Галина Цурикова - Тициан Табидзе: жизнь и поэзия

ЯРАЛИ

© Перевод К. Арсенева

Судьбою ты нам послан, Ярали,И, верно, музы милость нам явили —Поэт грузинской солнечной землиНаш верный брат Сандро Шаншиашвили.

Взгляни, сомкнулся тесный круг друзей.Мы пленены звенящими словами.Покорены отвагою твоей.Веселие повелевает нами.

О, пойте, пейте пряное вино,Еще полнее наливайте чаши.Мы молоды, нам праздновать дано,Так выпьем нынче за удачи наши.

             «Сюда, Нино, вино            И тари и Тамари.            Хорошее вино            И толумбаш в ударе.            Веселый толумбаш,            Нам послужи примером.            Пей крепкое вино,            Не уступай имерам».

Мы молоды, и ты еще не стар.И с колыбели нас, неискушенных,Обворожил твой несказанный дар, —Нас, в музыку поэзии влюбленных.

Ты поднимался с нашим веком в ростИ магию нашел в обычном слове.Поэт-олень, ты снял покров со звезд…Ну как не выпить за твое здоровье!

Когда зажглась любовь в твоей кровиИ закружила душу круговертью,Ты словно ранил нас ножом любви,Себе и нам завоевав бессмертье.

Не для никчемных песен торжество,О Ярали, а ты дружил с мечтою.И только пламя сердца твоегоДля нас затеплит солнце золотое.

СЕЛЬСКАЯ НОЧЬ

© Перевод Б. Пастернак

Дворняжки малые «тяв-тяв» на месяц в небе,А он к земле — и шмыг от них в овражек.Мешая в шапке звезды, точно жребьи,Забрасывает ими ночь дворняжек.

Дворняжки малые «тяв-тяв» на новолунье,А я не сплю, не спится, как ни силюсь.Что-то другое б сцапали брехуньи, —Унесть в зубах покой мой умудрились.

Все ближе день, все ниже, ниже месяц.Все больше гор, все явственней их клинья.Все видимей за линией предместьицТифлис с горы, открывшийся в низине.

О, город мой, я тайн твоих угадчикИ сторож твой, и утром, как меньшаяИз тявкающих по ночам собачек,Стихами с гор покой твой оглашаю.

Из Окрокан блюду твои ворота.А ведь стеречь тебя такое счастье,Что сердце рвется песнью полноротой,Как лай восторга из собачьей пасти.

РОАЛЬД АМУНДСЕН

Поэма

© Перевод С. Гандлевский

— Проснись, —Человеческой совести соннойТвержу я, —Пусть носит Амундсена имяЗвезда эта,Первенец утренней синиУ солнца во лбу,На краю небосклона.Декабрьская пятница.КолоколаТрезвон погребальныйРазносят по свету.От горя сжимаетсяСердце планеты —Так былоЧетырнадцатого числа.Одних опечалитТоржественный звонЛишь на две минуты,Но станет кому-тоСмерть этаУтратой до смертной минуты.ОтнынеЯ заново горем рожден.Себе говорю я:— Нельзя, чтоб умолкТвой голосИ скорбное сердцебиенье.Не сдерживай речи:Спасти от забвеньяОтвагу — не право поэта,А долг.Коснись славословиемСлуха людского,Дай волю словам,Но достаточно двух:Лишь имя Роальда АмундсенаВслухПроизнесено —И поэма готова.Всю жизнь,Сколько помню себя, это имяПрекрасноеБыло моим наважденьем.Прислушайтесь к памятиСо снисхожденьем,К рассказу,Рожденному днями былыми.Ребенком с Риони,Глаза закрываяИ делая вид,Что не слышу, как матьЗовет меня в дом,Я часами мог ждатьСаней золотыхИз заветного края.Обычное судноВблизи береговКазалось триремойВ бушующей пене.О, как я хотелПревратиться в оленяИ мчаться стрелойСреди вечных снегов.Не спится,И вертишься ночь напролетВ горячей постели,Дыша еле-еле.Мой стих оттого толькоСтих в самом деле,Что в памяти этойНачало берет.Теперь, хоть я самОбзавелся семьей,Ребенком себяОщущаю спросонок.Так конь без поводьевНаходит проселок,По памяти знаяДорогу домой.Закрою глаза —Проплывают опятьОлени и саниПред мысленным взором.Но сколько сиротстваЕсть в детстве, в которомМогилы АмундсенаНе отыскать!ВзывайК человеческой совести сонной,Чтоб далиРоальда Амундсена имяЗвезде этой —Первенцу утренней сини,У солнца во лбу,На краю небосклона.

