Галина Цурикова - Тициан Табидзе: жизнь и поэзия

ЗАПОЗДАЛЫЕ СКАЧКИ

© Перевод С. Ботвинник

Все мне кажется, будто на скачкиНа хромом я явился коне…Стихотворная накипь, горячка,Посрамленье приносишь ты мне!

Я не рыцарь, сражавшийся смело,Да и поля тут нет для атак…Ты же знаешь: мечта улетела.Не пугай — я напуган и так.

Этой крови горчайшей потокиНе с мечом — так со словом пройди!Ждет нас бой роковой и жестокий,Будь же стоек, борьба — впереди…

Возле нашего ясного моряМоре крови уносит сердца…Разве язву смятенья и горяМы не сможем отмыть до конца?

ГибельСловом прекрасным и гордымВстретит лебедь с разрубленным горлом!

ЛИКОВАНИЕ

© Перевод Б. Пастернак

Как кладь дорожную, с собоюНошу мечту грузинских сел.Я — к Грузии губам трубоюПрижатый тростниковый ствол.

Я из груди бы сердце вынул,Чтоб радость била через край.Чтоб час твоей печали минул —Свободно мной располагай.

Поют родные горы хором, —На смерть сейчас меня пошли —Я даже и тогда укоромНе упрекну родной земли.

С поэта большего не требуй,Все пули на меня истрать,И на тебя я буду с небаБлагословенье призывать.

ШАПКА ГАРИБАЛЬДИ

© Перевод М. Шехтер

Я еще безусый был мальчонка,Во мне сердце ласточкино билось,Бой гремел, и пули пели тонко, —Воевать мне не досталась милость.В восемнадцатом году, в апреле,Насмеялись турки над Батуми.Без оружья воины старели,От позора стали мы угрюмей.Но кипела кровь желаньем местиВ злую пору светопреставленья.Стар и млад мечтал, чтоб честь по честиТурок опрокинуть на колени.Как стена, молчало наше войско.Мокрый ветер бил наотмашь злобно.Лишь сердца, исполнившись геройства,Неприступной крепости подобны.…Молодые яростные годыСгинули, исчезли, отшумели.Душу клонят новые невзгоды,И как свечи в час отходный — ели.Сердце, не дробись на сто осколков,Той весны верни знакомый искус.Пусть тебя навек привяжет к долгуПламень шапочки гарибальдийской!

ВСХОДИТ СОЛНЦЕ, СВЕТАЕТ

© Перевод Б. Пастернак

Солнце первыми лучами метитСклоны гор, очнувшись ото сна.Из-за тучи светит и не светитВ ней заночевавшая луна.

Сверху Терек набегает, воя,Снизу слышится Арагвы рев,Солнце незаметною киркоюРазбивает льдины ледников.

По Казбеку вихрь метет с вершины,В пурпуре зари его висок.Стыд тому, кто пред такой картинойСмерти бы еще бояться мог.

Я стою внизу, оцепенелый,И себя совсем не узнаю,Точно вдунул сам Важа ПшавелаЖар Химикаури в грудь мою.

ИЗ СОГАНЛУГА

© Перевод Н. Соколовская

А Кура — колыбельного тише напева.Только здесь, у Метехи, разгуляться не прочь.И луна разлеглась безмятежно, как дева,На плотах облаков, уплывающих в ночь.

Татарчонок оборванный из СоганлугаПогоняет ослов и протяжно поет.Залитая сияньем ночная округаДопоздна разговоры со мною ведет.

Я беспечен и гол, как гора Шавнабада.Только мысли — и судьи мои, и родня.Я не баловень этой судьбы — и не надо.Лишь одно до глубин уязвляет меня:

Что и времени минуло вроде не мало,Но Крцаниси еще потрясает озноб,Что — простреленная — замерла НарикалаИ стоит в темноте напряженно, как гроб.

…А Кура колыбельного тише напева.Только здесь, у Метехи, разгуляться не прочь.И луна разлеглась безмятежно, как дева,На плотах облаков, уплывающих в ночь.

