие косы;
Недвижна гладь вечерних вод,Горит заря, дымится кратер,Сирен рыдает хороводТам, где погибла Magna Mater…
Солнце спустилося низко,В волны лучами упало,Пурпур вечернего дискаВ зыбях зеленых купало.
Моря поверхность тиха,Росы вечерние капали…Звонкая песнь пастухаСмолкла в уснувшем Неаполе.
В бледных волнах замерлаДев одинокая жалоба…Мерно качаясь, плылаСудна разбитого палуба.
И берег с пальмами дремал,Морская птица не рыдала,Весь мир грядущему внимал,И берег ждал, и море ждало…
IV[250]
Семя жены сотрет главу змия.Бытие III
Долина сонная у Иорданских водТо волнами текла, то становилась глаже.Еще молчала жизнь. У запертых воротНа ложе каменном полудремали стражи.
Сияньем погася неверную звезду,Вставала на небе златистая корона.Деревья ожили в полях, в лесах, в саду,У серебристых волн бегущего Кедрона.
Горели пурпуром высокие дворцы,Сторожевых постов наточенные зубы;В полях, за городом оделись в багрецыКрасивых домиков белеющие кубы.
На каменной скалы грозящей крутизнеСверкали выступы Антониевой башни;В чертогах Ирода всё спало в мертвом сне,Отдавши эту ночь распутно-пышней брашне…
Столица гордая под тягостным ярмомЕще хранила вид своей недавней мощи.Вдали Вифания проснулась под холмом,Селенье мирное, в тени масличной рощи.
Проснувшийся рыбак на небольшом двореЗадумчиво сидел, чиня хомут ослиный;Под щебетанье птиц дремали на гореЛиствою серою одетые маслины.
Иосиф быстро шел по улицам крутым,Среди немых домов и площадей безлюдных;Горела в нем душа предчувствием святым,До дна раскрытая для откровений чудных…
* * *
Сам ли знал он… Божий зов лиВел его… Он видит храм…Высоко на белой кровлеВознеслася Мариам.Всё поняв, душою чуткий,Плотник радостно взирал:На лице Ее игралСвет зари — и незабудкиГлаз глубоких озарял…Как стрела, темнели брови,Взор молитвою сиял.В небесах пурпурной кровиТаял утренний фиал.И стояла, вся блистая,Еще чуждая скорбей…Налетев, плескалась стаяДымно-сизых голубей.Роз гирлянда украшалаЗлато кос вокруг чела…Тучка с неба подплылаИ у ног ее дышала.Иудею осенялаНежно-белая рука…Вся, как лебедь, широка,Над вселенною сиялаИ на мир благословлялаПредтекущие века.
* * *В распаденьи бесконечном,Сонмы тварей без концаЧрез Тебя в единстве вечномВечны в Вечности Отца!
Праха с небом примиренье,Сердца радость и покров,К Солнцу мира возвращеньеРазметавшихся миров!
В вертограде Божья лозаИсточает ток вина,И мистическая розаВ звездном круге возжена…
Небеса огнем залиты…В блеске вечных алтарейПред Марией в прахе сбитыСонмы духов и царей.
Мир, усталый от страданья,Обещанию внемли!Не напрасны ожиданьяТоржества и оправданьяДревней матери Земли!
Дети, дети дряхлой Евы!Вновь восстанем, спасеныВечной тайной Вечной Девы,Чистым семенем Жены!
Близко, близко это время!Слышу веянье весны…Мир спасет святое семяВечно девственной Жены!
V[251]
Ιδου η δουλη κυριου γενοιτο μοι κατα το ρημα σουΛουκα, Ι
Через раму оконнуюВижу синюю даль;Над долиною сонноюЗацветает миндаль;
Вижу в синем тумане яГор сияющий трон;Зацвела Гефсимания,Запевает Кедрон,
Стать блаженно-счастливымиНаступила пора…Зацветает оливамиГолубая гора…
Ангел с крыльями белымиПросиял из угла,Лучезарными стреламиПеререзана мгла…
В пальцах — лилия нежная,Стебель зелен и прям,Лучезарная, снежнаяБелизна по кудрям;
Где-то — голубь воркующий,Брезжит утренний свет…Скоро, скоро ликующийЗашумит Назарет!
Стать блаженно-счастливымиНаступила пора…Зацветает оливамиГолубая гора!..
Молодая, цветущая,Золотая странаУспокоит грядущиеВ новый мир племена.
Задрожит преисподняя,Разорвутся гроба…Всё исполню: ГосподняяЯ навеки раба.
САУЛ И ДАВИД.Драматическая поэма[252]