Я рос и я вырос,Но топи РиониДуше, как и в детские годы,Сродни.Волнуя меня,Как и в прежние дни,Оркестр лягушачийИграет в затоне.Здесь ТютчеваДемоны глухонемыеЗловещий ведутМеж собой разговор.Пленяет меняЭтот гул до сих пор,Как слова грузинскогоЗвуки родные.Пусть нынчеПодобная грусть не нужна,Но разве могу яРасстаться с мечтами?Скажите,Какими такими сетямиСвои кораблиПодыму я со дна?А сколько мучений,Терзаний и слез,Бессонных ночей —Напролет, до рассвета!Пусть станут уделомДругого поэтаСлова, что при жизниЯ не произнес:«На полюс!На полюс!Вперед, смельчаки,Чтоб новые тайныВнезапно открылись!»А мнеКорабли затонувшие снились,МерещилисьПарусники, ледники.Мерещился полюсВ далекой дали.Он был моей тайной,Схороненной в льдинах,Моей АтлантидойВ огромных руинах,Он был перерезаннымГорлом земли.Припомнит мой каждыйБессонный ночлег —Бездонная пропасть,Мечты обитанье, —Того,Кому сердце свое мирозданьеОткрыло, —Такой это был человек.Бок о бок на поискиОси земнойМы вышли.Амундсен взял первенство сходуИ шел,Уподобив несчастному Скотту,Меня самогоИ идущих со мной.Мечте этой,Ревности детской моейЯ веренИ не посрамлю этой чести.Мы вместе искали,Мы умерли вместе —Бок о бок в торосахЛедовых морей.Внемли, —Человеческой совести соннойТвержу я, —Пусть носит Амундсена имяЗвезда эта —Первенец утренней сини,У солнца во лбу,На краю небосклона.

Нет больше Амундсена.Из-за кого,Какого-то НобилеВ черной рубахе,Погиб человекИ, не знавший о страхе,Пал викингов отпрыск,Прямое родство!Весть скорбнаяЗемлю от края до краяСтремглав облетит,Чтоб услышал любой.И Дидерихс в смертный свой часИ ГильбоСкорбели о нем,О себе забывая.И скорбному плачуВсемирному в ладНад Оперным театром ТбилисскимНаклонноОсовиахимаПовисли знамена —И вот СамойловичЧитает доклад.Звучат ли сейчас Самойловича илиЧухновского речи —Тоски не унять.Я «Пьяный корабль»Вспоминаю опять,Который сказал по-грузинскиЯшвили:«Не страшно ли —Сбившийся напрочь с путиСкелет корабельныйНесется к утесам?Корабль, не подвластныйГанзейским матросам,Его мониторам —И тем не спасти.И вместо волныЕвропейского моряХолодная топь,Где бумажный фрегат,Как бабочку,Мальчик пустил наугадИ на воду смотритВ предчувствии горя».

Герой,Покоритель полярных широт,Чухновский,Из камня он высечен, что ли?Живых мертвецовИз ледовой неволиОн спасИ прославил советский народ.Живых он,Живых, а не мертвых искал.Не надо ЧухновскомуТрупа МальмгренаИ славы стервятника,Он не гиена,Не ровня другим,Не полярный шакал.ВплотнуюГолодная смерть подходила.Но с белым медведемСредь гибельных льдинЧухновский сразилсяОдин на одинИ всех накормилШашлыком Автандила.

Театр,Не видавший еще никогдаТаких представлений,Сегодня прекрасен.Здесь слышно,Как дышат «Малыгин» и «Красин» —Дыханье сквозь стеныДоходит сюда.Чухновского, БабушкинаРасспросите —Врагов нашей РодиныЭтот походЛишает покоя,Уснуть не дает,ПугаетЛедовой лавиной событий.События эти —Одна из причин,Дающих ЛитвиновуПолное правоОтстаивать мир.Про геройство и славуВсе знают.Не знает Амундсен один.

Когда бы яГахою был Циклаури,Который, как крышу,Казбек утоптал,Узнав о несчастьи,Я плакать бы стал.Мы всеЦиклаури сродни по натуре.Мечтатели мы.Вот и Гахе поютПрощальную, заупокойную.Верьте,Когда бы он могВыбирать место смерти,Казбек бы он выбралКак вечный приют.ОтсюдаИ Гудамакари отроги,И Гаха несчастныйПредстанут очам,Носилки,И мохевцевВодочный чан,И выпитыеПоминальные роги.И память КазбекСохранит навсегдаО доблестном Гахе —О волчьем колене.Амундсен,Я знаю о том,Вне сравнений,Но Гаха останетсяВ памяти льда.И надвоеЯ расколю ледянойПодсвечник —Мои отвердевшие слезы.Схоронят АмундсенаЛьды и морозы, —И встанут все мохевцы —Шапки долой!Наш долгК человеческой совести соннойВоззвать,Чтобы дали Амундсена имяЗвезде этой —Первенцу утренней сини,У солнца во лбу,На краю небосклона!

ОКРОКАНЫ («Если впрямь ты поэт, а не рохля…»)