БРАТУ ГАЛАКТИОНУ

© Перевод П. Антокольский

Двое братьев, почти близнецы,Там, в Орпири, мы выросли оба.Там зарыты и наши отцы,Да истлели, наверно, два гроба.Там дома наши рядом стоят.Мы в одной малярии горелиУ разлива Риона в апреле,И одни нас истоки поят.

Ты томишься по лаврам, а мнеЛюбо вспомнить о той стороне,Слушать хриплую жалобу жабьюИли ржавое хлюпанье хляби.Дилижанс, приближаясь, скрипит,Чаландари бредет и вопит,Босоногий певец, и проселокПолон песен его невеселых.

Моя песня лишь отзвук глухойТой трясины, где прошлое тонет.То в ней волчий послышится вой,То как будто бы колокол стонет.Наши матери сгорбились, ждут,И поминки справляют старухи.Да соседи в проклятой округеНикогда уже к ним не придут.

В ГОМБОРАХ

© Перевод С. Спасский

С. Шаншиашвили и Г. Леонидзе

Распыляется, гибнет Уджарма. Но свойОблик все ж сохраняют упорные глыбы.О, хотя бы до нашей доски гробовойВы, стихи о любви, сохраниться могли бы!В ночь такую Вахтангу послышался звонС темных высей. И я различаю: несмелы,До сих пор еще плачут, смотря в небосклон,Остролисты и верески Важа Пшавелы.В Сартичалах играет на тари Сако,Напевает для нас «Сулико» Церетели.Что ж, и наши возлюбленные далеко,Для потерь, для разлук мы любимых имели.Да, умел себя высказать прежде ашуг!Речь должна быть сейчас у поэтов иною.Но пока еще словом владеет недуг,Поступь говора нашего стала больною.Нина, и Суламифь, и Мелита…                                                   ЧистаПрелесть склонов Кахетии. Будто смиряяНрав свой, женщиной сделался тигр. Иль с мостаИз волос — нам открылось сияние рая?Ночь Кахетии сладостнее молокаМатеринского. Негу колеблет Иори.Над Гомборами всплыла луна. И рукаГоргаслана мечом ее сдвинула вскоре.

«Брат мой, для пенья пришли, не для распрей…»

© Перевод Б. Ахмадулина

Брат мой, для пенья пришли, не для распрей,Для преклоненья колен пред землею,Для восклицанья:— Прекрасная, здравствуй,Жизнь моя, ты обожаема мною!

Кто там в Мухрани насытил мараниАлою влагой?                    Кем солнце ведомо,Чтоб в осиянных долинах АрагвиЗрела и близилась алавердоба?

Кто-то другой и умрет, не заметив,Смертью займется, как будничным делом…О, что мне делать с величием этимГор, обращающих карликов в дэвов?

Господи, слишком велик виноградник!Проще в постылой чужбине скитаться,Чем этой родины невероятнойВидеть красу и от слез удержаться.

Где еще Грузия — Грузии кроме?Край мой, ты прелесть                             и крайняя крайность!Что понукает движение кровиВ жилах, как ты, моя жизнь, моя радость?

Если рожден я — рожден не на время,А навсегда, обожатель и раб твой.Смерть я снесу, и бессмертия бремяНе утомит меня… Жизнь моя, здравствуй.

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

© Перевод И. Мельникова

Май всюду есть май. Повсеместное чудо.Но все же в Батуми в нем нежность иная.И понял я нынче — вовек не забуду —Что нет красоте ни предела, ни края.

В смятении память: «А было ли, было?»Так кротко морское пространство дышало.Семь дверец высокое небо раскрылоИ радужным поясом небо сковало.

И лучшая занавесь ирисов белыхКолеблется в такт лакированным кронам.И стаей уснувшей птиц меловотелых —Так розы рассыпаны в глянце зеленом.

Один перед райскими медлю вратами,Что настежь открыты и манят отрадой.Быть может, поэт обречен небесамиНа поиски края, где рая не надо.

Воскликнуть готов: «Гибель вашему роду!»Так мучит сознанье любимое имя.Сияют врата, что венчают свободу.Мне стыдно, что я без тебя перед ними.

ЯРАЛИ